Хозяйка бобового стебля (СИ) - Кофей Ева

— Да я же образно, придурок! Ты мне... напомнил о другой девушке. Мы все были в костюме разных... в общем, разных магических и не очень известных людей. И существ. Вот у неё были щупальца. Это ж надо было додуматься в спектакль засунуть Урсулу... И что же, где-то действительно есть подобный персонаж? И та полненькая милашка оказалась под водой? — Женю передёргивает. — Хотя под водой хоть от воды не холодно...

Платье всё ещё облепляет тело. Неприятно.

Лис звучно и глубоко вздыхает.

— Ладно, слушай, я уж подумал уйти, но... Ай, чем чёрт не шутит! Отвлекай жениха иди. Встретимся за теми деревьями, но долго я за коровой следить не буду, ясно? И за это про другой мир мне расскажешь.

На этих словах он скрывается в траве. А с другой стороны дома раздаётся голос Вилли:

— Дорогая, твоя мать сказала, ты облилась, поливая цветы? Замёрзнешь совсем, иди посмотри, какую шаль я тебе в подарок привёз!

Голова Жени забита продажей коровы, флегматичным недоумением по поводу всей этой ситуации с другим миром и диким страхом, от которого хочется сбежать в мысли об Урсуле и её подводных приключениях.

Тёмные, холодные глубины океана, прекрасные красные кораллы, ракушки и жемчуга, другие русалки, огромные корабли над головой, а в них — прекрасные принцы...

— Сосредоточься... — шепчет она самой себе.

Фантазировать о чужой жизни куда приятнее, чем разгребать кучу внезапных проблем, но всё же она решает, что обязательно справится. Тянет руку к собственным волосам, завязанным на затылке и обнаруживает, что они очень длинные, хоть и не слишком густые.

До поясницы!

У неё были такие же когда-то. До детского дома.

Женя поправляет платье насколько это возможно, прикусывает синюю губу и подходит к Вилли.

Он окидывает её голодным взглядом и комкает в руках нежную, тонкую шерстяную шаль синего цвета.

— Ты... Я согласен, — выпаливает вдруг, округляет глаза и спешит исправиться: — Выходи за меня!

Глава 9. Платье, жемчугом расшитое

Вышедшая к ним мать спешит взять ситуацию под контроль и натягивает на себя улыбку:

— Да согласна она, что ты спрашиваешь, мой хороший! Согласна она. Ты посмотри, — это уже Жене, — какой человек к тебе пришёл! Какой подарок нужный принёс, да так вовремя! — и подталкивает Женю к нему поближе, подмигивая Вилли: — Ну-ка, набрось ей на плечи, согрей! Смотри, она дрожит вся.

Где-то в стороне сарая мычит корова и слышится скрип дверцы. Мать настораживается, но от молодых не отстаёт и не отступает ни на шаг. Так, словно дочь её и Вилли могли разбежаться в разные стороны.

Хотя, судя по выражению лица последнего, бежать он уж точно не собирается...

Вилли, встрепенувшись, словно сбросив с себя наваждение, набрасывает шаль на Женю и собирается для пущего эффекта ещё и приобнять её.

Тёплый и вроде не злобный.

Нужно отвлечь их в доме, а затем отойти, будто на минутку и скрыться вместе с коровой.

Впрочем, может ли она рушить жизнь Джилл? Что если она вернётся и лишится отличной, надо полагать, по местным меркам, партии?

— Спасибо за подарок, В... Вилли, — Женя натягивает на себя улыбку.

— Для тебя я достану всё что угодно, — заверяет он уж как-то слишком живо, пылко, и взглядом всё скользит по облепленному мокрой тканью телу Джилл. — Моя... любимая, — выпаливает он и замирает, словно опасаясь её реакции.

— Вот и отлично, — радуется тем временем мать и пошире распахивает дверь дома. — Заходите, я на стол уже давно накрыла. Детка, ты посмотри, сколько всего жених твой привёз! Правда замечательно? Скажи, как ты рада!

— О, как рада! — в том же наигранном тоне произносит Женя, стрельнув глазами в дровосека, чтобы выяснить, понимает ли он вообще, что здесь происходит.

А он расплывается в радостной, довольной улыбке и, наконец, к счастью или нет для Жени, становится куда увереннее в себе. И обнимает её за талию, чтобы подвести к столу.

— Вот индейка, сыр, вино. Что ты любишь есть? А ещё я тебе бусы подарю! Знаешь, как на солнце красиво сверкают? Самой красивой у меня будешь.

— Она и так у нас красавица, — соловьём заливается мать. — А ест она как птичка! Правда, Джилл? Садись же за стол! — а сама накладывает ей целую миску каши и отрезает огромный ломоть сыра.

Женя накручивает локон волос на палец и демонстративно закусывает губу, кутаясь в шаль.

— Расскажешь, как твои дела? — обращается к жениху. — Какие новости?

И он, выпрямившись, сев рядом с ней и не отрывая от неё полыхающего взгляда, едва ли не задыхается от чувств.

— Всё очень хорошо, моя красавица! Лучше и быть не может. И бандитов, от которых я спас тебя, говорят, почти всех уже повязали. И зайца я вчера поймал вот такого, — разводит он в стороны руками. — Удачно так, сам не ожидал, пока тебя искал. Даже отвлекаться не пришлось. И в доме уже комната твоя готова... Будешь, как царица у меня. И платье для тебя закажу, пусть сошьют. Какое ты хочешь?

Но если взглянуть в окно, можно заметить, как лис, капая слюной на землю (отнюдь не от голода и аппетита...) и скалясь, тянет корову к калитке. Та медленно, но идёт, не упирается.

Женя щурится, раздумывая, как себя вести с ним дальше. Не хотелось бы раньше времени наделать глупостей, но и переезжать к нему нельзя. Во-первых, потому что никакой муж ей не нужен. Во-вторых, потому что здесь — место действия дурацкой сказки.

— Мать?

— Да? — с готовностью отзывается та, заметно напрягаясь, словно так и ждёт от дочери подвоха. — Что, милая?

— Нам нужно поговорить наедине. Немножко совсем.

— Ой... — она бросает быстрый взгляд на Вилли. — Но... Ах... девичьи разговоры, прошу нас простить, — и нехотя поднимается, цепляя дочь за локоть. — Чего тебе? — шипит она ей, отойдя в соседнюю крохотную комнатку.

Женя смеётся.

— Да, нет, ты не так поняла. Это нам с Вилли нужно поговорить наедине.

Она застывает на месте, открыв рот. А затем взмахивает руками и буквально выталкивает её обратно.

— Так давай, давай! И якобы ты со мной говорила, а не просила с ним остаться. Пусть думает, что ты приличная девочка! Иди, — и напоследок звонко шлёпает её по заду.

Женя едва сдерживает смех. Она уверена, что мать Джилл будет маячить рядом и не заметит пропажи коровы. А, значит, всё пройдёт без сучка без задоринки.

— Вилли?

Она встаёт рядом с ним и кладёт прохладную ладонь на его твёрдое плечо.

В психологии это означает симпатию.

Вроде как.

— Да? — он тут же накрывает её руку своей, а затем и подносит к своим губам, пытаясь согреть пальцы Джилл горячим дыханием. — Замёрзла таки? Не греет шаль?

— Ткань насквозь мокрая, — произносит она тонким голосом, садясь к нему на колено, — чувствуешь? — шепчет горячо на его ухо.

— Чувствую... — выдыхает он, и неумолимо скользит взглядом по её фигуре. — Люб я тебе уже? Ты вот мне, да. — И вдруг добавляет: — Чувствуешь?..

Она усмехается.

И вдруг выдаёт то, что и планировала:

— Думаешь, всё так просто будет?

— А? — хлопает он глазами. — А почему нет? Или хочешь ещё чего? Так говори! Всё сделаю.

— Конечно, такая красивая женщина, как я, не достаётся просто сыром и вином. Платье хочу особенное. Расшитое перламутровым жемчугом. А ещё мне нужны эти... туфельки хрустальные.

Вилли чуть не давится воздухом.

— Но... Конечно, ты достойна этого. Но... Дорогая, ты не...

— Царевна нашлась, вот ведь! — возвращается к ним мать, уперев руки в бока. — Он всё для тебя, а тебе туфельки из... Из чего? Хрусталя? Ты что в них делать собралась, лежать?! Лежать удумала?! Она, — меняется тут же в лице и тоне, улыбаясь Вилли, — трудолюбивая у меня, правда. Просто, видно, счастье в голову ударило.

Он собирается что-то ответить, но всех прерывает скрип входной двери.

Анна заходит в дом, смотрит на всех своими детскими глазищами и пальчиком указывает на улицу.

— Ма, там лиса корову украла.