Перевёрнутый мир (СИ) - Иминова Ольга

А старейшинам скажут, что они не знали, что она жена оборотня и почувствовать тогда тоже не могли: запах крови перебивал всё. В общем, как-то так.

— А что Марк? Как он решился?

— Когда он увидел, в каком состоянии Нина, он сам попросил их. Ты бы видела его. Ради того, чтобы она была рядом, он был согласен на всё. Да и выбора у него не было. Уж очень она была плоха. Так что поздравляю, — он приобнял её, — у тебя появилась сестра.

— Да уж, — вздохнула Рената, — неожиданное родство. Надеюсь, обращение пройдёт безболезненно. А Богдан знает?

— Ещё нет. Ему решили пока не говорить.

Утром позвонила Кэрол.

— Обращение продолжается. Она почти полностью восстановилась. Мы успели вовремя. Ещё бы немного — и уже было бы поздно. Марка мы отослали, незачем ему здесь светиться. Пускай немного поучаствует в поисках жены на той стороне горы. А потом мы туда позвоним и расскажем о её спасении двумя лыжниками.

— Спасибо, мама. Я вам очень благодарна.

— Ладно, дочка. Мы перед тобой в долгу, и я рада, что хоть чем-то смогли помочь. А насчет старейшин не переживай, мы как-нибудь выкрутимся. Поступили мы так, как поступил бы любой из нашего клана. А кто это, нам абсолютно все равно.

— Хорошо. Звони, как будут новости, и передавай привет отцу.

Весь следующий день они с Тони нет, нет, да возвращались к обращению Нины.

— Ещё недавно мы обсуждали бессмертие, и вот оно как повернулось, — печально произнесла Рената.

— Бедный Богдан, для него это будет настоящим шоком, — произнёс Тони. — И как Марк будет чувствовать себя рядом с обращённой женой? Им придётся заново узнавать друг друга.

— Особенно Нине, — подытожила Рената. — Ощущения человека и вампира сильно разнятся.

— А у полувампира? — прищурив взгляд, спросил Тони.

— Хочешь проверить? — улыбнулась Рената и, присев рядом, нежно поцеловала. Положив голову ему на плечо, она проговорила: — Ты знаешь, милый, мы никогда не затрагивали эту тему, а мне очень интересно. Помнишь, ты сказал Николь, что у тебя ко мне было не просто чувство, а влечение. Это правда?

Она подняла голову и заглянула ему в глаза.

— Я знаю, что ты меня очень любишь, и никогда не давал повода усомниться в своей любви. И я тебя тоже очень люблю. Но всё же? Что это у нас? Влечение или просто любовь?

— Глупая, — Тони притянул её к себе. — Придумала тоже — просто любовь. Ты — моё наваждение. Я постоянно думаю о тебе, а если мы в разлуке, твой образ всегда у меня перед глазами. А когда я возвращаюсь? Ты разве не видишь, что от одной твоей улыбки я готов горы свернуть и осчастливить весь мир. Ты с первой нашей встречи захватила мою душу и разум. И потом, ты думаешь, нам разрешили бы быть вместе, если бы наши старейшины не доказали, что у меня к тебе влечение?

— Ты никогда об этом мне не говорил, — тихо произнесла Рената, опустив глаза.

— А зачем слова?

Он поцеловал её так нежно и чувственно, что Рената вся отдалась этому поцелую, не в силах преодолеть его власть над собой. Её тело горело в его объятиях и просило еще больше нежности и ласки, ожидая волнительного момента слияния любящих сердец. Всё происшедшее ушло на задний план. Были только они и их любовь, которая была проверена и временем, и чувствами, и обстоятельствами.

Глава 4

«Мир перевернулся», — Герман положил трубку телефона, и в задумчивости уставился в стену. Сообщение, которое он только что получил, поставило его в некое состояние замешательства.

За много лет, находясь в секретарях у Владимира, этот красивый шатен повидал всякое. И сейчас на его бледном, как будто вылепленном античным скульптором, лице с ярко — красными зрачками не отражалось ничего: ни волнения, ни сомнения. Но в голове был только один вопрос: «Как это ему преподнести?».

Наконец он решился, и толкнул дверь в кабинет Владимира.

В полутёмной комнате, освещаемой несколькими бра, расположенными по кругу на стенах, всё дышало аристократизмом.

Диван с изогнутыми подлокотниками, оббитый персидской тканью. Кресло, обтянутое тёмной кожей в каретном стиле. Журнальный столик округлой формы на ножках в виде фигурок львов, в центре которого стояла ваза необычной формы, обвитая коваными цветами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Над диваном висели настенные часы, оправа которых была выполнена в той же технике, что и у вазы. Эти два предмета составляли превосходный ансамбль, и обладали какой-то магической энергией, всегда притягивая к себе взгляд Германа.

Люстра венецианского стекла с множественными хрустальными подвесами и вставленными в неё восковыми свечами, была лишь предметом антуража. Она включалась крайне редко, а свечи так и вообще не зажигались.

Единственное окно, выходящее в парк, закрывали бархатные шторы стального цвета, спадающие на пол и создающие видимость волн. В небольшой промежуток между шторами, прикрытый легкой тканью светло-серого оттенка, робко пробивался дневной свет.

Все эта обстановка прекрасно гармонировала со стенами цвета мокрого асфальта с неброскими фактурными узорами в тон.

Владимир сидел в глубоком кресле с высокой спинкой за массивным письменным столом. За его спиной находился книжный шкаф с многочисленной собственной библиотекой и потайными местами для хранения документов личного характера.

— Ну что там ещё? — раздражённо бросил Владимир, оторвав взгляд от книги. Ему очень не нравилось, когда его отрывали от любимого занятия — вспоминать свое прошлое по историческим событиям, зафиксированным историками и добавлять на полях собственную оценку происходящего в то время.

— У нас проблема, — Герман старался на него не смотреть. — В нашем клане пополнение.

— И в чём проблема? — он с удивлением смотрел на своего секретаря.

— Даже не знаю, как сказать, — Герман пытался скрыть волнение в голосе.

— Герман, не томи. Откуда эта нерешительность? Раньше за тобой такого не водилось.

— У нас в клане теперь жена волка, — быстро проговорил тот.

— Что-о-о? — изумлённое выражение на лице Владимира говорило само за себя. Он поднялся из-за стола.

— Наши обратили жену волка.

После его слов в кабинете воцарилась тишина. И только часы на стене мерно отстукивали уходящие в никуда минуты.

Владимир замер, обдумывая услышанное. Его цепкий ум тут же выбрасывал перед глазами картинки из прошлого, когда между двумя кланами была вражда. «Война, война», — билось в его голове.

Герман терпеливо ждал, внимательно разглядывая вазу и её причудливый узор, который опять притягивал его внимание.

— Шеннон знает? — наконец произнес Владимир.

— Нет, ему ещё не сообщали.

— Так сообщите, — взревел Владимир, — и немедленно ко мне. И кто у нас такой прыткий?

— Кэрол Майер.

— Майер? Опять эти Майеры, — Владимир был в ярости. — Они что, с ума посходили? Быстро ко мне для объяснений!

Когда Герман вышел, он тяжело опустился в кресло. Отшвырнув в сторону книгу, он обхватил голову руками.

«Недолго мы жили в мире, — пронеслось в его голове. — Что же теперь будет? Как это обращение отразится на нашем договоре?».

Он долго сидел в раздумье. Когда в дверь постучали, он уже понял, что это Шеннон.

— Заходи, — произнёс он, не вставая из-за стола.

Шеннон вошёл, как всегда — гордо и величаво. Ни тени волнения не было на его бледном лице.

— Ты в курсе? — спросил его Владимир.

— Да, Герман мне всё рассказал. Но информации мало. Нужно выслушать виновных.

— Ты думаешь, они виноваты? — удивился Владимир. — У тебя есть другие сведения?

— Нет, мне так кажется. Я же тебе говорил, что за этой семейкой нужен глаз да глаз. И вот, пожалуйста, они уже обращают волков.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Жену волка, — поправил его Владимир, — и она человек.

— Да, какая разница, — скривился Шеннон, — это ничего не меняет. У нас проблема. Очень серьёзная проблема.

— Да, ситуация крайне неприятная, — согласился с ним Владимир. — Будем ждать Майеров. Пусть объясняются. Присаживайся, друг мой.