Легенда о принце Ахмеде аль Камель, или Паломник любви - Вашингтон Ирвинг

- Сказки мне, - молвил принц, - о высокообразованный попугай, ты, умеющий проникать к красавицам в самые сокровенные их приюты, не встречалась ли тебе в твоих странствиях та, с которой писан этот портрет?

Попугай взял портрет в когти и, поворачивая голову то в ту, то в другую сторону, принялся рассматривать его поочередно то левым, то правым глазом.

- Честное слово, - пробормотал он наконец, - прехорошенькая мордашка, чертовски хорошенькая, но когда перевидаешь на своем веку такое множество хорошеньких женщин, то исключительно трудно... погоди! Черт возьми, а теперь взглянем-ка еще разик... Да тут нет никакого сомнения - это не кто иная, как принцесса Альдегонда; как же я мог забыть ее, мою дорогую любимицу?

- Принцесса Альдегонда! - повторил за ним принц. - Но где же ее разыскать?

- Полегче, полегче, - сказал попугай, - ее проще разыскать, чем получить в жены. Она единственная дочь христианского короля, который правит в Толедо, и до семнадцати лет должна жить взаперти из-за какого-то предсказания пройдох астрологов. Тебе не удастся даже взглянуть на нее - ни одному смертному не позволено ее видеть. Меня, правда, пускали к ней, чтобы я развлекал ее, и заверяю тебя честным словом видавшего свет попугая, что мне приходилось беседовать с принцессами и поглупее ее.

- Будем друзьями, дорогой попугай, - сказал принц. - Я наследник престола и в один прекрасный день воссяду на трон. Я вижу, ты птица с талантами и хорошо знаешь свет. Помоги мне добиться принцессы, я тебе предоставлю у себя при дворе какую-нибудь важную должность.

- Премного благодарю, - сказал попугай, - но если возможно, предоставь мне, пожалуйста, синекуру*, ибо нам, умам просвещенным, присуще великое отвращение к труду.

______________

* Синекура - хорошо оплачиваемая должность, не требующая значительного труда (от лат. sine cura - без заботы).

Итак, соглашение было достигнуто. Принц вышел из Кордовы в те же ворота, в какие вошел, вызвал сову из ее расщелины, представил ей нового спутника в качестве собрата-ученого, и они опять пустились в дорогу.

Они двигались много медленнее, чем того жаждал сгоравший от нетерпения принц, но попугай привык к светскому образу жизни и не любил, чтобы его беспокоили на заре. С другой стороны, сова спала среди дня, и ее долгие сиесты* поглощали немало времени. Кроме того, ее пристрастие к археологии также было немалой помехой, ибо, желая обследовать все встречавшиеся по пути развалины, она настаивала на частых привалах и любила к тому же рассказывать длинные малоправдоподобные истории о каждой башне и каждом замке в округе.

______________

* Сиеста - послеобеденный сон (исп.).

Принц вначале предполагал, что она и попугай, будучи птицами образованными, обязательно сблизятся и в обществе друг друга найдут обоюдное удовольствие, но никогда он еще так горько не ошибался. Один был, что называется, блестящим умом, другая была философом.

Попугай читал на память стихи, бранил новейшие произведения, витийствовал, проявлял эрудицию в пустяках, сова же считала ученость такого рода никому не нужною чепухой и не признавала ничего, кроме своей метафизики. Попугай распевал песенки, пересказывал чужие остроты, отпускал наглые шуточки по поводу своего степенного соседа и спутника, громко смеясь своим же собственным выходкам; все это сова рассматривала как покушение на ее достоинство; она хмурилась, дулась, злилась и молчала по целым дням.

Принц, всецело погруженный в мечты и в созерцание портрета прекрасной принцессы, не обращал внимания на пререкания своих спутников. Так понемногу они подвигались вперед. По дороге им пришлось одолеть суровые перевалы Сьерра-Морены, пересечь выжженные солнцем равнины Ламанчи и земли Кастилии, идти вдоль берегов "золотого Тахо", вычерчивающего свои хитрые петли по всей Испании и Португалии. Наконец они увидели хорошо укрепленный город со стенами и башнями, возвышавшимися на скалистой горе, подошву которой обегал неистовый и яростный Тахо.

- Смотрите! - вскричала сова. - Смотрите, вот древний славный город Толедо, знаменитый своей стариной. Поглядите на его величественные соборы и вышки, на седые от времени, одетые легендарным величием башни, в которых веками предавались размышлению мои предки.

- Тьфу! - вскричал попугай, прерывая высокоторжественные излияния археолога. - Какое нам дело до старины, до легенд и до твоих предков? Взгляни сюда - это ближе к цели нашего путешествия, - взгляни на этот приют юности и красоты, взгляни наконец, мой принц, на резиденцию твоей неведомой, далекой красавицы.

Принц посмотрел в ту сторону, куда указывал попугай, и на прелестной зеленой лужайке, у самого берега Тахо, увидел роскошный дворец, который поднимался среди зарослей чудесного сада.

Все здесь вполне соответствовало рассказу его друга голубя, описавшего ему резиденцию той, с которой был писан портрет. Принц с замиранием сердца взглянул на дворец. "Быть может, в это мгновение, - думал он, - прекрасная принцесса резвится в тени рощ, или, легкая и изящная, прогуливается по одной из этих великолепных террас, или предается неге и отдыху под этой высокой кровлей". Вглядевшись пристальнее, он заметил, что сад окружен очень высокой стеной, так что проникнуть внутрь почти невозможно, тем более что повсюду расставлена вооруженная стража.

Тогда принц обратился к попугаю со следующими словами:

- О совершеннейшая из птиц, ты обладаешь даром человеческой речи. Поспеши в сад, найди кумир моей души и возвести, что принц Ахмед, паломник любви, направляемый звездами, прибыл за ней на усеянные цветами берега Тахо.

Попугай, гордясь возложенной на него миссией, полетел к саду, перепорхнул через высокие стены и, покружив немного над лугами и рощами, опустился на балкон павильона, повисшего над самой рекой. Здесь, заглянув в амбразуру окна, он увидел принцессу, которая сидела, пригорюнившись, на диване; глаза ее были устремлены на небольшой лист бумаги, и слезы одна за другой тихо струились по ее бледным щекам.

Расправив крылья, пригладив зеленый кафтанчик и взбив хохолок, попугай с самым любезным видом опустился рядом с красавицей. Затем нежным и ласковым голосом он произнес:

- Осуши свои слезы, о прекраснейшая принцесса: я принес утешение твоему сердцу.

Услышав рядом с собой человеческий голос, принцесса была немало изумлена, тем более что, оглядевшись вокруг, не заметила никого, кроме маленькой птички в зеленом кафтанчике, которая вертелась перед ней, отвешивая поклоны.

- Увы, разве можешь ты принести утешение? - спросила она. - Ведь ты всего-навсего попугай.

Попугай был задет за живое.

- В свое время я утешил немало очаровательных женщин, - ответил он сухо, - но оставим наш спор; сейчас я посол от наследного принца. Знай, что Ахмед, принц гранадский, прибыл сюда за тобой и разбил лагерь на усеянных цветами берегах Тахо.

При этих словах глаза принцессы заблистали ярче алмазов ее венца.

- О милейший из попугаев, - вскричала она, - поистине радостны твои вести, ибо я стала слабой, больной и едва живу, томясь сомнениями относительно постоянства Ахмеда. Поторопись же, передай принцу, что слова его послания запечатлены в моем сердце и что стихи его стали пищей моей души. Скажи также, что ему придется доказать свою любовь силой оружия. Завтра - семнадцатая годовщина моего рождения, и король, мой отец, устраивает пышный турнир; многие принцы уже приняли вызов, и моя рука будет наградою победителю.

Попугай полетел назад, проскользнул над зарослями деревьев и опустился около принца, ожидавшего его возвращения. Восторги Ахмеда, который разыскал наконец свою обожаемую принцессу и при этом нашел ее верной и любящей, могут быть поняты только теми счастливыми смертными, которым довелось воплотить свои мечты в жизнь и придать тени вещественность. Впрочем, одно обстоятельство омрачало до некоторой степени его радость - это был предстоящий завтра турнир. И в самом деле, берега Тахо сверкали оружием и оглашались фанфарами многочисленных рыцарей, которые в окружении пышной свиты направлялись в Толедо, чтобы принять участие в предстоящем ристалище. Та же звезда, что распоряжалась судьбою принца, властвовала, оказывается, и над судьбою принцессы: и ее до достижения семнадцати лет тоже держали вдали от света, дабы уберечь от любовной страсти. Впрочем, слава о ее красоте благодаря этому заключению скорей возросла, нежели потускнела. Многие могущественные принцы домогались ее руки, и ее отец, король на редкость мудрый и осторожный, не желая наживать врагов (что было бы неизбежно, если бы он оказал кому-нибудь предпочтение), предоставил решение этого дела оружию. Между соперниками иные славились своей необычайной силой и доблестью. На что же мог надеяться бедняга Ахмед, не имевший доспехов и не обученный рыцарскому искусству?

- О несчастный, несчастный принц, - воскликнул он, обращаясь к себе. Тебя воспитали взаперти под бдительным оком философа. Но к чему алгебра и философия в любовных делах? Увы, Эбен Бонабен, почему ты не научил меня обращаться с оружием?