Молчание золота - Андрей Таманцев

Впрочем, Елена, высокая статная девушка лет двадцати пяти, с чуть раскосыми глазами, точеными чертами лица и большим хищным ртом, сама могла занять разговорами кого угодно: с ее высшим филологическим образованием, рафинированным интеллектом и прекрасной манерой изъясняться это была не проблема. Ламбер находил Елену идеальной женщиной. Ему вообще нравились русские. А эта русская, с пикантной примесью восточной крови, с бархатной ленцой, которая разлилась в миндалевидных глазах и сквозила в каждом жесте, небрежном ли, как у сонной кошки, или отточенно-остром, как у бросающейся на жертву змеи, — эта русская совершенно покорила Ламбера.

По своей сути он был изысканным Гурманом, что совершенно не мешало ему в свое время потаскаться по притонам Марселя и Парижа, а также полжизни прожить в условиях жуткой антисанитарии на раскопках. Ламбер находил, что на столь сомнительном фоне еще острее чувствуются лучшие стороны, лучшие грани, лучшие люди этого мира.

Впрочем, археолог Ламбер был моралистом во всем, что не распространялось на его собственные привычки, в том числе и аморального свойства. Будучи русским по происхождению, он имел совершенно европейский менталитет, который позволял ему воспринимать и Россию, и излюбленный им в последнее время Восток как экзотическую приправу к блюдам повседневной жизни западного человека. Приправы были порой то грубыми, то изысканно-тонкими, то шокировали и вгоняли в сладкий, липкий ужас.

Неудивительно, что при таких наклонностях Леон Ламбер связался с Еленой. Та была странной и опасной женщиной, и Ламбер чувствовал исходящие от нее нервные токи этой опасности, что заставляло чувственно раздуваться крылья его большого носа.

Она положила свою руку с длинными тонкими пальцами поверх его сильной кисти. Рука ее, несмотря на то что в ресторане было тепло, была такой холодной, что Ламбер даже вздрогнул, хотя у него были железные нервы. Ловя себя на том, что Елена вызывает у него неслыханно противоречивые чувства, он едва не убрал руку, уже готовый отказаться от того, что задумал. Но она вдруг улыбнулась, чуть подавшись ему навстречу, — и Ламбера как опалило. Он почти заставил себя говорить:

— Этот подарок дороже чего бы то ни было, дороже его только ты. Но сначала ты должна примерить. У тебя такие тонкие запястья.

— При чем тут мои запястья?

— Это я так. Они очень тонкие. Не знаю, выдержат ли. Да вот… посмотри сама, девочка. Считай, что это тебе к предстоящему Рождеству.

И он вынул из кармана деревянную коробочку и открыл ее. То, что лежало в этой коробочке, изнутри обитой бархатом, плохо гармонировало с ее внешним видом. Коробочка и обивка выглядели изысканно, но вполне современно, тогда так покоящийся в ней предмет…

Елена подняла руки, сломив их в запястьях (тонких-тонких), и коснулась пальцами висков. На ее лице высветилось ничем не прикрытое восхищение, хотя столичные сплетники не зря поговаривали, будто Елена, как настоящая светская львица, никогда не выказывает своего удовольствия от подарка. Во всяком случае, так было, даже когда один ее друг, известный предприниматель, захотел подарить Елене… нефтяную вышку. Впрочем, нефтяная вышка — это, конечно, совсем не то, что следует дарить женщинам, даже молодым, корыстолюбивым и живущим на широкую ногу. А вот содержимое коробочки, нежно обитой бархатом очень глубокого оттенка…

В коробочке лежал браслет. На своем веку Елена видела сотни браслетов, ей их дарили, она сама покупала или капризно вытребовывала их. Однако ТАКОГО браслета ей видеть не приходилось. Тусклый блеск чистого и древнего золота удовлетворил бы даже самого придирчивого знатока. Браслет был спиралевидной формы, в виде прихотливо изогнувшегося змеиного тела. Змеиного?.. Нет. Это был дракончик. Неизвестному мастеру поразительными ухищрениями удалось создать золотого дракончика так, что он выглядел живым. У него были лапки, хвост, сомкнутые крылья и довольно массивная головка. Ясно были выделены миндалевидные глаза и прижатые ушки дракончика, а орнаментальные завитки чешуи были выполнены рельефно — казалось, вот-вот это сказочное животное выпрямит свое золотое тельце и выпорхнет из коробочки, вмяв лапками бархат.

— Какая прелесть… — прошептала Елена. — Ленни, это… это просто поразительно! Это… древняя драгоценность, да? А какие у него глазки! Черные, искрятся… какая прелесть!

— Глаза дракона выполнены из черных бриллиантов, — глухо выговорил Леон Ламбер. — А вот здесь, по хребту, рубиновая инкрустация. Огранка камней, эмалевые вставки для зубов дракончика и общая нюансировка этой работы, по мнению экспертов, соответствуют ювелирному искусству материковой Греции третьего-четвертого века до нашей эры. Судя по всему, тогда и изготовлен этот браслет, который ты… Надевай же!..

Она взяла драгоценность и примерила. Гравированная голова дракончика, с эмалевыми зубами и бриллиантовыми глазками, уютно расположилась точно на запястье Елены, дракончик обвил ее нежную тонкую руку, и золотые завитки чешуи на фоне холеной бледной кожи вдруг показались Леону Ламберу лепестками желтой розы, брошенными в тонкое белое вино. Впрочем, он тут же оторвался от своих изысканных параллелей и перешел к самой что ни на есть конкретике:

— Эту вещь я нашел на раскопках под Самаркандом. Ценность ее не поддается описанию.

— Под Самаркандом? — Она взмахнула ресницами. — Но ведь Самарканд в Узбекистане, а ты, Ленни, говорил о том, что эксперты относят ее к Древней Греции… третьего века до нашей эры!..

Он огляделся по сторонам, поплотнее задернул штору, отделяющую их маленький ВИП-зал от основного помещения ресторана, и проговорил:

— Эксперты — это громко сказано. Эту вещь видел только я. Конечно же Самарканд в Узбекистане. Но все-таки я специалист и утверждаю, что этот браслет изготовлен две с половиной тысячи лет тому назад в Древней Греции. Качество выделки и искусство, с которым изготовлена вещь, заставляют меня думать, что браслет выполнен… для какого-то очень знатного человека. Вельможи, полководца… или, может быть, царя. Точнее, для царской жены.

— Царской жены… — пробормотала Елена, пожирая браслет глазами, — поразительно… Спасибо тебе, Ленни, милый. Я никогда, никогда не забуду этого подарка. Это лучший подарок в моей жизни.

— Конечно, НЕ ЗАБУДЕШЬ, — тихо и с горечью выговорил он и, припомнив кое-какие обстоятельства, при которых достался ему этот браслет, невольно содрогнулся.

Если бы Елена не увлеклась так созерцанием чудесной вещи, кое-какие нотки, проскользнувшие в его голосе, могли бы насторожить ее. Но она всецело упивалась подарком, разглядывая почти живую мордочку дракончика, его четко очерченные гравированные ноздри и бесценные бриллиантовые глаза… Леон Ламбер взял женщину за руку, поцеловал тонкую кисть, и ему показалось, будто рука Елены пахнет виноградом… свежим, вызревшим, с солнечных склонов Южной Франции виноградом, из которого делается чудеснейшее в мире вино.

— Еще вина, дорогая? — спросил он. — Думаю, что царская жена, получившая от своего любимого эту драгоценность, непременно потребовала бы самого лучшего хиосского вина. Хиосского у нас, конечно, нет, а вот лучшего французского выпьем непременно.

Елена вдруг оторвалась от браслета и проговорила:

— Ленни, милый… я слышала… конечно, это глупые бредни… но я слышала, что подобные драгоценности, которые мы, люди современности, как бы отняли у давно умерших древних…

— Что?

— …такие драгоценности не приносят удачи. Ты действительно думаешь, что эта вещь могла принадлежать… самому Тамерлану? У тебя был такой завороженный взгляд, когда ты дарил ее!..

Ламбер помолчал. Короткая судорога вдруг возникла в его смуглом лице с массивным подбородком и четко очерченными губами. Впрочем, археолог быстро овладел собой и ответил:

— Девочка, я могу предполагать все, что угодно. Эта вещь бесценна, и я обязан был передать ее в музей, но я хочу, чтобы она принадлежала тебе. Вот так.

— Ты чего-то недоговариваешь.

Он нехотя улыбнулся:

— Дело в том, что она МОГЛА принадлежать Тамерлану, точнее, одной из его жен, потому что мужчина не мог носить такого браслета. Уже тогда, во времена Тамерлана, браслет был древним. И потому проклятие, распространяющееся на все сокровища Тамерлана, не может коснуться этого дракона. Хотя проклятие сокровищ Тамерлана — это такая милая мифологема, легенда, выдуманная самими же археологами для придания своей работе большей значимости. Тамерлан вообще был мрачной личностью, отсюда все эти «байки из склепа». Говорят, что он не улыбнулся ни разу за тридцать лет. Но он же, в самом деле, не Луи де Фюнес и не ваш этот, как его, юморист… Петросян, — вспомнил Ламбер, — чтобы демонстрировать какие-то комические ужимки. Хотя другая мрачная легенда, связанная с Тамерланом, получила свое подтверждение, а оттого достаточно известна. Ты у меня девочка образованная, можешь и знать. Слыхала про то, как вскрыли могилу Тамерлана?