Американский психопат - Брет Эллис

— Не знаю, в курсе ли ты, но я тоже с инопланетянами не общалась, — говорит Эвелин.

— Ага, но ты встречаешься с Бэйтменом, что равносильно общению с инопланетянами, — гогочет Прайс. Я швыряю в него подушкой. Он ловит ее на лету и кидает обратно в меня.

— Оставь Патрика в покое. Он — милый соседский мальчик, — говорит Эвелин, намазывая лицо кремом. — Ты ведь не инопланетянин, правда, милый?

— Должен ли я удостоить этот вопрос ответом? — вздыхаю я.

— Милый, — глядя на мое отражение, она надувает губки. — Я знаю, что ты не пришелец.

— Какая радость, — бормочу я себе под нос.

— Сташ в тот вечер был в «Одеоне», — продолжает Прайс и испытующе смотрит на меня. — В «Одеоне». Ты слушаешь, Бэйтмен?

— Нет, его не было, — говорит Эвелин.

— Нет, он был, только тогда его звали не Сташ. Его звали Подковка, или Магнит, или Лего или еще как-то, столь же солидно, — усмехается Тим. — Не помню.

— Тимоти, о чем ты? — устало спрашивает Эвелин. — Я тебя даже не слушаю. — Она протирает ваткой лоб.

— Нет, мы же были тогда в «Одеоне», — с некоторым усилием Прайс принимает сидячее положение. — Не спрашивай, почему, но я отчетливо помню, как он заказал тунца каппуччино.

— Карпаччо, — поправляет Эвелин.

— Нет, Эвелин, любовь моя. Я отчетливо помню, как он заказал тунца каппуччино, — говорит Прайс, разглядывая потолок.

— Он заказывал карпаччо, — не сдается она, протирая ваткой веки.

— Каппуччино, — настаивает Прайс. — Пока ты его не поправила.

— Сегодня ты его даже не узнал, — говорит она.

— Да, но я его помню, — Прайс оборачивается ко мне. — Эвелин назвала его «добродушным культуристом». Так она мне его и представила. Клянусь.

— Заткнись, — с раздражением говорит Эвелин, но все же кокетливо улыбается, глядя на Тимоти в зеркало.

— Что-то я сомневаюсь, что Сташ появляется в светской хронике в журнале W, а я-то всегда думал, что ты этим руководствуешься, выбирая друзей, — говорит Прайс, бросив на нее ответный похотливо-волчий взгляд, Я сосредоточен на своем «Абсолюте» с клюквенным соком, который похож на жидкую, водянистую кровь со льдом и лимоном.

— А что там у Кортни с Луисом? — говорю я, в надежде прервать их обмен взглядами.

— Господи, — стонет Эвелин, вновь повернувшись к зеркалу. — Самое ужасное — даже не то, что Кортни больше не нравится Луис. Самое ужасное…

— Ей закрыли кредит в Bergdorf's? — предполагает Прайс. Я смеюсь. Мы бьем друг друга по рукам.

— Нет, — продолжает Эвелин, тоже развеселившись. — Самое страшное то, что на самом деле она влюбилась в какого-то торговца недвижимостью. Чурбан из деревни.

— У каждого свои трудности, — глубокомысленно замечает Прайс, рассматривая свои ногти. — Но, господи, эта… как ее там… Вэнден?

— Только не начинай, — морщится Эвелин и принимается расчесывать волосы.

— Вэнден — нечто среднее между… The Limited и… ношеным Benetton, — говорит Прайс, закрыв глаза и сжав руки.

— Нет, — улыбаюсь я, пытаясь поучаствовать в разговоре. — Ношеным Fiorucci.

— Да, — говорит Тим, — наверное. — Он открывает глаза и снова таращится на Эвелин.

— Тимоти, отстань, — говорит Эвелин. — Что ты хочешь, она из Кэмдена.

— Господи, — стонет Тимоти. — Меня тошнит от проблем девочек из Кэмдена. Мой любимый, я его так люблю, а он любит другую, я так тоскую, а он меня не замечает, бла-бла-бла, ля-ля-ля. Господи, как это скучно. Студенты. И они этим живут. Печально это, да, Бэйтмен?

— Да, — говорю я. — Печально.

— Видишь, Бэйтмен со мной согласен, — самодовольно ухмыляется Прайс.

— Он не согласен. — Бумажной салфеткой Kleenex Эвелин вытирает то, что она только что намазала. — Тимоти, Патрик не циник. Он соседский мальчик, правда, милый?

— Неправда, — шепчу я себе под нос, — я злоебучий психопат.

— Но даже если и так, то что? — вздыхает Эвелин. — Она не самая умная девушка в мире.

— Ха, не самая умная! Тоже мне, открытие века! — кричит Прайс. — Сташ тоже не самый смышленый парень. Отличная пара. Они где познакомились, на «Любви с первого взгляда»?

— Оставь их в покое, — говорит Эвелин. — У Сташа есть талант, и я уверена, что мы недооцениваем Вэнден.

— Эта девушка… — Прайс поворачивается ко мне. — Слушай, Бэйтмен, эта девушка… мне Эвелин рассказывала… она взяла в прокате «High Noon», потому что думала, что это фильм про людей, — он глотает слюну, — которые выращивают марихуану.

— Я тут подумал, — говорю я. — Мы ведь так и не выяснили, чем занимается Сташ… как я понимаю, у него есть фамилия, но не говори мне, Эвелин, я не хочу ее знать… так вот, мы так и не выяснили, чем он зарабатывает на жизнь?

— Во-первых, он — человек хороший и очень порядочный, — бросается Эвелин на его защиту.

— И он попросил шербет с шоколадными чипсами, — насмешливо подвывает Прайс. — О чем тут вообще говорить?!

Не обращая внимания на его слова, Эвелин снимает сережки Tina Chow.

— Он — скульптор, — говорит она сухо.

— Чушь собачья, — отвечает Тимоти. — Я помню наш разговор в «Одеоне». — Он опять поворачивается ко мне. — Как раз тогда, когда он заказал тунца каппуччино, и я уверен, что если бы его не поправили, он заказал бы еще и лосося au lait, — так вот, он сказал мне тогда, что устраивает вечеринки, стало быть, он… не знаю, поправь меня, Эвелин, если я ошибаюсь… обслуга. Он — обслуга! — Прайс буквально кричит. — А не ебаный скульптор!

— Да успокойся ты наконец, — говорит Эвелин, снова намазывая лицо кремом.

— Все равно, что сказать, что ты — поэтесса. — Тимоти пьян, и я уже жду-не дождусь, когда он освободит помещение.

— Знаешь, — начинает Эвелин, — я, вообще-то, когда-то…

— Ты, блядь, у нас текстовой процессор! — Тима и вправду уже заносит. Он подходит к Эвелин и склоняется над ней, глядя на свое отражение в зеркале.

— Ты, кажется, потолстел, Тим? — задумчиво спрашивает Эвелин. Изучив отражение Тима в зеркале, она заключает: — Как-то лицо у тебя… округлилось.

Тимоти, в отместку, нюхает шею Эвелин и спрашивает:

— Что это за восхитительное… благоухание?

— Obsession, — кокетливо улыбаясь, Эвелин мягко отталкивает Тимоти. — Obsession. Патрик, убери от меня своего приятеля.

— Нет, нет, подожди, — Тимоти громко втягивает носом воздух. — Это не Obsession. Это… это… — его лицо искажается в притворном ужасе. — Боже мой… это крем для искусственного загара Q.T.Instatan!

Эвелин медлит, пытаясь придумать достойный ответ. Она снова внимательно смотрит на Тима:

— Ты не лысеешь?

— Эвелин, — отвечает Тим. — Не уходи от темы, хотя… — он уже искренне встревожен. — Раз ты сказала… что, много геля? — он озабоченно проводит рукой по волосам.

— Может быть, — говорит Эвелин. — Теперь, будь любезен, сядь.

— По крайней мере, волосы у меня не зеленые, и я не пытался подстричься масляным ножом, — говорит Тим, намекая на цвет волос Вэнден и плохую, дешевую стрижку Сташа. Стрижка плохая именно потому, что дешевая.

— Так ты потолстел? — на этот раз голос Эвелин звучит серьезно.

— Господи, — Тим, похоже, обиделся, — нет, Эвелин.

— Лицо у тебя определенно округлилось, — говорит Эвелин, — уже не такое… точеное.

— Не верю, — говорит Тим.

Он еще пристальнее всматривается в зеркало. Эвелин продолжает расчесывать волосы, но уже не так энергично, потому что теперь она смотрит на Тима. Заметив это, он нюхает ее шею и ухмыляется. Мне показалось, что он успел ее лизнуть.

— Ну что, Q.T.? — говорит он. — Ладно, мне-то можешь признаться. Я чувствую, что это оно.

— Нет, — отвечает Эвелин без улыбки. — Это ты им пользуешься.

— Нет. Я-то как раз не пользуюсь. Я хожу в солярий. И не стыжусь в этом признаться, — говорит он. — А вот ты пользуешься Q.T.

— По-моему, ты бредишь, — неубедительно защищается Эвелин.

— Я тебе говорю, я хожу в солярий. Конечно, я знаю, как это дорого, но… — Прайс бледнеет. — И все-таки, это Q.T.?

— Какое нужно иметь мужество, чтобы признаться, что ходишь в солярий, — язвит Эвелин.

— Q.T., — Тимоти хихикает.

— Не знаю, о чем ты, — говорит Эвелин и вновь принимается расчесывать волосы. — Патрик, пожалуйста, проводи своего друга к выходу.