Лили и море - Катрин Пулэн

— Со мной все в полном порядке, — говорю я ему.

Он пожимает плечами:

— Ты умрешь, как все в этом мире.

— Да. До моей смерти со мной будет все в порядке.

Я встаю на заре. Я прыгаю вниз со своей койки. На улице чувствуется запах водорослей и ракушек, на мосту вороны, орлы на мачте, крики чаек над гладкими водами порта. Я готовлю кофе для обоих присутствующих. Я выхожу. Я бегу к докам. Улицы пустынны. Я встречаю новый день. Я обнаруживаю людей, которых видела вчера. Ночь их скрыла, затем день их вернул. Я возвращаюсь, запыхавшись, на корабль, Джесс и Йан только что встали. Парни, которые будут членами нашего экипажа, тоже подходят. Я пью с ними кофе. Но как они медлительны! Я двигаю ногой под столом. Я могла бы заплакать от нетерпения. Ждать — боль.

Наконец весь порт начал работу. Радио работает на всю катушку, звучат песни в стиле кантри, которые сменяются хриплым голосом Тины Тернер. Мы начали заниматься наживкой. Непрекращающееся движение взад и вперед на причале. Мы водрузили на борт коробки с кальмарами или замороженной сельдью, которые используются для приманки. Студенты, которые приехали издалека, надеются найти работу, к которой можно приступить в течение дня.

— Все укомплектовано, — сказал высокий худой парень.

Саймон, студент, мрачно смотрит на нас, обдав холодным взглядом, но паникует при первых криках шкипера. Приходит двоюродный брат Джезуса. Луис. И Давид, ловец крабов, смотрит на нас с высоты своих ста девяноста сантиметров, его широкие плечи развернуты, он улыбается во все тридцать два зуба, ровных и белых.

Мы наживляем круглые сутки, стоя у стола на палубе, в задней ее части. Джезус и я смеемся по любому поводу.

— Прекратите дурачиться… — сказал Джон раздраженным голосом.

Приходит человек-лев. Он поднимается на борт утром, его сопровождает высокий тощий парень. Он скрывает свое лицо за грязной гривой. Шкипер гордится этим мужчиной.

— Это Джуд, — сказал он, — он — опытный рыбак.

И вполне возможно, что он еще и пьяница, думаю я, когда он проходит передо мной. Уставший лев довольно застенчив. Он начинает работать без единого слова. Сильный кашель сотрясает его, когда он закуривает сигарету. Он плюет на пол. Я вижу его лицо с густой бородой. Его лицо покрыто золотистым загаром, у него острый внимательный взгляд. Я уклоняюсь от взгляда его желтых глаз. Я смеюсь еще больше вместе с Джезусом. Я дурачусь вовсю. Это здесь скорее всего неуместно. Не для меня.

Позже в тот же вечер ребята возвращаются домой. Джуд остался. Нас только трое на палубе. Нам нужно набить наживкой ячейки морозильной камеры. Мы загружаем лотки в задней части платформы, размещаем и надежно крепим грузы. Я отхожу в сторону, когда подходит Джуд. Он хмурится. Вечером мы едем на консервный завод. Я сижу между двумя мужчинами, смотрю прямо перед собой, дорога, извиваясь, пробегает между голыми холмами и морем. Мы сидим в машине с открытым верхом, которую шкипер мастерски ведет на большой скорости. Я крепко притиснута справа. Я чувствую рядом с собой тепло бедра человека-льва. Мое горло охрипло.

Мы выгружаем лотки. Они ледяные и тяжелые.

— Крутая девушка, — сказал Джуд.

— Да, она не крупная, но крепкая, — ответил Йан.

Я встаю. Перед нами поставлена задача загрузить баки в холодильную камеру. Наши пальцы липнут к металлу.

Мы возвращаемся назад довольно поздно. Грузовик уходит в ночь, холмы исчезают в темноте ночи. Остается только море. Говорят только два человека. Я молчу. Я чувствую свое уставшее тело, голод, теплоту бедра Джуда, запах его табака, ощущаю прилипшие к нашей мокрой одежде кусочки кальмаров.

Мы идем вдоль кромки моря, несколько траулеров стоят напротив доков, там, где заправляются топливом. И здесь проходит их «сон». Перед нами горизонт окрашивается рыжеватыми вспышками, которые вспыхивают в темном небе.

— Это северное сияние? — спрашиваю я.

Они не понимают. Я повторяю эту фразу несколько раз. Лев тихо рассмеялся, хриплым, сдавленным смехом.

— Она сказала: «аврора».

Шкипер тоже рассмеялся.

— Her. Это небо, просто небо.

Я краснею, становлюсь пунцовее, чем те огни, название которых я так никогда и не узнаю. Я хотела бы, чтобы это длилось вечно, я иду впереди в ночи между высоким тощим парнем и рыжим львом.

— Подбросьте меня до «Шелихов», — сказал Джуд, когда мы приехали в город.

И вот он уже покидает нас и идет в бар. Йан не задерживает его. Он поворачивается ко мне:

— Я думаю, что он не дурак выпить, но этот человек нам нужен.

Мы возвращаемся на корабль. Там довольно жарко. Джесс курит косячок в машинном отделении.

Адам — матрос с «Голубой красавицы», пришвартованной рядом с нами. Я слышу, как он шутил с Дэйвом:

— Да. И когда твои руки болят так сильно, что ты не можешь даже спать в течение трех часов, а когда ты выпиваешь, то видишь сплошные буи, и что бы ты ни делал трешь ли глаза, — все равно эти буи появляются вновь.

Они смеются.

— Ты думаешь, что у меня все получится? — спросила я у Адама.

— Продолжай работать в том же духе, и у тебя все получится.

Но тут же он предупреждает меня об опасности.

— Но на что же я должна обращать особое внимание?

— На все. Крючковые снасти, находящиеся в воде, могут унести тебя, хотя ты думаешь, что ты стоишь уверенно, но тебя может утащить в море, трос может порваться, это может тебя убить, изуродовать… следует остерегаться крючков, которые застревают в приспособлении для сворачивания яруса и могут зацепиться в любом другом месте, штормовая погода, коварные рифы, которым нет числа, можно пострадать, заснув во время своей смены на море, особенно осенью во время шторма, твои враги — огромные волны и убийственный холод.

Он останавливается. Его выцветшие глаза печальны, он выглядит усталым. Черты его лица становятся глубже и резче.

— Сесть на судно — все равно что жениться на корабле, ты все время будешь работать для него. У тебя больше не будет собственной жизни, она уже не будет принадлежать тебе.

Ты должна будешь подчиняться шкиперу. Даже если он и полный идиот, — вздыхает он. — Я не знаю, почему я пришел, почему вернулся сюда снова, — сказал он, покачав головой, — я не знаю, что делать, и неужели кто-то еще захочет так много страдать впустую. Отсутствие всего: сна, тепла, любви, и этого тоже, кстати, — добавил он тихо, — ив результате можно закончить тем, что ты возненавидишь свою работу, но несмотря на все, на то, что мы сами не знаем, зачем мы здесь, мы все время хотим большего, потому что другой мир кажется нам пресным, эта скука может свести нас с ума. И мы в конечном итоге не в состоянии обойтись без него, без опьянения этой опасностью, это безумие, да! — Он чуть не кричит, потом успокаивается. — Знаешь ли ты, что все больше и больше фирм, которые не допускают молодых людей заниматься рыбалкой?

— Отчего же они могут не допустить их этим заниматься?

— Главным образом потому, что это опасно.

Он поворачивает голову. Он смотрит вдаль. Его редкие волосы дрожат при дуновении ветра. Уголки рта опускаются, у него понурый вид. Когда же в его чертах появляется мечтательная мягкость, он, глядя в пространство, продолжает:

— Но на этот раз все кончено… Это действительно все. У меня есть маленький дом на полуострове Кенай, в лесу, около Сьюарда. Я должен буду заработать достаточно денег в этот сезон ловли черной трески, чтобы возвратиться туда. И там остаться. Я буду там до зимы. Я хочу построить себе вторую хибарку. Никогда больше моей ноги не будет здесь. Я отдал этому достаточно своей жизни.

Он поворачивается ко мне:

— Приходи увидеться со мной в лесу, когда ты устанешь здесь.

Он вернулся к изготовлению наживки для крючковой снасти. Дэйв и я обмениваемся взглядами. Дэйв качает головой:

— Он всегда так говорит. И затем возвращается.

— Почему он возвращается?

— Живет в лесу совсем один. Это утомительно в конце концов. Адам, ему нужна женщина наконец.

— А их здесь не так уж много.

— Нет, практически их совсем нет. — Он смеется. — Но когда он рыбачит, у него нет времени думать об этом. Рыбы слишком много, чтобы быть в одиночестве.

— У него здесь есть свой бар, в который он ходит, когда бывает на берегу?

— Он выпил свою долю алкоголя. Он завязал с этим два года назад. Общество анонимных алкоголиков. Как и Йан, наш шкипер.

— О-о-о, тогда это печально, — ворчу я.

— И скоро все они будут постоянно с тобой, так как все они одинокие парни. Они собираются идти на охоту, — он подмигивает, — за исключением меня. Я больше не охотник. У меня есть подруга, я не хочу ее потерять.

Высокий худой парень ведет машину и говорит как чрезмерно возбужденный ребенок. Я слушаю его. И я говорю: «Да. Да». И когда он паркуется перед доками, рядом с вывеской «В&В»[5], там, где мы выходим из грузовика и направляемся к кораблю, я ему говорю: Let’s get drunk, man[6], — я быстро учу американский. Он поворачивается, сбитый с толку.