Россия и мусульманский мир № 3 / 2012 - Валентина Сченснович

Д. Дрезнер приводит мнение обозревателя газеты «Вашингтон пост» Джексона Диля, который считает, что особенностью американской администрации является отсутствие основополагающей стратегии или стратегов. Аналогичной точки зрения придерживается политолог Джон Миршаймер, который считает, что коренной причиной злоключений Америки является принятие после «холодной войны» неправильной стратегии. Майкл Хирш в «Национальном журнале» доказывает, что в действительности доктриной Обамы является вообще отсутствие какой-либо доктрины.

Д. Дрезнер, не соглашаясь с этими точками зрения, выделяет два аспекта «основополагающей стратегии» администрации Обамы. Во-первых, это восстановление позиции Америки путем сокращения ее вовлеченности в зарубежных операциях и переложение бремени на ее глобальных партнеров. Во-вторых, это утверждение влияния американских идеалов и интересов в мире путем контрударов, когда им возникают вызовы со стороны других государств.

Вряд ли эти пункты политики можно охарактеризовать как «основополагающую стратегию». Скорее они характеризуют тактику внешней политики администрации Обамы.

Проблема глобальной политической стратегии связана с правильным толкованием пути, основанного на истинности констант политики, тех универсалий, которые объясняют направление политических действий и нравственный пафос государственных лидеров. Это – исходные философские истины, которые являются моральным и правовым оправданием конкретных политических действий. Именно на такие универсалии и опирается Барак Обама в качестве исходной предпосылки своей политики.

Так, объясняя свое решение об интервенции в Ливию, Барак Обама говорил, что «отречение от американской ответственности как лидера и – более глубоко – от нашей ответственности за наших братьев – человеческих существ при таких обстоятельствах могло бы означать предательство нас самих… Повсюду, где люди стремятся стать свободными, они найдут в Соединенных Штатах своего друга»11. Очевидно, что Барак Обама опирается на человеческую идентичность, состоящую в стремлении к свободе. Иными словами, он считает другом лишь тех «других», которые демонстрируют свою политическую идентичность с американской идентичностью. Если это и есть человеческая идентичность, то тогда все, не обладающие такой политической идентичностью, не могут рассматриваться как часть человеческой общности. В этой философии – объясняющая военно-политические акции Америки духовная основа глобального руководства современным миром, в том числе и использования военной силы.

Характерна в этом отношении точка зрения Х. Клинтон. Уже в статусе государственного секретаря она утверждала, что «с помощью правильного баланса гражданской и военной силы Соединенные Штаты могут продвигать свои интересы и ценности, вести и поддерживать другие нации в решении глобальных проблем… И мы можем подняться до мировых вызовов XXI в. и встретить проверку американского глобального руководства»12.

За этими утверждениями лежит уверенность в точном знании истины бытия человека и истины цивилизационной жизни.

Такое представление подкрепляется очевидной общностью исходных принципов западной демократии. Их можно вычленить и при рассмотрении сущности космополитической демократии. Но как объяснить их универсальность, т.е. верность применительно к любым цивилизационным условиям и любым историческим обстоятельствам?

Если мы допускаем, что современные принципы западной демократии – принципы свободы, выборности органов власти, беспристрастности судебных решений и т.д. – это принципы разума, а разум универсален, то тогда человек как homo sapiens независимо от его этнического, расового, цивилизационного своеобразия должен принять эти принципы в качестве безусловной истины.

Если с этой точки зрения обратиться к рассмотрению метапринципа автономии (metaprinciple of autonomy – МРА – в трактовке Дэвида Хелда), то демократическая культура в западном понимании утверждает концепцию личности как гражданина, с самого начала свободного и равного и в этих ипостасях понятного для всякого другого. Это – идентичность человека вообще. Таким образом, специфически западное представление об истинной сущности человека утверждается как критерий универсальности.

Однако восточная традиция видит критерий универсальности в достижении духовного совершенства, путь к которому – длительный процесс. В силу этого индивиды не могут быть идентичными в своих реальных качествах; они различны, поскольку находятся на разных стадиях духовного становления.

Если мы принимаем западное представление об идентичности человека вообще за константу, то тогда основной массив бытия людей в истории следует рассматривать как отступление от истины: на самом деле рабство, крепостничество, принудительная эксплуатация оказываются за пределами истинной истории.

В этом смысле восточная традиция, легитимизирующая неравенство индивидов, может рассматриваться как философская апология истории.

Возникает вопрос: на что должен опираться разум в постижении истины? – на абстракцию идентичности человека вообще или на опыт реальной истории? И здесь мы сталкиваемся с очередным парадоксом. Мышление Запада традиционно считается динамичным, подвижным, антиподом всякой косности, тогда как сознание Востока полагается консервативным, «застойным». Однако применительно к толкованию внутреннего мира человека Восток традиционно придерживается позиции, исключающей константное представление о свойствах «человека вообще». Если и признать константность духа «человека вообще», то к нему можно отнесли профанную массу, которая механически усваивает ритуальные формы поведения. Для нее существуют лишь такие правила «свободной игры», результаты которой не могут выходить за установленные пределы. Тот, кто разрабатывает эти правила, всегда оказывается «более равным» чем равенство всех остальных. Но как быть с неравенством личностей? Можем ли мы в действительной жизни игнорировать это неравенство? Если все равны, то зачем тратить энергию и время на поиски лучшего, на выбор наиболее достойного? Но в процедурах этих выборов заключена сущность демократии. Получается, что сама демократия основана на внутреннем противоречии. Кроме того, закономерно возникает вопрос: всегда ли западная традиция считала метапринцип автономии (т.е. стремления к свободе) отправным пунктом построения правильного социума?

Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Возьмем в качестве примера принципы жизни Пифагорейского союза. Для него характерен предустановленный незыблемый порядок, охватывающий все подробности жизни, подчинение мышления принципам господствующей доктрины, строгая дисциплина и градация членов общества. Известно также, что пифагорейцы считали друг друга равными блаженным богам, а всех прочих ни во что не ставили. Эти представители блаженных богов были властолюбивы и хотели быть пастырями народов13. Это что-то нам напоминает и из опыта современной жизни.

Можно, конечно, возразить и сослаться на тот факт, что пифагорейцы изгонялись и подвергались гонениям в Великой Греции. Но это вовсе не означало искоренения тех принципов, на которые опирался Пифагорейский союз. Эти принципы живы до сих пор. Посмотрите на жизнь Ватикана: разве там не присутствуют пифагорейские принципы? Почему же Барак Обама не дает указание бомбить Ватикан? Видимо, потому, что американская администрация так же как и Ватикан считает себя равной блаженным богам, хочет быть пастырем народов и ни во что не ставит всех прочих. Это означает фактическое отрицание идентичности человека вообще как равного и свободного. Но тогда нужно признать, что метапринцип автономии не является универсальным даже применительно к социуму Запада. Исчезают легитимные нравственные и правовые основания применения военной силы в отношении обществ, живущих на иных, не западных основаниях. В связи с этим правомерно поставить вопрос: как следует относиться к основополагающей стратегии жизни стран Востока?

С позиций исторических культур Востока представление о тождестве и взаимной «понятности» личностей как с рождения равных и свободных граждан – это исходное и наиболее грубое заблуждение. Человек как человек с самого начала проходит стадии становления и самоформирования, постижения своей сущности. В этом процессе личности не равны. Они не могут быть равными в силу того, что даже высшую стадию самоформирования нельзя принять за окончательную истину. Между тем достижение истины происходит в течение всей жизни человека или даже многих его жизней.

Изначальное равенство идентичности всех и каждого это правовой постулат западного мышления, но к реальной нетождественности людей они отношении не имеют. Можем ли мы просто отбросить как ложные те законы, по которым традиционно строится жизнь цивилизаций Востока?