Жизнь и смех вольного философа Ландауна. Том 1. Когда это было! - Валерий Мирошников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понимаю, – сказал Ландаун, – теперь мамочки почувствуют к себе уважение, и не только наше, но все на них посмотрят другими глазами. Мужья особенно. А уж место в автобусе каждый уступит.
– А если денег не хватает, будут кататься на наших маршрутах.
– На «Мерседес» они не заработают, разве что на булку хлеба…
– Выбора ты мне не оставил, придется рисковать, – сказал хозяин.
На следующий день все «ПАЗики» предпринимателя Белянчикова вышли на маршрут с огромной надписью на бортах «Детям до 3-х лет за проезд премия – 6 рублей».
– Интересный механизм адресной социальной помощи, – удивились в администрации и выделили субсидию.
Дума посмотрела на это и за каждую работницу, вышедшую в декрет, установила налоговые льготы – да такие, что директора сами бегали за девушками, уговаривали ребенка завести. В районах каждому новорожденному стали (по закону, по закону) выделять землю – чтобы знал, где его родина.
И только водитель Чертов плюнул от злости и открыл свое автопредприятие, где с беременных женщин брали двойную плату («двоих везем»), а с остальных требовали справку, что они не беременны.
Через двадцать лет президент Белянчиков на похоронах гендиректора Чертова (а, кстати, чья карьера вас больше удивляет?) – произнёс:
– …что и помогло в решении проблем русско-татарской диаспоры в странах Южного полушария и, особенно, в колонизации Антарктиды…
4. Возвращение к истокам
В мемуарах Ландаун писал: «Так началось второе татарское нашествие, но, в отличие от первого, оно несло людям Земли свет и надежду на преодоление системодеятельностного подхода, опутавшего своими сетями чувства и мысли всех рас и народов, когда одиночество карьеры стало для мужчин и женщин важнее семейного лада». Впрочем, мемуары эти никогда не были изданы, потому что мир менялся стремительно, и людей интересовали уже совсем другие проблемы.
А наш герой, мысленно обращаясь к источнику всего сущего, задал вопрос, пронесенный им через всю жизнь:
– За что мне такое счастье, Господи? Неужели это все я сделал?
– Глупый, – ответил ему Отец, – Сделала это женщина, которую ты подвез на маршрутке.
– Как ей это удалось?
– Она была беременна, и почувствовала вдруг такую гордость за свое материнство, что не могла она родить малыша в мир бездушия и наживы. Они с мужем пошли к главе Лаишевского района и попросили землю – немного, полтора гектара. Построили дом на берегу Волги. В этом и был секрет. Земля – ваша Мать. Лишь ступая босою ногой по траве, по земле, по росе, можно черпать силу от истоков рода и продолжать его в будущее. На шестом этаже не может быть родины, не может быть рода. Города – это чёрные дыры, где исчезают народы. Лишь Земля дает силу любить, и не угасает любовь всю жизнь, и рожают не в боли, а в радости.
– А что с ними стало дальше?
– Они живут долго и счастливо, а умрут в один день среди многочисленных внуков и правнуков. И среди друзей, которым они вернули секрет счастья.
– Так просто! А как же технология, прогресс, интернет? Неужели все было напрасно?
– Ради Бога. Муж женщины был программистом в московской фирме, она – редактором астрономического журнала в Красноярске, оба использовали дистанционные технологии, пока не поняли, что…
– Что?
– Аз есмь Интернет. Все во Мне, и Я во всех…
Эту главу я показал журналистке Соне Остроклювовой, с которой Ландаун прошел не одну редакцию, трясся в командировочных вагонах, делил кофе и кассеты для диктофона.
– Между прочим, – улыбнулась Соня, – эту вертихвостку, которая писала роман о рекламодателях, Ландаун списал с меня.
– И ты не обиделась?
– Ну, пару дней он ходил с поцарапанной физиономией, но, в конце концов, он ведь оказался прав, даже правительство заговорило о демографическом кризисе.
– И что, ты теперь готова оставить карьеру и родить еще ребенка?
– Было бы от кого! – подмигнула она, а потом вдруг грустно вздохнула.
Для меня всегда эти женские переходы настроения были сплошной загадкой, и я не решился даже представить, что пронеслось в симпатичной головке модной журналистки.
– А знаешь, что меня по-настоящему удивляет в Ландауне? – встрепенулась Соня.
– Скажи.
– Вот мы знаем, что это было, то есть будет именно так, как написано, для нас это уже как бы прошлое. Но для всей Земли это ведь еще будущее. Как же так?
– Видишь ли… – начал я.
– Да знаю, знаю, что ты скажешь! – воскликнула Соня. – Что у Ландауна особые счеты со временем, что человеку вообще позволено сжимать и разжимать время, выходить из него в Вечность, и даже жить в нескольких параллельных временах сразу. Я все это знаю, но все-таки – как это?
– Ничего не могу добавить, – с сожалением сказал я.
– А может быть так, – вдохновилась Соня, – что в одном из этих параллельных миров я его жена? – и она покраснела от вырвавшейся невзначай откровенности.
– Наверняка, – улыбнулся я.
Оборотень Ландаун
Что видит кошка?
Ландаун опаздывал на работу и поэтому не спешил. Мнение начальства по этому поводу он уже слышал, а на скамейке в парке было уютно. Солнышко было ласковое, соловей пел как… Киркоров? Нет. Меладзе? Тоже нет. Как… соловей. И тут Ландаун понял, почему дети и народ избегают в речи сравнений и эпитетов. Каждое слово и так несёт в себе весь необходимый смысл.
«Я сегодня на редкость понятливый, – отметил Ландаун. – Может, понять ещё что-нибудь?» А рядом на солнышке грелась кошка. «Интересно, о чём она сейчас думает?» – подумал Ландаун, и это была его последняя мысль. Дальше были одни ощущения. Он вдруг почувствовал такую безмятежность… и лень – огромную, невероятно огромную даже для Ландауна. И желание лечь прямо тут на скамейку, развалиться и растянуться. Он чувствовал, что, поддавшись желанию, он просто СТАНЕТ кошкой, и в нём не останется ничего человеческого. И когда он лёг, то даже не удивился, увидев вместо протянутой руки серую полосатую лапу. И не испугался. А восхитился. Оказывается, кошки постоянно восхищаются собой – каждой шерстинкой, каждой полосочкой на спине. Ландаун провёл лапой по усам, умываясь, и испытал невыразимое блаженство от собственного прикосновения.
Щурясь, он смотрел на солнце, потягивался каждым суставчиком, ощущая молодость и силу. Вершины деревьев вдруг стали такими достижимыми и манящими. Мир наполнился звуками, запахами и ещё чем-то загадочным, что, видимо, и называется шестым чувством. Ландаун карабкался по стволам, ходил по карнизам, совершенно не боясь высоты, на каждый шорох в кустах у него загорались глаза, а запах собаки вызывал тревогу – но даже эта тревога была приятной, потому что вписывалась в Мироздание, как горечь вписывается во вкус земляники.
Он не видел машин – для объекта с таким соотношением скорости и объёма нет соответствия в кошачьем мире, поэтому кошки и попадают под машины. Но он видел страх в человеческих сердцах – как скрежещущую желтизну, боль – как красноватую пульсирующую тень, радость – как всплеск звенящей радуги. Люди стали огромными и не такими уж чёткими, как мы привыкли себя воспринимать: милиционер раздувался от собственной важности, как парус яхты, старушка под недовольными взглядами очереди съёжилась в мышь. Дети до трёх лет сияли, как глаза влюблённых, а, становясь старше – теряли яркость и вспыхивали только при встрече со старыми друзьями, пении хором и после гола любимой команды.
«А как же я снова стану Ландауном?» – подумала кошка. Но мышление настолько не свойственно кошкам, что одна уже эта мысль выбросила её из кошачести.
– Здорово! Здорово! Здорово! – крикнул Ландаун, осознав, что же произошло.
И оглянулся, ища, во что бы ещё превратиться. «В волка!» – решил он, и тут же почувствовал в животе жуткий голод. «Только не здесь!» – ужаснулся он и бросился на электричку.
Какая от этого польза?
– И какая от этого польза? – спросил Валерий Ланин, с которым Ландаун поделился своим открытием.
– Что? – не понял Ландаун.
– Ну, как на этом деле срубить бабки? – пояснил товарищ и тут же развернул целый веер захватывающих возможностей.
Можно было бы ходить на футбол без билета или проникать в охраняемые места и получать эксклюзивную информацию, которая интересна всем – от журнала «Хреновости» до службы внешней разведки. Если не связываться со спецслужбами, то можно помогать мужьям выслеживать неверных жён, доставлять почту в места заключения. Можно выступать в цирке – решая в уме дифференциальные уравнения.
– Этого я и человеком не умею, – пытался остановить товарища Ландаун.