Рассказы народного следователя - Георгий Лосьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Галаган, чертыхаясь, ворча, долго рылся в портфеле.
– Куда он запропастился, черт побери? И так нервы на пределе. Ездишь в эти проклятые командировки и не знаешь, вернешься ли? А тут еще свои… Тьфу, чертовщина! Ну куда я мандат засунул?!
Он вывалил на чисто выскобленный стол целую гору тетрадок и потрепанных учебников. Наконец выудил документ.
– Вот он, мой мандат! Пожалуйста, товарищ!
Чоновец прочитал, сложил бумажку, отдал обратно.
– Так… Оружие есть?
– Браунинг. Вот разрешение.
Чоновец крикнул за дверь:
– Лысов! Тут с оружием…
Вошел молоденький, безусый матрос, одетый во все кожаное. Бегло просмотрел учебники, проглядел отметки в тетрадках, ознакомился с мандатом, а типовой бланк разрешения на оружие зачем-то на свет посмотрел…
– Беспартийный? Коммунист? Сочувствующий?
– Сейчас достану партбилет, – улыбнулся Галаган. – Он в обложку «Географии» заклеен. На всякий случай. Сам понимаешь – время такое. – И ловко вскрыв ножичком переплет учебника, добыл партбилет.
Матрос восхитился:
– Как в подполье! Верно, был подпольщиком при Колчаке? Вообще-то, правильно! Время грозное… Тот же фронт. Слушай, товарищок, а как же ты через бандитские волости проехал? Убивает кулачье вашего брата, учителей…
– Да, понимаешь, черт знает, где пришлось объезжать! – в тон, просто и дружелюбно, пояснил Галаган. – Что греха таить: побаивался, но, как видишь, пронесло.
Матрос, листая партбилет, бросил:
– Бесстрашный, черт! Сейчас-то откуда?
– Ночью еле выбрался из поселка Почта… Спасибо, лошадь хорошая, но колесили бес знает где! Кочки, болота, половина пути пешком… Банды – буквально кругом!
– Да. Кругом банды, это верно, – матрос все перелистывал партбилет, наконец положил книжечку на стол и спросил: – Слушай, а почему у тебя оружие в партбилет не вписано?
– Ну, это уж ты их спроси, – безмятежно ответил Галаган.
– Кого – их?
– Ну ваших, из Чекушки. .
– А ты в каком райкоме на учете?
– В ячейке губоно…
– Чего же они в такое нестойкое время в бандитские волости коммунистов попусту гоняют? – возмутился матрос. – Никуда негодно. Ты какой дорогой ехал, гривами иль продоль реки?
– Как приходилось, – пожал плечами Галаган.
– А через речку Оёшь?
– И через Оёшь… вернее, объехал Оёшь…
– Ладно добро… Извини, что задержали… Можете продолжать следование в Новониколаевск, только партбилет, извините, пока задержим… И браунинг, пожалуйте. После проверки зайдете в губчека – получите обратно.
Галаган, снисходительно махнув рукой, выложил пистолет: мол. о чем говорить, раз нужно – пожалуйста!
– До свиданья, товарищ Лысов… Так, кажется?.. – И направился к выходу, но за спиной услышал:
– Стоп! На месте! Руки вверх, не шевелись! Второго револьвера нет?
Обыскав, чекист бросил Галагану:
– Садись!
– В чем дело, товарищ! Арестовываете, что ли?!
– Понимаете, – сказал чекист, – Оёшь объехать невозможно: все мосты бандиты пожгли, а брода и на двести верст не найдешь. Если бы еще на лодке – можно поверить, да перевозы-то здорово охраняются. С того берега стреляют… А в ходке – ну никак! И речку Вьюну не объедешь, и Чаус, и Уень-реку… Везде бандиты свои пикеты понатыкали да секреты… По деревням пьянствуют, а на въездах – ничего не скажешь – службу правят. Это – раз. Оружие в партийный документ не в Чека вписывают, а в райкоме – это два. Своего райкома не знаете – три… Выехали вы из Томска до мятежа, выходит, а отметок на мандате нет, а отметки должны быть – четыре. В тетрадках уроки еще в девятнадцатом году записаны, в колчаковщину. Долго проверяете, гражданин учитель… Понимаете, не совпадает…
– Да ты послушай… – начал было Галаган.
Но чекист отмахнулся:
– После, в Чека… Слышь, браток, отведи-ка его в баню. И давай сюда второго!
Привели Афоньку, и тот сразу понес несусветную чушь: получалось, что через речки переправлялись на ходке же, вплавь…
– Парус не ставили? – подмигнул матрос. – А ну, подыми руки, тип!
В картузе Афоньки нашли два документа: справку об освобождении из Томской тюрьмы, датированную началом девятнадцатого года, и «мандат». Начав читать второй документ, матрос присвистнул и продолжал чтение вслух, то и дело поглядывая на задержанного:
– «…диствительно является милиционером колыванской народной власти и дозволяется ему арестовывать куммунистов и большевиков и всяких врагов крестьянства… что подписом и удостоверяется. Начальник милиции Жданов…» Вон какая ворона в наш овин залетела! Обоим связать грабли назад!
В окошко просунулась рука милиционера Малинкина.
– Примай гостинцы, товарищ комиссар… В ходке нашел, под сиденьем.
На подоконник шлепнулся патронташ, туго набитый винтовочными патронами, и топорик, с выжженной по топорищу надписью: «Чупахин».
– Колыванская сволочь, – весело добавил Малинкин. – Вор у вора украл! Чупахин-то у бандитов – главарь нынче… А этот – конокрад, ворюга первоклассный. Не иначе, сперли на пару с усатым упряжку у Чупахина…
Спустя час задержанных доставили в Новониколаевск на Соборную площадь, к двухэтажному дому купца Маштакова.
Галаган острым внимательно четким глазом смотрел на здание губчека. Весь фасад опоясала сине-белая лента длиннейшей вывески: «ГУБЕРНСКАЯ ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ ПО БОРЬБЕ С КОНТРРЕВОЛЮЦИЕЙ, САБОТАЖЕМ, СПЕКУЛЯЦИЕЙ, ШПИОНАЖЕМ И ПРЕСТУПЛЕНИЯМИ ПО ДОЛЖНОСТИ». Из угловой башни в сторону реки высунулся «максим», держа под прицелом все правобережье. «Демонстрируют», – мелькнуло у Галагана. Число часовых, расхаживающих перед фасадом, было удвоено. «Не уверены. Учесть. Учесть».
Но как ни старался Галаган подбодрить себя проницательной деловитостью, страх, родившийся еще перед паромом, держался цепко.
Подошел матрос Лысов, и задержанных ввели в дежурку. Матрос кивнул в сторону арестантов:
– Константинов приказал рассадить порознь… До выяснения. Расписки не надо.
Дежурный комендант, русоволосый парень в вельветовой блузе, расстегнутой на груди, указал пальцем на Галагана:
– Пожалуйте к столу, гражданин. – И начал заполнять отпечатанную на ядовито-зеленой обойной бумаге анкету.
Галаган отвечал уверенно:
– Козлов Аристарх Евдокимович. Инструктор Томского губоно. Сорок два года. У белых не служил. Одинокий. Член РКП (б).
Дежком положил на стол ручку.
– За что ж тебя? Заворовался?
– Скажешь! – развел руки Галаган. – Черт его знает за что! Однако, думаю, разберутся… У тебя нет легкого табачку? Махра вконец очертела…
Дежком ответил сухо:
– Не положено! Распишитесь вот здесь. А теперь сядьте вон на ту скамейку… – И крикнул Афоньке: – А ты кто?
– Вор… Вор я…
– Вот это номер! – дежурный комендант даже привстал со стула. – Это номер! Вор, говоришь? По всей форме?
– Вор… обнаковенно… конокрад.
– А к нам за каким же чертом? Тебя в милицию надо…
– Вот с этим меня замели, – и махнул рукой на Галагана.
– Я его случайно по дороге нанял, а он оказался…
Но комендант тоже махнул рукой и снова – к Афоньке:
– Докладывай, вор: фамилия, имя, отчество…
Афонька стал докладывать, стойко держась своей чисто конокрадской версии.
И у Галагана отлегло от сердца. Авось, пронесет, вывезет кривая… Ведь дураки же они, боже мой! А если запросят Томск – есть ли такой инструктор Козлов, – из Томского уездного отдела наробраза ответят: «Да, есть такой…» И здесь, в губоно, подтвердят. И в Томске, и в Новониколаевске ведают кадрами учительскими свои люди…
Александр Степанович осмотрелся. Всю мебель огромной комнаты составляли письменный стол на точеных ножках, два табурета, пара скамеек, невесть как попавших сюда из увеселительного сада «Альгамбра», и здоровенные стенные часы.
В дежурку вошли трое: матрос, арестовавший Галагана и Афоньку там, на большой дороге, чекист в люстриновом пиджаке и черноусый коротенький человек. Не то Вайсман, не то Висман фамилия, кажется…
Взглянув на черноусого, Галаган вспомнил: комендант.
Черноусый бросил дежкому:
– Краюхин! Козлова – в девятую и зачислишь за Константиновым, – ткнул пальцем в Афоньку. – А этого – пока здесь подержи.
– Он говорит, – доложил Краюхин, – что вор. Его в угро надо…
Ничего не ответив, комендант ушел в другую дверь, прикрытую тяжелыми зелеными драпри.
Галаган воспрянул духом: ага! Значит, болван Афонька не представляет для них интереса. Вероятно, выгонят его отсюда, и Галаган освободится от этого типа…
Люстриновый пиджак о чем-то препирался шепотом с матросишкой, столь вероломно произведшим арест, что Галаган мысленно даже похвалил этого мальчишку, профессионально отметив умелость… Потом люстриновый сказал матросу громко:
– Черт тебя знает! Неужели сам не понимаешь?
