Рассказы народного следователя - Георгий Лосьев

– А у вас… стаж есть? – зло отозвался старик.

– Не нужно зловредничать… Вот и вы тоже накапливаете «стаж». Поверьте, мне надо выяснить от вас очень немногое… И лишь для «личного пользования»… Верите?

– Допустим. Так чего же вы вокруг да около? Выкладывайте просто, по-русски…

– Вам судьба сокамерников за полгода известна? – спросил Галаган. – Можете рассказать, кто как вел себя и кто чем кончил? Не было так, чтобы человек строил воздушные замки, пытался раскаянием купить себе жизнь, а его… того-с: в яму?

Старик ответил:

– Помните ответ Христа распятым c ним разбойникам?

– Это насчет царствия небесного? Так я же не о небесном царствии, а о сугубо земном… Как же с ответом на мой вопрос?

– Всякое было…

– Так… не желаете удостоить?..

Старик вдруг заговорил совсем о другом:

– Вот уже пять дней, как меня вызывают к следователю, и я – пишу, пишу, пишу… Председатель мне тогда еще сказал: «Сибревком просит вас, гражданин Белов, представить свои соображения, как вывести государство из финансового хаоса, не трогая остатков золотого запаса, отобранного у Колчака, и не прибегая к помощи иностранных банков. Над этим вопросом, сказал, сейчас Ленин работает»… Ленин. Говорят, юрист-экономист. Так вот, представляете себе, господин член эР-Ка-Пе, задачку? Не из легких… Вот о чем всем нам сейчас надо думать!

«Ломается красноносый, – решил Галаган, – а сам ценой предательства думает купить жизнь… Ну нет, голубчик, ты от меня так не отделаешься!»

Александр Степанович спросил еще проще:

– Вам что, обещают уплатить за все эти финансовые откровения? Сколько? Жизнь?

– Дурак! – взвизгнул тенорком старик. – Тупица!..

– Я ведь без всякого злорадства спрашиваю: просто мне надо это знать. Очень надо! Как бы вы поняли меня?

– Черт вас поймет!

– Представьте себе такую ситуацию: вы пишете, пишете, пишете… неделю пишете, месяц, полгода, год… Но в одно далеко не прекрасное утро вас вывозят – и в яму… Как исписавшегося.

– Я же говорю: отнюдь не исключено… может, и так придется свои долги заплатить… Ну, что ж… Страшно, конечно… Аз есмь человек и – страшно. Однако, я как-никак государственный деятель, и смерть моя должна составить некую политическую акцию, а это обязывает… Вот Витька Пепеляев, когда его на расстрел вели, – мне в Иркутской Чека рассказывали – плакал и молил бога о милости… Оно понятно: хоть и премьером стал, а настоящим государственным деятелем никогда не был… А сам адмирал умер достойно, и это тоже понятно: при всей своей бездарности он был, или думал быть, государственным столпом… Пусть «липовой» была наша «государственность», антинародной, пусть на иностранщину опиралась… Но тем не менее адмирал понимал: проигравший платит…

Старик кряхтя поднялся с топчана и начал ходить по камере.

– Мда-с… черт, как сустав болит! У вас нет ревматизма? Счастливец! Салицилку мне здесь дают… Пей вволю! А сердце?.. Салициловый натр и больное сердце несовместимы… А мне работать надо… Работать!.. Ну-те-с… сколько я смог понять из ваших высказываний, вы хотите при моей помощи выработать линию поведения на допросах? Но ведь это же совершенно индивидуально, и никакие консультации, молодой человек, здесь не помогут… – старик прислушался к шагам в коридоре. – Ага! Ужин несут… Кормят хорошо: просто и сытно. Таким общественно бесполезным субъектам, как мы, идет красноармейский паек… Потрясающе! Не скрывают, что не могут накормить свой рабочий класс, а сюда – лучший паек!

Но вместо ужина вошел дежком Краюхин с выводным красноармейцем.

– Устроились, Козлов? Плоховато, конечное дело, но гостиница – временная… Гражданин Белов! НачСОЧ приказал передать, что дело ваше закончено и на днях отправлено нарочным в Москву. Уж как там решат… А вы сейчас оденьтесь: есть распоряжение перевести вас на квартиру… Будете жить вроде под домашним арестом… Человек при вас будет – татарин, парень хороший, честный… Книги, газеты – разрешено сколько угодно, какие хочете… И уборная – теплая. Хотя лето на дворе, но вам, по-стариковски, аккурат в самый раз… Собирайтесь. Поужинаете на новом месте…

Беляев, не торопясь, собрал в наволочку немногие вещи, накинул на плечи свое дорогое пальто.

– Передайте, молодок человек, вашему начальству большую благодарность. Далеко?

– Да нет – почти рядом. Во флигеле дома сотрудников будете жить. Но караул, не обессудьте, будет… Часовой: пост внутренний.

Старик посмотрел на дежкома.

– Опять мотовство! Будете тратить на оберегание моей особы три-четыре силы… Сбегу, думаете? Черта с два, чтобы, не окончив такой серьезной работы, какую мне поручили, – сбежал! Нет уж, не мечтайте даже! И часовые не нужны…

– Положено, – улыбнулся Краюхин.

– Эк вам понравилось словечко. А того не понимаете, что от него за версту разит волостным писарем!..

Дежурный комендант продолжал улыбаться.

– Ну, собрались? Васюков! Проводи дедушку на жительство, куда велено…

Белов пошел к выходу, не попрощавшись с Галаганом, но в дверях задержался, поднял указательный палец к притолоке и обернулся.

– «Пусть цель твоя будет лучше и больше твоих возможностей, тогда твое сегодняшнее дело станет лучше вчерашнего, а завтрашнее – лучше сегодняшнего»… Арабская мудрость, господин член эР-Ка-Пе… Желаю вдуматься, осознать… Впрочем, навряд ли поймете… Мышиные у вас глазки…

Дверь прикрылась. Дежком тщательно осмотрел топчан, поправил матрац, весело сказал:

– Умнеющий старикан! Видать, скоро на свободу его.

– А в самом деле, зачем этой песочнице конвой?

– Как зачем? Первое, чтобы чувствовал: еще не все прощено. Второе, чтобы какой гад к нему не пролез… Их ведь много… А я страсть люблю, когда люди от нас – и на волю! И вам, Козлов, того же желаю…

– Редко?

– Что – редко? А-а-а!.. – Краюхин вздохнул. – По правде сказать, не часто… Однако, бывает… Эх, жисть-жистянка!

– Который час?

– За полночь. Ну, ночуйте, Козлов. Скоро ужин принесут. Если на двор понадобится, стукните. Выводной – в коридоре безотлучно.

Дверь стукнула, загремел замок.

Поужинав, Галаган стал ходить по камере взад и вперед.

Ошибка совершена, и что толку в самобичевании: «Ах, почему не пошел пешком? Почему не трахнул из браунинга Селянина – лишнего и опасного свидетеля?» Почему, почему? Так вышло, так случилось – теперь не поправить… Надо думать о будущем. Итак, начнем рассуждать. Из попыток нащупать линию поведения на допросах путем наблюдений за самими чекистами ничего не вышло. Ничего не вышло и из собеседования со стариком. Вот скотина старая… Если удастся выбраться – обязательно предложить подпольной «боевке» ликвидировать… Субъект в бекеше сказал дежкому: «Зачислить за Константиновым». При сей фамилии люстриновый пиджак и дежком переглянулись… Что это за фигура – Константинов? У них есть общие следователи и специализированные уполномоченные.

Загадка номер один… Хорошо бы, следователь. И попроще…

Что в этом аресте: просто случайность или им удалось что-то разнюхать? За случайность – веские аргументы: арест не связан с подпольной деятельностью; огромная семимесячная работа по подготовке восстания в доброй сотне деревень и сел… и – нигде, никогда, ничего, никакого подозрительного, настораживающего симптома.

Галаган назвал мысленно просто случайность вариантом «Козлов». А если вариант «Галаган»? Аргументы? Извольте: топорик этого старого пса Чупахина в ходке, неловкое вранье на заставе и, главное, – Афонька Селянин… А вдруг Афонька на допросе расколется?.. Тогда – все пропало и неизбежен вариант «Галаган». Тогда – конец…

…Днем его отвели наверх. Константинов неожиданно оказался «люстриновым» чекистом. Он сидел за столом. У чекиста было очень худое лицо. На лоб свисала прядь волос. Руки тоже худые, с длинными пальцами и нервные… «Лет тридцать пять, интеллигент», – констатировал Галаган.

– Присаживайтесь, – пригласил Константинов, даже не взглянув на арестованного. – Сейчас я закончу, и будем знакомиться.

В топе, несмотря на нотки фамильярности, сквозило нескрываемое неудовольствие. Галаган почувствовал себя бодрее: таким тоном люди следственной профессии говорят, когда подследственный не представляет интереса, так – ординарный случай. Иначе – показное радушие, любезность.

Галаган прочно уселся на стул, заложил ногу за ногу.

– Скажите, что все это значит? И кстати, где мой кучер?

Чекист отложил перо, прикрыл папку.

– Должен вас огорчить: Селянин убит. Очень жаль, конечно. Он нам всем понравился – простак. Но не удалось даже предварительно поговорить: повели на допрос, а он, чудак человек, бросился на конвойного и пытался отнять оружие. Ну и… так и не поговорили. Курить будете? Вот махорка, газета, зажигалка, а здесь – легкий табачишко. Я смешиваю: получается неплохо.

Галаган еле сдержал в себе радость, бурно выпиравшую наружу. Селянин убит! А раз так – начнем с варианта «Козлов».