Детектив Уайклифф и охота на диких гусей - Джон Берли

Керси кивнул:

— Согласен, только вряд ли это нам много даст. Помнится, с меня в свое время семь потов сошло. С ними разговаривать — все равно что петь в одиночной камере. На отклик рассчитывать нечего.

— Что поделать, надо попробовать еще раз. Во всяком случае, они имеют право узнать, что часть похищенного у них имущества найдена.

— Хотите, чтобы я поехал с вами, сэр?

— Ну, я без машины. Хорошо бы поехать вместе на твоей.

Керси подумал и сообщил:

— Сестра, эта Гетти, настоящая затворница. Думаю, она вообще из дому никогда не выходит. Зато майор каждое утро выползает на Бир-стрит в своем синем свитере и вельветовых штанах, со смешной плетеной сумочкой. Если на улице дождь или холодно, на нем бывает старая офицерская шинель. Сперва он заходит за газетами, чтобы узнать, какие лошадки выставляются на бега, потом заглядывает к своему старому приятелю из антикварной лавки. Дальше идет в лавку букмекера, потом — в мясную лавку, булочную, и наконец — в свечную лавку. Последний адрес меня лично совсем не удивляет — в свой последний визит к ним я заметил, что дом полон дыма от масляных печек. В общем, Паркин — местная достопримечательность, как тут говорят.

— А что, он делает ставки у букмекера?

— Да, но я слышал, что ставит он исключительно на лошадей, которые хромают хотя бы на одну ногу. — Керси хихикнул. — Так сказать, из милосердия к букмекеру — как будто хоть один букмекер в мире нуждается в милосердии.

Они проехали через центр города и дальше — по направлению к старой гавани, где находилась Бир-стрит. В начале двенадцатого солнце уже сияло вовсю, но людей на улицах было мало — разве что выряженные в старомодные костюмы прихожане возвращались со службы из церкви к своим праздничным воскресным пирогам, испеченным в микроволновой печи.

Бир-стрит была в эпоху королевы Елизаветы главной улицей города, а теперь она вилась как ненужный придаток по окраине современного делового центра и упиралась в бухту. За обладание участками по Бир-стрит молодые деловые реформаторы отчаянно боролись с консерваторами, приверженцами старого образа жизни. Тут все средства шли в ход.

Проехав до половины улицы, они свернули на Догс-Легс-Лейн, или «Улочку Собачьей Ноги» — аллейку между домами, которая оставалась тут последним напоминанием о елизаветинской эпохе. Дорога резко взмывала вверх, и после двух крутых поворотов, из-за которых она и получила свое название, неожиданно выходила на передний бруствер большой старой крепости. Эта крепость главенствовала над всем устьем реки.

Именно у этого бруствера военные инженеры викторианской эпохи построили кирпичные дома для старших офицеров гарнизона. По архитектуре они вполне напоминали современные жилые дома, но окружены были великолепными садами, спускающимися вниз по склону бруствера, и вид отсюда открывался изумительный.

По сравнению с соседними дом номер три казался неухоженным. В саду тут разрослись настоящие джунгли, створки ворот косо висели на петлях, а тропинка, ведущая через сад к входной двери, напоминала полосу препятствий из-за глубоких ям и крутых ступенек, неожиданно возникающих под ногами.

— Да, тут ничего не изменилось к лучшему, — проронил Керси.

Они позвонили в дверь. Им открыл здоровенный мужчина в боцманском свитере, мятых вельветовых брюках и шлепанцах.

Уайклифф представился и спросил:

— Вы — майор Гэвин Ллойд Паркин?

— Да. Что вам нужно? — Этот скрипучий голос вызвал у Уайклиффа ответное желание слегка кашлянуть.

Так значит, это и есть майор Гэвин Ллойд Паркин, из Королевского Флота. Ему за пятьдесят, стрижен под машинку, массивные черты лица и серые, чуть навыкате, глаза.

— Проходите в дом.

Гостиная была пыльная, элегантная в своей неряшливости и какая-то заброшенная. Здесь застоялся смутный запах старого гнилья. И в то же время на стене висел роскошный турецкий ковер, изображавший «Древо желаний», стояло глубокое кожаное кресло, рояль — почти наверняка давно уже расстроенный — и два массивных буфета с бело-голубым фарфором.

Паркин предложил гостям присаживаться, однако сам остался стоять у окна, и глыба его огромного тела заслоняла весь свет. Керси тоже не стал садиться.

— Чуть более двух лет назад ваш дом подвергся ограблению со взломом, и помимо прочих вещей, был украден револьвер вашего отца. Так ли это? — спросил Уайклифф.

Паркин издал короткий утробный скрежет, который вполне мог означать и простой смешок:

— Вот уж хорошо сказано — «помимо прочих вещей»! Японская коллекция моего отца пропала бесследно, а ведь старику даже не приходило в голову, что ее имеет смысл застраховать!

— Мы пришли сообщить вам, что пистолет найден, совершено случайно. Я нашел его на пляже у Сент-Джуллиот. В нем были патроны, и я предполагаю, что из него недавно стреляли.

Серые немигающие глаза уставились на Уайклиффа.

— А какого черта он оказался на пляже?

— Не имею понятия, но мы постараемся это выяснить. А это значит, нам придется еще раз изучить то ограбление и возможно, найти вора.

Майор пожал громадными плечами:

— Ну да… Ну что ж, я не против, только вряд ли вам что-нибудь удастся. В первый раз, во всяком случае, не удалось.

— Вы, может быть, помните, что сержант Керси занимался расследованием ограбления? — заметил Уайклифф.

Паркин безучастно посмотрел на Керси.

— Конечно, я еще раз изучу архивные материалы по делу, — продолжал Уайклифф. — Но тем не менее я просил бы вас еще раз изложить все известные вам обстоятельства, а также показать место, где хранился пистолет и другие пропавшие вещи.

Казалось, Паркин собирался возразить, но потом передумал:

— Как угодно. Пойдемте со мной.

Он держал себя не свысока и не заискивал, он был просто совершенно безразличен. Уайклифф помнил, как мальчиком, еще до войны, он встречался с подобным воякой — «господином Полковником», с заглавной буквы, — тот был крупным землевладельцем в том округе, где отец Уайклиффа арендовал ферму. У «Полковника» был тот же монументальный облик, тот же хрипловатый голос, огрубелый от виски и сигарного дыма, тот же сверлящий взгляд серых глаз, и наконец, такое же бессознательное и словно врожденное чувство собственного превосходства.

Следователи прошли за майором по длинному коридору в заднюю часть дома. Из кухни тянуло прозрачным дымком перегретого печного масла. Паркин толкнул дверь, и она оказались в большой комнате.

— Это обиталище моего отца.

Старомодное словечко прекрасно подходило для описания этой комнаты: обстановка здесь складывалась вокруг старика-генерала столь же подходящая для него, как ракушка вокруг тела улитки — все точно подогнано. Все обветшало и старомодно. Главным предметом здесь был написанный маслом портрет самого генерала, висящий над камином. Старик с сыном были похожи, однако отец — худощавый, с более тонкими чертами лица и тонкими губами под усами. Под портретом в стеклянной витрине выложены были ордена, медали и прочие регалии генерала.

Крышка секретера красного дерева была откинута, столешница, обтянутая марокканской кожей, была потерта у краев; стеклянная подставка для перьев; пюпитр с гербовой бумагой и конвертами; маленькие походные часы, которые деловито отстукивали время, словно их хозяин вышел из комнаты только на минуточку. На стенах висели фотографии с изображениями различных моментов из военной биографии генерала, и полки с изрядно зачитанными книгами — мемуары, биографии, работы по искусству Востока: литература, безошибочно относящаяся к той далекой эпохе, когда люди интересовались точными знаниями. А ряд толстых переплетенных тетрадей — это, скорее всего, дневник генерала.

Да, эта комната была настоящей гробницей. Но вот что удивило Уайклиффа — так это безукоризненная чистота, в которой тут содержались вещи — все буквально сияло.

— Свою японскую коллекцию он хранил вот в этом шкафу, который специально был сделан на заказ, — прогудел Паркин.

В высоком шкафу розового дерева было множество ящичков, некоторые очень неглубокие, другие — глубиной сантиметров в десять-двенадцать.

— В мелких ящичках у него стояли «нецке», такие маленькие резные куколки в японской национальной одежде, в основном из слонового бивня, дерева или кости. — слова вылетали из майора короткими толчками, словно ему необходимо было каждый раз передернуть какой-то внутренний затвор, прежде чем выстрелить очередное слово.

— А вот здесь были аксессуары холодного оружия, в основном гвардейского. В глубоких ящиках хранилась коллекция «инро» — таких лакированных коробочек, которые носили самураи на перевязи меча.

Паркин выдвинул пару ящиков — ныне пустых.

— Кроме коллекции, в шкафу еще оставалось немало места, вот отец и положил сюда же свое служебное оружие. Так револьвер и пропал со всеми прочим барахлишком.