Обнаженные души - Мария Тумова

– Господа, нас прервали, – попытался замять ситуацию Варенкур. – Выпьем же!

Десятки бокалов вновь соприкоснулись с хрустальным звоном.

Ей будто не хватало воздуха в просторном зале с высокими потолками. В присутствии этих людей, пусть и стоящих далеко, было почти физически тесно.

Соланж незаметно покинула гостиную и вышла на крыльцо, куда доносились лишь слабые отзвуки голосов. Свежий воздух дохнул ей в лицо. Она улыбнулась ночной прохладе, даже не чувствуя ее пронизывающего воздействия. Здесь было хорошо.

Жизнь после войны стала странной. Ничего вокруг не изменилось, но в то же время все было другим. А может быть, дело было не в войне. Может, дело было в ней самой.

Она услышала какой-то шум и оглянулась. Соланж узнала Эдмона Ловаля, покинувшего их дом. Несколько человек в военной форме окружили его и, несмотря на попытку вырваться, схватили, заломив руки за спину.

– Немецкие прихвостни! – выкрикнул Ловаль.

Один из них резко ударил его прикладом по затылку. Эдмон вскрикнул, согнулся, а затем снова попытался высвободиться.

Тогда второй выхватил из кобуры пистолет и приставил к виску депутата.

Соланж, затаив дыхание, прильнула к стене, прячась в темноте ночи за тенью колонн крыльца. Ее сердце отчаянно стучало в страхе и недоумении.

С дулом пистолета у виска Ловаль перестал сопротивляться. Его посадили в машину, и автомобиль унесся прочь.

Соланж выдохнула. Постепенно до ее сознания доходил истинный смысл происшествия, свидетельницей которого она стала.

Светское собрание в доме Варенкура продолжалось, «политические игры» уступили место оживленным карточным.

Венсан Кара сидел за игральным столом в ожидании следующего хода, открыв свою колоду. Но карта противника легко била его. Партия была закончена сокрушительным поражением. Стопка банкнот перешла на другую сторону стола.

– Что ж, отыграюсь в другой раз, – непринужденно улыбнулся Венсан.

Он поднялся, раскланялся с оставшимися игроками и направился прочь от стола.

– Война – прибыльное дело, не так ли, мсье Кара?

Венсан резко обернулся. Перед ним стоял разодетый франт из светского общества, приятель хозяина, которого Кара видел впервые. Едва уловимая улыбка вновь коснулась краешков губ Венсана. Он прекрасно знал, на что намекал этот человек.

– Меня правильно проинформировали, что вы можете помочь? – продолжил собеседник, выпустив струйку сигаретного дыма.

– Чем смогу, постараюсь быть полезен.

– Жизнь стала несколько… ограниченной. Где сейчас можно взять достойное вино, сигары…?

– Не беспокойтесь. Это уже моя проблема. Просто напишите список ваших потребностей, и я постараюсь раздобыть все, что необходимо.

– Как вам это удается?

– Позвольте мне сохранить это в секрете, – Венсан вновь загадочно улыбнулся, развернулся и завязал беседу с хозяином дома.

Соланж взволнованно потянула отца за рукав. Он в недоумении извинился и отошел в сторону с дочерью.

– Да что с тобой, Соланж? Неужели это не может подождать?

– Не может, папа. Ты просто не представляешь, что случилось. Этот депутат, тот, что не голосовал за Петена. Его только что схватили военные и увезли куда-то.

Варенкур удостоверился, что их никто не слышит, жестко взял дочь за локоть, зашел в кабинет и затворил дверь.

– И что ты от меня хочешь?

– В смысле? – она опешила. – Папа, ты… ты разве не понимаешь, о чем я тебе говорю? Так же не может быть. Это неправильно. Это несправедливо.

– Почему? Что мы знаем о человеке, который позиционирует себя как защитника демократических свобод? В чем это выражается, а? В пустой демагогии, нападках на Петена и защите евреев?

– Папа!

– Это жизнь, Соланж. И тебе придется принять ее такой, какая она есть, – резюмировал Варенкур и вернулся к Венсану.

Окружающий мир, который раньше казался скучным и пустым, теперь вызывал раздражение. Блеск, лоск, пугающее равнодушие людей, которые жили в стране, расколотой надвое. Часть Франции попала в лапы фашистов, а Южная и Юго-Восточная части отделились, выбрав своей столицей маленький курортный городок Виши. Режим Виши официально придерживался политики нейтралитета, но фактически поддерживал Гитлера. И люди здесь вели себя так, словно не знали этого. Или намеренно закрывали глаза… Как тот ловелас, к которому размашистым шагом направился отец.

Все, чего ей сейчас хотелось, – поскорее покинуть зал и уединиться в своей комнате, но, когда она шла мимо Кара и Варенкура, резко остановилась, глядя то на одного, то на другого.

– Многие не понимают, что, разорвав отношения с Парижем и оккупированной Францией, с Бельгией, Люксембургом, мы бы только проиграли, – продолжил беседу Варенкур. – У нас нет своего побережья, и мы бы оказались в собственноручно выстроенной экономической блокаде.

– Верно, отец! Пусть люди подстраиваются под условия нового режима, спасая свой дом, семьи, друзей, что там еще?.. Свои собственные шкуры. Пусть держатся за союз с убийцами!

– Соланж!

– Да здравствует коллаборационизм, трусость, предательство и глава предателей Петен, за которого ты так ратуешь!

– Соланж, замолчи сейчас же! – крикнул Варенкур.

Филипп Варенкур был скорее напуган, чем возмущен ее неожиданной выходкой. Будучи явным сторонником Петена, он знал, что происходило с теми, кто поднимал свой голос против режима. Можно было игнорировать слова дочери, когда они разговаривали один на один. Но то, что она столь безапелляционно высказалась в присутствии постороннего, вселяло в него панику.

Он бросил резкий взгляд на гостя, но Венсан вдруг громко рассмеялся.

III

По маленькому ресторанчику сквозь заволакивающую табачную дымку разливался тусклый свет. Здесь были и французы, и немцы, которые в вишинской Франции уже не считались врагами.

За пианино сидела Ева Ле Фонтен. Наигрывая слегка меланхоличную мелодию, она, прикрыв глаза, пела приглушенным, глубинным, хоть и не очень сильным голосом. В этих звуках, в этих нотах было что-то, что заставляло заслушаться, брало за душу. Впрочем, в этом месте и в этой обстановке мало кто интересовался музыкой. Посетителей скорее занимали разговоры и выпивка. И только один человек у барной стойки, не отрываясь, слушал ее пение. Это был Венсан Кара.

– Ваши документы, – строго потребовал подошедший полицейский.

Отставив бокал в сторону, Венсан посмотрел на него с любопытством:

– А что? Есть какие-то сведения о моей неблагонадежности?

Тот молчал, ожидая, когда Венсан предъявит свои бумаги. Музыка стихла, но этого никто не заметил. И Ева впервые после его последнего визита увидела Венсана.

Кара вздохнул и спокойно протянул документы офицеру.

– Вы служили в армии, – сухо прокомментировал факт полицейский. – Воевали?

– Да, если стояние у линии Мажино можно назвать войной, – Венсан усмехнулся.

Но тот лишь окинул его суровым взглядом.

– На французской стороне?

– Я француз, – коротко ответил он.

Ева напреженно следила за их суровыми лицами.

– Вы были судимы. За что?

Очередная ухмылка пробежала по лицу Венсана, скользнув в его пристальном взгляде:

– Антисемитизм.

Офицер вдруг разразился смехом, и Венсан последовал его примеру. Напряженная обстановка мгновенно разрядилась. Полицейский вернул бумаги. А Ева неотрывно, будто пригвожденная к месту, продолжала смотреть на Венсана, не в силах поверить в то, что услышала.

Давно пробил час ночи, и в помещении медленно гасили электрические лампады. Табачная дымка рассеивалась, разговоры стихали. Посетители покидали ресторанчик, растворяясь в темноте ночных улиц.

Венсан не уходил. Он ждал до последнего, а Ева старалась делать вид, что не замечала его. На самом деле она думала, что он уйдет, но спустя полчаса стало ясно, что ожидание тщетно. Наконец, взяв сумочку, она направилась к выходу.

– Как меняется обстановка, – отчетливо и довольно громко произнес он ей вслед.

Она сжала губы, уловив насмешку в его словах, и даже не обернулась.

– Ева, постой, – он постарался остановить ее, но она отмахнулась и выскользнула на улицу.

Он с досадой последовал за ней.

– Да постой же ты!

Темень и тишина спящего города, ни единого шороха, только стук ее каблуков и торопливые шаги Венсана, мужчины, которого, как ей сейчас казалось, она толком никогда не знала… Ева запаниковала и ускорила шаг.

Догнав, Венсан резко схватил ее за руку и развернул к себе. Она гордо подняла голову и посмотрела ему в глаза, словно никакого страха не было.

– Ты ничего не хочешь спросить у меня?

– Разве что случайно ли ты здесь оказался. Хотя… боюсь, неслучайно.

– И все? И ты совсем не хочешь знать, что все это значит?

– Совсем не хочу. Венсан, оставь меня в покое. Зачем ты меня преследуешь?

– Я тебя не преследую. Я хочу предложить тебе свою помощь.