Обнаженные души - Мария Тумова

– Пусть мальчик остается, – ответил Венсан.

– Я – Ксавье Парийо, родился и жил в Лилле до тех пор, пока не пришли немцы. Мой дом разрушился при бомбежке. Родители и старший брат погибли. У меня больше никого и ничего не осталось… И я ненавижу фашистов! – с яростью закончил Ксавье.

Осталось всего две истории.

– Ева Бежар, – произнесла молодая женщина и замолчала.

Она обвела присутствующих тусклым взглядом, легче от этого не стало. Она не могла раскрыться перед чужими ей людьми. Это было слишком глубоко и слишком лично.

– Муж Евы был французским офицером, – сказал за нее Венсан. – Он погиб в самом начале войны.

Она не продолжила.

– Джозеф Бенин, – наконец представился последний из семи. – Я еврей, и я не военный. Всю свою жизнь я торговал, продолжая дело отца и деда.

Он замолчал, но все уже было ясно без разъяснений. Прежде всего фашистский режим грозил уничтожением евреям.

– Что ж, господа, теперь мы знаем друг друга, – подытожил Венсан. – И знаем, зачем собрались здесь.

«Пламя французского сопротивления не должно погаснуть и не погаснет…» – первое радиообращение Шарля де Голля прозвучало в эфире в июне 1940 года. Прошло несколько месяцев, к его словам мало кто прислушивался даже на территории оккупированной Франции, не то что здесь. Но в тайной квартире Венсана Кара это обращение генерала слушали все, пусть и не всех его идеи заражали так же, как самого Венсана.

Голос де Голля стих, оставляя за собой еле уловимое потрескивание радиоволн в эфире.

Соланж закрылась у себя в комнате, стремясь спрятаться в одиночестве. Она сидела на постели прямо в платье, поджав ноги и устремив взгляд в никуда.

Шел 1940-й. Еще несколько месяцев назад она думала, что она, твердая, решительная и взрослая, знает, чего хочет. Но отец и собственные страхи заставили ее отказаться от будущего, в которое она верила, и от человека, которого любила.

Айзек… Она вспомнила его юношеское лицо и по-мальчишески робкий взгляд.

И только сейчас поняла, что слишком мало думала о нем в последнее время. Его образ стирался, становился туманным. Да и в чувствах не было ясности.

Соланж закрыла глаза. Она не была уверена ни в прошлом, ни в будущем, ни в настоящем. Она чувствовала, что вот-вот должно что-то произойти. Возможно, то, что изменит ее жизнь.

Среди говора и звона пивных кружек и бокалов раздавался немного низкий, глубокий голос Евы.

Пела она, уставившись в одну точку и погрузившись в собственные мысли. Когда музыка стихла, Ева подошла к стойке бара и попросила налить бокал вина. Обернувшись в зал, она обвела присутствующих взглядом.

Здесь все веселились, пили и смеялись. Немцы, французы. Какая разница… Жизнь продолжалась, но теперь она наблюдала за этой жизнью отстранение. Ей казалось, будто она сменила один мир на другой, неведомый, в котором не было ни легко, ни свободно.

VII

Они встретились, когда сумерки густо заволокли улицы, и сквозь пушистые тучи едва проглядывали бледные отблески неполной луны.

«Режим Виши – режим пособников фашистов…».

Венсан бросил несколько листовок на стол.

– Мы должны призвать людей дать отпор фашистским властям. Здесь, на территории Виши, это некому делать. Люди стараются жить так, будто ничего не происходит. А наша задача – заставить всех увидеть, что нацистское чудовище тянет свои кровавые щупальца ко всем уголкам Земли. Что их цель – не какая-то отдельная страна, не отдельный кусочек земли, а весь мир. И это только вопрос времени…

Венсан замолчал, обвел всех взглядом, удостоверяясь, что его слова и чувства совпадали с чувствами и мыслями окружающих.

– Мы должны распространить эти листовки? – предположил Джозеф.

Венсан кивнул. Он быстро развернул схематичную карту района и показал улицы, которые входили в план их первой ночи.

– Мы не можем идти вместе, но по одному тоже небезопасно. Поэтому разобьемся на пары, – он обвел всех беглым взглядом, мысленно распределяя группу. – Джозеф, бери с собой мальчика. Ты меньше привлекаешь внимание, чем Сесар. Хорхе, ты идешь с ними.

Ксавье молча подошел и взял из рук Кара увесистую стопку листовок, уложенную в холщовую сумку на длинной ручке.

Венсан бросил взгляд на Еву. Ему так захотелось пойти с ней…

– Ева, Соланж, вы идете вдвоем. Ваша двойка в минимальной зоне риска. Сесар, – он обернулся к испанцу.

Тот кивком подтвердил свою готовность отправиться вместе с Кара, хотя они рисковали больше других – элегантный молодой человек и хромой испанец-рабочий, разгуливающие по ночным улицам с подозрительной сумкой, под завязку набитой запрещенными листовками.

Джозеф, Ксавье и Хорхе шли по намеченному маршруту молча. Ксавье был угрюмо погружен в собственные мысли, а Джозеф и Хорхе просто не знали, как начать разговор с этим странным молчаливым мальчиком.

Тихо и слаженно они делали свое дело, управились быстро и не встретили никого на своем пути.

Спокойно и молча, хотя и несколько медленнее, справилась со своей задачей двойка Сесар – Венсан.

Соланж украдкой поглядывала на строгие черты красивой замкнутой женщины, на ее сжатые губы и темные, как будто непроницаемые глаза. Она не была в трауре и вроде не была печальна, но в ее облике читались тоска и безысходность.

«Ее муж был убит в самом начале войны…».

Возможно, то, что видела Соланж, было скорбью…

Они приблизились к высокому забору и, достав из сумки Евы листовки, начали расклеивать их.

«Режим Виши – это режим пособников фашистов, националистов, режим, поддерживающий террор Гитлера…» – гласили слова на агитационном листке.

Соланж снова взглянула на Еву. Ей хотелось понять, что двигало этой незнакомой женщиной, ее спутницей, захотелось расколоть ту чуждую тишину, что нависла между ними.

– Ты, должно быть, сильно ненавидишь их? Они отняли у тебя любимого человека…

Ева была удивлена этим неожиданным вопросом, нарушившим молчание. Стена не рухнула. Она будто стала еще прочнее в этот момент.

Неприятный холодок пробежал по спине Соланж. Холодок, которым веяло от этой женщины. Она напомнила Соланж ледяную статую.

Уже месяц группа Венсана все более и более уверенно вливалась в борьбу, начиная понимать, что от них было нужно. Они печатали и расклеивали по ночам листовки, срывали плакаты правительственных воззваний. Они были одной из тех малочисленных ячеек Сопротивления, которые пытались заставить людей одуматься и воспрянуть. И если на территории оккупированной Франции таких групп было немало, то здесь, во Франции Виши, их почти не было.

Хорхе и Сесар устроились работать на завод Варенкура. Ева продолжала петь в баре. Венсан, как и прежде, появлялся в свете, спекулировал и зарабатывал себе репутацию вполне беспринципного, но очень удобного человека.

Лавка Бенина балансировала на грани разорения, и он едва сводил концы с концами.

Ксавье так и не пошел в школу, хотя Сесар пытался это устроить. Как-то, проходя мимо местной школы в то время, когда закончились занятия, Ксавье остановился в стороне, разглядывая шумную разношерстную толпу мальчишек и девчонок, его ровесников. Они смеялись, задорно болтали, бегали, едва не сбивая друг друга с ног. А он стоял в стороне, угрюмо наблюдая за ними.

«Мое детство закончилось, когда началась война…».

Все эти игры, пустая болтовня, смех, казались далеким, неосязаемым и нереальным. Словно у него никогда и не было детства. Именно поэтому, когда Сесар предложил ему ходить в местную школу, Ксавье наотрез отказался.

Соланж, как и прежде, жила без особых занятий и увлечений, и это не вызывало подозрений у ее отца. Дни проходили пусто и никчемно, зато по ночам в группе она оказывалась в гуще событий. Единственное, что беспокоило ее, – люди рядом, они оставались совершенно чужими. Время шло, но ничего не менялось в лучшую сторону. Их объединяла только партизанская война.

Они вновь собрались вместе, как собирались каждое воскресенье на холостяцкой квартире Венсана. Венсан раздавал новую порцию листовок, рассказывал новости, которые приходили из Франции де Голля.

В апреле Германия захватила Грецию и Югославию. Япония оккупировала южные районы Китая и северную часть французского Индокитая…

Раздался стук в дверь. Все затихли. Венсан медленно направился к двери.

Из тумбочки в прихожей он достал пистолет, чем вызвал удивление Евы (каждый раз ей казалось, что раньше она его не знала), и ужас Соланж, которая впервые так близко видела оружие.

Сжав в правой руке рукоятку пистолета, левой он осторожно взялся за дверную ручку. Резким движением Венсан распахнул дверь, и в тот же миг в квартиру не то ворвался, не то ввалился мужчина средних лет в потрепанной, некогда дорогой одежде. Его лицо было разбито, а возле виска пролегала плохо зажившая неглубокая рана.