Обнаженные души - Мария Тумова

Венсан сорвался с места, устремляясь к центру поляны, остальные последовали за ним. Небольшие деревянные ящики опускались на покрытую травой землю. Венсан подбежал к одному из них, достал нож и резко срезал веревки от парашюта.

– Затушите костры, – коротко бросил он.

Ева, Соланж и Ксавье последовали его указанию.

– Что это? – спросил, обращаясь к нему, Сесар.

– Динамит.

– Я хочу, чтобы ты научил нас делать бомбы. Ты ведь умеешь?

В очередное воскресенье они вновь собрались на полигоне. Сесар посмотрел на ящик с динамитом.

– Да, умею.

Он не спрашивал, зачем это было нужно, не спрашивал, каковы были дальнейшие планы Венсана. Он просто начал демонстрировать процесс. Он научил их изготавливать заряд бомбы, правильно подсоединять провода, делать запал. Сначала все четверо внимательно слушали, затем приступили к практике. Чтобы звуки взрывов потонули в глуши густого леса, использовали небольшое количество динамита. А чтобы в случае ошибки можно было подстраховать друг друга, разбились на двойки.

Венсан и Ксавье, Соланж и Ева. Сесар внимательно наблюдал за ними. Времени на обучение было очень мало, надо было освоить все здесь и сейчас.

Когда Сесар отошел, Соланж бегло взглянула на тонкие, длинные пальцы Евы, которые безо всякой дрожи соединяли провода, на ее сосредоточенное лицо.

– Я видела тебя в еврейском квартале, – спокойно сказала Соланж.

Руки Евы дрогнули, и она встревоженно посмотрела на девушку. Соланж на миг пожалела, что сказала об этом именно сейчас. Одно неверное движение – и они все взлетели бы на воздух.

Ева опустила глаза.

– Ты пытаешься казаться хуже, чем ты есть, – все-таки продолжила Соланж. – За твоей холодностью многие не видят чувств, и я не видела. Но теперь я уверена, что ты, может, даже глубже, чем другие, переживаешь то, что происходит.

Она ждала реакции, словно проверяла, удалось ли ей сломить эту стену. Но Ева хранила молчание. Так в тишине они закончили с проводами, и Ева подожгла запал.

Они одновременно отскочили от бомбы, как раз вовремя. Громкий хлопок столбом пыли и пламени поднялся вверх. Когда все утихло, женщины посмотрели на результат своей работы. Узкий язычок голубоватого пыльного пламени странным образом отражался в темных глазах Евы.

Венсан бросил на стол слегка помятый маленький снимок человека в немецкой военной форме.

– Это Эрвин фон Беерхгоф, немецкий унтер-офицер, эсэсовец. Назначен комендантом города Орийак и его предместий.

Группа пристально вглядывалась в непроницаемое лицо на фотографии: нерезкие скулы, но при этом волевой подбородок, узкие жесткие глаза, высокий лоб. Ариец.

– Я видела этого человека, – произнесла Ева.

Все посмотрели на нее.

– В баре, в компании других офицеров, – пояснила она.

– Беерхгоф и его друзья – высокопоставленные офицеры. Они не простые солдаты вермахта. И если бы подойти к ним на довольно короткое расстояние, если бы… сблизиться с Беерхгофом…

– Сблизиться? – не вполне понимая, переспросил Сесар.

Венсан не подбирал слова, он просто медлил, отчасти предвидя реакцию, которую встретит.

– Единственный человек среди нас, который способен это сделать, – это ты, Ева, – промолвил он наконец.

Несколько минут ушло на то, чтобы смысл сказанного осел в сознании каждого. И в эти минуты каждый из них начинал понимать циничность происходящего.

– В каком смысле? – заколебался Сесар.

Венсан досадливо вздохнул. Стало окончательно ясно, что в своих подозрениях они не ошиблись.

– Венсан, ты сошел с ума? Что ты предлагаешь? – вступила Соланж.

– Все мы чем-то жертвуем, – коротко и убедительно возразил он.

– Но это же ужасно! Три года назад в войне с этими подонками погиб ее муж, а ты сейчас говоришь о том, чтобы… о том… – она даже не могла это выговорить. – У меня в голове не укладывается…

– Черт, Соланж, не будь такой идеалисткой. Я же предупреждал, что будет нелегко, но так нужно. Ева, ну скажи ей, что так нужно. Ты ведь понимаешь?

– Он прав, Соланж, – твердым низким голосом сказала Ева.

Соланж резко в недоумении обернулась. Ей вообще показалось, что это был первый раз, когда Ева заговорила с ней.

– Все мы чем-то жертвуем…

Вновь запах алкоголя и сигаретного дыма. Духота, смех и пошлые разговоры мужчин, которые ей были противны. Очередной вечер, который было так сложно выдержать.

Закончилась песня, и она посмотрела в сторону столика, занимаемого немцами.

Они кутили, не обращая внимания на окружающих. Три офицера и Беерхгоф с его вечной высокомерной ухмылкой.

Ева поборола внутреннее чувство неприязни и твердой поступью направилась к столику. Взгляд ее стал томным, а улыбка лукавой.

Достав из портсигара изящными пальцами длинную дамскую сигарету, она произнесла:

– Огоньку не найдется?

Она обращалась преимущественно к Беерхгофу, и он действительно посмотрел на нее. Но сколько же холодности было в его взгляде, отстраненности. Исчезла даже его насмешка, уступая место равнодушию. А еще было в его взгляде то, отчего Еву внутренне передернуло. Это было чувство превосходства, словно он, офицер СС, был чем-то лучше и выше Евы…

Зато один из его собеседников, толстый невысокий человечек с лысиной, но при этом пышными усами и бородкой, растянулся в улыбке.

– Для такой красотки все, что угодно.

В его глазах блистали шальные искорки. Пересиливая себя, она улыбнулась ему в ответ. На следующий день он уже провожал ее домой.

В очередное воскресное утро Ксавье и Сесар тихо сидели за столом, Соланж же не находила себе места, ходила из стороны в сторону, ломая руки. Венсан был на кухне.

Ева еще не пришла. Девушка долго сдерживала гнев, но наконец выпалила:

– Как может человек так поступать? Как можно во имя благого дела опускаться столь низко? Неужели он уже не различает, где добро, а где зло?

В эту минуту дверь распахнулась, и вошла Ева. Соланж мгновенно замолчала, а Ева сделала вид, что не заметила обращенных на нее взглядов.

Заслышав скрип входной двери, появился Венсан.

– И как? – он пристально и вполне однозначно посмотрел на Еву.

– Беерхгоф неприступен, – каким-то пустым голосом произнесла она. – Зато один из его единомышленников, некто фон Ваус, сразу схватил приманку.

Она опустилась в широкое мягкое кресло.

– Это хорошо, – задумчиво произнес Венсан, – Но в итоге все-таки нужно будет подобраться к коменданту.

– Ты не имеешь никакого права заставлять женщину делать такое!

Сесар не выдержал и угрожающе шагнул к Венсану.

– Сесар! – Соланж привстала с места, предостерегая его.

– Дальше что, Моралес? – надменно произнес Венсан. – Кого ты хочешь напугать?

– Может быть, у нас с тобой одно дело, Венсан Кара, но ты мерзавец, – прошептал Сесар. – И я не буду мириться с этим.

– А что ты сделаешь? Ударишь меня? Ударь. А потом? Уйдешь? Уходи. Кто еще уйдет? Пожалуйста, я никого не держу.

– Венсан, – вставила свое слово Соланж, – нам действительно не нравится то, что ты считаешь должным. Может, будет лучше, если группой станет руководить Сесар? Он куда больше тебя понимает в военном деле. Мы все у него учились.

– Правда? – спросил Венсан со странной серьезностью. – Вы, вероятно, думаете, что самое главное – уметь стрелять и закладывать бомбы? Почему в таком случае я, а не Сесар, руковожу группой? Да потому что у меня есть связи и есть деньги. Потому что я поддерживаю контакт с центром Сопротивления и потому что я достаю оружие. Ты можешь достать нам оружие, Сесар? Купить или получить через свои связи? – он выдержал паузу. – Не можешь… А голыми руками нам не справиться. Тут все твои навыки будут бесполезны.

Никто не мог возразить на это. Сесар был вынужден отступить.

– Что ж… считаю, инцидент исчерпан, – Венсан резко обернулся в сторону Евы. – Что-нибудь удалось узнать от этого… фон Вауса?

– Во вторник что-то планируется, но я не могу сказать, что именно, – сдержанно ответила Ева.

– Это подтверждает информацию, которая есть у меня. Поезд с боеприпасами для немцев направляется на юг, и во вторник он будет проходить Орийак.

Что ж, вот и наступил момент проверить то, чему мы научились.

Ева вернулась домой с очередной встречи с фон Ваусом. Пустая квартира. Пустые комнаты. Тишина. Может быть, одной даже лучше…

Она прошла в ванную, умыла лицо ледяной водой, повернула кран, подняла глаза и встретилась взглядом со своим отражением. Такие пустые или такие полные боли глаза…

«Все мы чем-то жертвуем…».

Она долго не могла заснуть, измученная противоречивыми чувствами. На нее буквально давили эти печальные одинокие стены. Надо было вырваться отсюда, надо было с кем-то поговорить. И, пожалуй, был только один человек, с которым она могла себе позволить быть откровенной. Она встала, быстро оделась и вышла в ночь.