Обнаженные души - Мария Тумова

Соланж едва не вскрикнула, приложив ладонь ко рту. Вдобавок ко всему этот человек ей показался знакомым.

Венсан отбросил пистолет на тумбу и подскочил к нему, поддержав, ибо тот чуть не рухнул на пол.

– Эдмон!

Эдмон Ловаль! Теперь она вспомнила. Депутат Национального собрания, который не поддержал правительство Виши, отказался пить за Петена, а потом был арестован.

Кроме Соланж и Венсана, его здесь никто не знал.

Венсан, бережно поддерживая, помог ему дойти до дивана. Практически упав на мягкое кожаное сидение, Ловаль откинул голову назад.

– Эдмон, тебя отпустили? Или… – Венсан наблюдал за ним встревоженно.

– Отпустили?!… На такое великодушие эти звери неспособны, – прошипел Эдмон. – Венсан, дай мне воды.

Венсан торопливо дошел до кухни и вернулся со стаканом воды. Сделав несколько жадных глотков, Эдмон все же ответил на заданный вопрос.

– Приспешники Виши – это еще не эсэсовцы. Мне удалось вырваться, хотя я думал, что сгнию там.

Венсан в задумчивости опустился на подлокотник дивана, приняв из его рук опустевший стакан.

– Это Эдмон Ловаль. Некогда он был депутатом Национального собрания, одним из тех, кто не поддержал Анри Петена. За что и был арестован.

Эдмон словно только сейчас заметил, что они были не одни. Он обвел всех присутствующих тусклым взглядом.

– Это моя группа, – ответил Кара на его немой вопрос, – Эти люди согласились вступить в нашу общую борьбу. Позже я познакомлю тебя со всеми, а сейчас тебе стоит отдохнуть.

Прошло несколько дней. Эдмон, оставаясь у Венсана, окреп и набрался сил. Группа с тех пор не собиралась, а сам Венсан бывал здесь часто, не оставляя своего гостя без внимания.

В один из таких дней, прохладных и дождливых, Ловаль встретил его в чистом добротном костюме, который отдал ему Кара.

– Пора мне перебираться куда-нибудь, – сказал Эдмон. – Довольно отягощать тебя.

– Можешь не спешить. Ты меня не стесняешь. И, кроме того, как ты успел заметить, это даже не мой дом. Всего лишь конспиративная квартира, которую мы используем только для общих собраний. Обыкновенно здесь никто не живет.

Оба замолчали.

– Твоя группа, – наконец нарушил тишину Ловаль, подходя к теме, которая все это время беспокоила его, – эти люди… они кажутся такими разными. Ты давно их знаешь?

– Нет, – Венсан покачал головой. – Я познакомился с ними при разных обстоятельствах и в разное время.

– Ты доверяешь им?

Венсан пристально посмотрел на него.

– Странный вопрос. У меня нет причин не доверять им. У нас общие цели. У всех людей в этой стране, да и во всем мире, сейчас должна быть одна цель.

– Должна, но на деле-то это не так. Есть люди легкомысленные, а есть и вовсе циничные, способные на предательство…

– Ты же доверился мне, Эдмон. Хотя уж более ненадежного человека, по мнению света, трудно себе представить.

– Это другое. Я тебя давно знаю, Венсан. И ты мой друг.

– Допустим так. Но в моем кругу не оказалось тех, кому я мог открыться и кто пошел бы за нами. Пришлось сделать ставку на этих людей. И я действую скорее интуитивно.

VIII

Время шло, постепенно обрушивая на Джозефа тяжесть таявших чаяний. С каждым днем надежды улетучивались, глубже и глубже погружая его в трясину безысходности. Вернуть старый мир было невозможно.

Два дня назад от него ушел последний покупатель. Он отчетливо понимал, что разорен и лавку нужно закрывать. Но самым тяжким и болезненным было осознание того, что их тайная борьба ничего ему не вернет.

Джозеф сидел в своей пустой лавочке и сетовал на жизнь, на немцев и на французов, на всех, кто не испытывал таких лишений, как он. И большую часть своей желчи и неприязни он направлял в сторону Венсана Кара.

Кара мог себе позволить играть в такие игры. Он ничего не терял. Более того, практически ничем не рисковал – успешно вертелся в свете, зарабатывал на связях; днем изображал дружбу с теми, против кого восставал ночью. Он был везунчиком.

Бенин часами накручивал себя, убеждая в том, что именно этот человек виноват чуть ли не во всех его неприятностях. Виноват в том, что запудрил мозги, убедил, что у маленькой группы необученных людей был шанс побороть целый режим, в том, что отвлек его от настоящего дела, впутывая в свое чертово движение Сопротивления.

Венсан мог неустанно вещать о справедливой борьбе, но разве было справедливым то, что у одного из них было все, а у другого ничего?

«Любой, кто ОБНАРУЖИТ нарушителей порядка, выступающих с клеветой против существующего режима, распространителей провокационных листовок с антиправительственной агитацией, и СООБЩИТ известные ему сведения властям, получит ДЕНЕЖНОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ в размере…».

Сесар резким рывком дернул листок со столба. Это был не первый плакат подобного содержания. И сколько бы он их ни срывал, в городе оставалось достаточно, чтобы попасться на глаза большинству его обитателей.

Было воскресенье, и Соланж по обыкновению спешила на встречу группы. Но отцу как назло именно сегодня приспичило организовать семейный обед, который сильно затянулся. Ей едва удалось вырваться из-за стола, сославшись на головную боль, и позже тайком покинуть дом. Она опаздывала и в квартиру вошла запыхавшись. Как ни странно, собрались еще не все. Впрочем, Бенина она видела по пути. Он шел куда-то, но Соланж так спешила, что не обратила на это внимания.

Эдмон Ловаль и Венсан беседовали, расположившись в креслах в гостиной. Ксавье уныло глядел в окно, а Ева, скрестив на груди руки и опустив взгляд, стояла у стены. Встреча еще не началась, ждали остальных. Из кухни, прихрамывая, вышел Сесар.

– Вы видели плакаты, которые повсюду развешивает полиция? – спокойно спросил он.

Сообщение вызвало интерес лишь у Эдмона, который слегка развернулся к нему, и у Соланж, она вообще ничего об этом не знала.

– Назначена награда за поимку тех, кто развешивает листовки по городу, – пояснил испанец.

Его никто больше не слушал. Остальные были заняты либо своими разговорами, либо своими мыслями. Наконец Венсан посмотрел на часы.

– Где же Бенин? Он обещал сегодня быть пораньше.

– Бенин? – обернулась к нему Соланж. – Я его видела.

– Где?

– Недалеко отсюда. Он шел куда-то…

Она осеклась. Сначала смутно, а затем четко поняла, что почувствовала. Стало страшно.

– Куда?

– Я не знаю… – совсем тихо ответила она, пытаясь обмануть саму себя.

Но она знала.

Нависла тишина. Венсан резко встал и, пройдя к тумбочке в прихожей, достал уже знакомый пистолет. Они смотрели на него, словно парализованные нависшей грозой.

– Сможешь… – не договорил Сесар.

Венсан обернулся в его сторону, постоял так мгновение, а затем протянул оружие рукояткой вниз. Сесар аккуратно взял пистолет и убрал его за пояс под рубашкой. Соланж в ужасе взглянула на них. Даже Ева вышла из состояния своего обычного холодного оцепенения.

– Где ты его видела? – спросил Венсан.

Она перевела дыхание.

– Я могу показать.

Прошло минут десять с тех пор, как Соланж увидела Бенина. А следовательно, стоило поспешить. Если, конечно, это еще имело смысл.

Хорхе сегодня не ждали. Они хотели идти вчетвером: Соланж, Сесар, Венсан и Ловаль. Но ни Ева, ни Ксавье не пожелали остаться. Тем более что оставаться было рискованно. Самые худшие подозрения могли оправдаться.

Соланж показывала путь и в какой-то момент остановилась у угла здания, каждый шаг давался все труднее. Мужчины шли чуть впереди, но и они вынуждены были остановиться.

В проулке, который был виден отсюда, разговаривали двое. Джозеф не успел дойти до поста и встретил полицейского на пол пути. Тот держался собранно и настороженно, а Бенин, очевидно, был взволнован, говорил быстро, дергался и указывал рукой по направлению к дому с конспиративной квартирой.

Венсан, Ловаль и Сесар быстро направились за угол. Джозеф увидел их первым и побледнел, его испугала их решимость. Заметив, как он изменился в лице, полицейский резко обернулся и потянулся за пистолетом. Но не успел. Уже через мгновение Сесар спустил курок. Соланж вскрикнула. Ксавье и Ева подошли к ней. Полицейский упал замертво.

Наступила оглушительная тишина. Медленно, но уверенно Сесар перевел дуло пистолета на Бенина. Тот побледнел еще больше.

– Простите меня, – пролепетал он жалобно. – Я сам не знаю, что делаю. Я… я запутался… я… Пощадите меня… Венсан.

Еще полдня назад он проклинал Кара, цепляясь за неприязнь к богатому удачливому молодому человеку, как за ниточку, позволяющую предать и спастись. Теперь же он молил его о пощаде и о прощении.

– Простите меня! Простите. Не убивайте, я умоляю, – подступили слезы. – Венсан, я ошибся, прости. Просто дай мне уйти. Клянусь, никто ничего от меня не узнает.

Кара дрогнул. Убить безоружного, молящего о пощаде – это было слишком. Он положил ладонь на дуло пистолета в вытянутой руке Сесара и опустил его. Впрочем, Сесар не сопротивлялся.