В море погасли огни - Петр Капица

— Ладно, оставьте здесь.

С верхней палубы я увидел далекий пожар на берегу — дымчато-красная шапка повисла над лесом. Запаха дыма я не ощущал, но воздух крутом был каким-то застойным.

Наконец сверкнула молния, прогремел гром и хлынул обильный ливень, похожий на водопад.

На палубу повыскакивали из машинного отделения, из кочегарки и трюмов полуголые матросы и принялись как дикари плясать под серебристым потоком.

Мне тоже захотелось смыть с себя липкий пот. Не раздумывая долго, я разулся, сбросил с себя китель, брюки и, оставив одежду в тамбуре, выбежал босиком под хлесткие прохладные струи…

Приняв небесный душ, я освеженным и благодушным вернулся в кают компанию. Но здесь меня встретил недовольный Баланухин.

— Почему вы не все отредактировали? — строго спросил он.

— Захотелось в шахматы сыграть, — ответил я.

— Вы, наверное, забываете, что сейчас война, — начал было выговаривать редактор, но я остановил его.

— Война для всех. Если вы редактор, так будьте любезны редактировать, а не прохлаждаться в кают-компании.

— А вы не указывайте старшим. Вас мне в помощь прикомандировали.

— Я ни к кому не прикомандирован и старшим вас не считаю.

Чтобы выяснить наши отношения, мы пошли к начальнику политотдела. Тот внимательно выслушал нас и вынес решение:

— С завтрашнего дня вы, товарищ писатель, будете подписывать газету, а Баланухину мы найдем другое занятие. Может, на первое время вам понадобится его помощь?

— Нет, — ответил я, — обойдусь.

6 июля. Необдуманно отказавшись от помощи Баланухина, я совершил ошибку. Старший политрук выклянчивал заметки даже у таких людей, которые с курсантских времен не брались за перо, а я этого не умел. Приходилось беседовать, брать интервью и делать из них статьи и заметки.

В общем, я стал не только редактором, но и рассыльным, секретарем редакции, корректором, хроникером и автором почти всех статей.

Наша «Полярка» должна поить, кормить, снабжать электроэнергией, снарядами и торпедами весь выводок «щук», и «малюток». Делалось это ночью, чтобы авиация противника не приметила притопленных стальных «деток» прильнувших к борту «матки».

Ночи светлые, только на час или два наступают зеленовато — голубоватые сумерки. Обслуживающим специалистам приходилось торопиться, чтобы первые лучи солнца не застали подводных лодок около «Полярной звезды».

Сегодня принимали, боезапас две «щуки». Они уходят в Балтийское море, в тыл противника. Я заглянул в трюм, откуда на талях вытаскивали длинные стальные торпеды, и, увидев, что этими зловеще поблескивающими гигантскими сигарами заполнены стеллажи, ощутил неприятную дрожь в ногах. Рефлекс невольного страха сработал у меня с запозданием.

Утром над нами показался едва приметный серебристый самолет. Наблюдатели его обнаружили по белесой струйке пара в блекло — голубом небе. Фашистский разведчик, похожий на продолговатую раму, блестел на солнце, а наблюдателям показалось, что он сигналит желтыми ракетами.

Огонь по «раме» открыли лишь береговые зенитчики, а шесть пушек «Полярной звезды» отмолчались. Противник не должен догадываться, какой корабль стоит у стенки недостроенного порта.

Приметив разрывы зенитных снарядов, немецкий разведчик круто взмыл вверх и еще раз прошелся над Усть-Лугой, видимо фотографируя ее.

«Наверное, такие же самолеты летают над Ленинградом подумалось мне. — А может, уже сбрасывают бомбы. Что-то давно не было из дому вестей».

8 июля. Последние известия по радио не радуют: противник продолжает продвигаться по нашей земле. Не придется ли и нам воевать на суше?

На «Полярной звезде» уже создан десантный отряд. Я тоже хожу обучаться штыковому бою, стрельбе из пулемета и бросать гранаты.

Из Усть-Луги началась эвакуация детей. Их увозят на грузовых машинах.

М-90 вернулась с позиции. У нее было всего две торпеды, и ни одной не удалось выпустить по кораблям противника. Ночи белые, даже на зарядку аккумуляторов не всплывешь.

Однажды М-90 приметила вражеский самолет. Пока летчик разворачивался для атаки, она ушла под воду. Самолет принялся бросать бомбы на фарватер. Ему на помощь примчались катера — охотники. От взрывов некуда было укрыться. Хорошо, что командиру «малютки» пришла смелая мысль свернуть с фарватера и лечь на грунт в таком месте, где глубина была небольшой, опасной для плавания.

Катерники не догадались искать подводную лодку на мелководье. Растратив глубинные бомбы на фарватере, они некоторое время дрейфовали, прислушивались к шумам под водой, а затем, видимо решив, что летчику померещилось, ушли.

Я побывал на «щуке», которая уходит в дальний поход. Сигарообразное стальное тело ее разделено на отсеки: торпедные, электромоторный, дизельный, аккумуляторный. Все отсеки в походе наглухо задраиваются. Не будь переговорных труб, люди одного отсека не знали бы, что делается в другом. Приказания, поступающие из центрального поста, объединяют их и помогают действовать слаженно.

Не только на «малютках», но и на «щуках» тесно. На всю команду не хватает узких коек, хотя они расположены в два этажа одна над другой. Матросы-торпедисты в походе спят, лежа на запасных торпедах.

Когда «щука» погружалась на дно залива, я ощутил, как на перевале в горах, перемену давления.

10 июля. Жарища невозможная! Как люди воюют на суше! Мы здесь у моря изнываем. Сидишь в каюте — майка мокрая, чувствуешь, как по груди струится пот. От частого умывания солоноватой водой лоб саднит.

Наш комбриг наголо побрился, ходит по кораблю в одних трусах. Подражая ему, сбрили волосы и «флажки». Так мы называем флагманских специалистов.

Наш десантный отряд первую половину дня обучался ползать, бросать боевые гранаты и колоть штыком. Я так перепачкался в глине, что с трудом отчистил китель.

Во второй половине дня над заливом скопились тучи. Вечер был темней обычного. Мы проводили двух «щук», ушедших к берегам противника, и на корабле наступила тишина.

Я стал готовить материал для очередного номера газеты. Но в каюте сидеть не мог: от духоты становилось дурно, выбрался подышать свежим воздухом на верхнюю палубу, а там чуть ли не по ногам промчалось семейство визгливых крыс. Я невольно отскочил к фальшборту.

— Не к добру крысы носятся, — сказал бродивший по кораблю механик Ерышканов. — Сегодня в парикмахерской крыса с зеркала свалилась. Такой визг подняла, что намыленный штурман, а за ним и парикмахер в панике в коридор выскочили. Если крысы бесятся, обязательно что-нибудь на корабле произойдет.

Этот низкорослый и серолицый механик не только суеверен, но и недоверчив. Его больше всех беспокоит живучесть корабля. Ерышканов ни минуты не может посидеть на месте, он излазал все закоулки трюмов и, делая ежедневные обходы, не дает покоя трюмным старшинам. Хорошо, что есть такие беспокойные люди на корабле!

13 июля. Жара продолжает донимать нас. На реку уже не ходим, а прыгаем в воду прямо с трапа.

На заливе полный штиль. Вода теплая, сколько ни плавай — не охлаждает. Подобной жары давно не было в наших краях. Ночью, когда иллюминаторы наглухо задраены, в каютах можно задохнуться. Мы вытаскиваем матрацы на верхнюю палубу и спим в одних трусах под открытым небом.

Гитлеровцы уже приблизились к Пскову. В Эстонии они захватили Тарту. Если немецкие моточасти будут двигаться таким же темпом, то дня через два их нужно ждать в Усть-Луге.

Но мы никуда не собираемся уходить. Получен приказ, запрещающий самовольные отходы и эвакуации. За трусость — расстрел.

Вечером с мостика «Полярной звезды» я видел, как над Котлами кружились «юнкерсы». До нас доносились глухие удары, точно огромная ладонь хлопала по земле.

— Бомбят, гады, — объяснил дальномерщик. — Как вороны кружат, уже третья стая.

Из Ленинграда я наконец получил телеграмму, объясняющую, почему нет писем из дома. Оказывается, Союз писателей эвакуировал детей и жен в Гаврилово. На карте я с трудом разыскал этот город в Ярославской области.

История повторяется. В первую мировую войну вместе с матерью, братишками и сестренкой мы почти два года скитались по стране в товарных теплушках. Мне тогда было пять лет, и сыну моему пятый пошел. Каковы будут скитания эвакуированных нового поколения?

15 июля. В Лужскую губу, после двадцатидневного пребывания на позициях, пришли три подводные лодки. Мы их встретили торжественно: на «Полярной звезде» был сыгран большой сбор, духовой оркестр грянул марш.

Подводные лодки сильно обшарпаны. Краска на бортах обтерлась, всюду ржавые пятна. Швартовые тросы стали огненно-рыжего цвета.

У подводников, почти три недели не видевших солнца, бледные, обросшие бородами лица. Одежда мятая, словно жеваная.

На позиции они прокляли белые ночи. Всплывать удавалось лишь на два часа в сутки. Не успевали полностью заряжать аккумуляторы.