Когда мы встретимся вновь (СИ) - Лабрус Елена

Он вернулся слишком поздно. И она была права, что вычеркнула его из своей жизни…

Вот только всё равно навсегда осталась с ним. В тенях на стене, в снеге за окном, в биении его сердца, и в этих бесконечных письмах и диалогах, что он теперь с ней вёл.

С того дня как он потерял Эрику, матери у него тоже не было.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 9. Илья

— Пап, — скупо по-мужски обнял Илья отца. — Спасибо, что приехал.

Отец только покачал головой в ответ. Не обиженно, но всё же укоризненно.

— Ты умираешь. Ты женишься, — развёл он руками. — Когда я стал всё узнавать последним?

— Я пойду заберу твои вещи, — тут же выскользнула вслед за врачом из палаты Настя, оставив их вдвоём.

— Честное слово, я не собирался, — улыбнулся Илья. — Это я про умирать. И не собираюсь. Пап, лейкоз лечится, не надо этого скорбного лица.

— Где ты видишь скорбь? — усмехнулся тот. — Но об этом мы потом поговорим. Я уже связался с клиникой в Бостоне, и всё обсудил с твоим врачом. В общем, здесь я, конечно, тебя не оставлю и это не обсуждается.

— Подожди, подожди. Что значит, не обсуждается? — встал Илья. — Честно говоря, чувствовал он себя прекрасно. И, конечно, собирался строго следовать курсу лечения, что ему прописали, но собирался он, прежде всего, и работать, и продолжать жить той жизнью, что привык. — Какой Бостон? Какая клиника? Пап, у меня всё хорошо. И работы столько, что не на одну жизнь хватит. Здесь. Не в твоей Америке.

— Я же сказал: об этом потом. Сейчас у меня вопрос, который тебе понравится ещё меньше. Сядь, Илюш, — кивнул отец на койку.

— Спасибо, насиделся за три месяца, — обернулся Илья и ушёл к окну.

Снег. Он валил за окном так густо, и такими большими хлопьями, что Илья на секунду забылся.

— Как тогда… — заворожённо прошептал он.

Классе в третьем. Они лежали, держась за руки, в таком же мягком снегу, ловили ртом снежинки, смеялись. И вдруг Эрика сказала:

— Ты знаешь, что такое снег? Это лекарство.

— Снег — это просто замёрзшая вода, — важно возразил Илья.

— Нет. Это такие волшебные таблетки, хлопьями, чтобы мы не помнили плохое. Чем больше съешь, тем больше плохого забудется.

— Всё ты врёшь! — толкнул он её ногой.

— А ты попробуй, — хитренько улыбнулась она.

И он же засунул в рот целую пригоршню. Сморщился. Прожевал. Посмотрел на неё с вызовом:

— И что?

— Помнишь Кантимировна поставила тебе двойку по математике, и ты расплакался от обиды?

— Что?! Не было у меня никогда двоек. И что я девчонка, плакать?

— Вот видишь! Уже и не помнишь, — кинула она в Илью целый сугроб. И пока он отплёвывался, смеясь, убежала.

С каким бы удовольствием он сейчас наелся такого волшебного снега.

— Ты знаешь, что такое снег? — спросил он у Насти, глядя в окно, после первого ужасного укола, от которого его тошнило и всё болело. А первый снег вот так же валил и валил, словно желая сказать: «Держи, парень! Это тебе. Просто надо пережить плохое, вытерпеть. И забыть».

— Замёрзшая вода? — равнодушно пожала плечами Настя.

Илья украдкой вздохнул. Только Эрика умела делать снег волшебным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 10. Илья

— Ты меня слышишь? — голос отца вернул Илью к реальности.

— Да, пап. Но если ты хочешь поговорить о матери, этого не будет.

— Нет. Я хочу поговорить о тебе. И о Насте, — кашлянул отец.

— Если бы не Настя, — медленно развернулся Илья, — наверно, меня и не было бы уже в живых. Но она была рядом. Все эти три месяца. Меняла окровавленные простыни. Подставляла тазики, когда меня рвало как Найду на помойке. Ты даже не представляешь через что ей пришлось пройти…

— Илья, — примиряюще поднял ладони отец. — Я ни в коем случае не хочу оспаривать и даже обсуждать твой выбор. Но есть один вопрос, о котором она просила с тобой поговорить, — он набрал воздуха в грудь и произнёс на выдохе: — О детях.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— О детях? — удивился Илья.

— Я твой единственный родственник, как ты указал в документах. И доверенное лицо, пока вы не женаты. Но свадьба дело хлопотное и, в принципе, необязательное сейчас. Да что я тебе объясняю, ты сам прекрасно знаешь, что может пройти не один год пока вы распишетесь. Но для неё это болезненно. Из-за перенесённой в детстве травмы ребёнка она выносить не сможет, ну ты знаешь.

— Я, конечно, знаю. Только не пойму к чему ты клонишь, — подошёл Илья. И всё же сел на кровать.

— После химиотерапии должен пройти, как минимум, год прежде чем, ну ты понимаешь, — отец опять кашлянул, разговор явно был неловкий.

— Прежде чем восстановится репродуктивная функция, — кивнул Илья. — А консолидационное лечение подразумевает ещё три-пять возможных курсов химиотерапии даже после полной ремиссии, мы это обсуждали. И я на всякий случай сдал сперму перед началом лечения.

Вернее, Настя настояла сдать, но Илья не стал уточнять.

— Вот о ней я и хочу поговорить, о твоей замороженной сперме, — встал отец. — Понимаешь, поиски суррогатной матери тоже процесс долгий. А женские биологические часы тикают ещё быстрее. Настя красивая девушка. У вас вышли бы замечательные дети. И раз ты даже сделал ей предложение…

— Она хочет, чтобы мы использовали эту возможность уже сейчас? — Илья мотал головой, словно хотел стряхнуть неприятные ощущения от этого разговора и тяжесть, которой он ложился на душу. — Но почему мне об этом говоришь ты?

— Потому что это будут не только твой сын или дочь. Это — мои внук или внучка. Родные, понимаешь? Ребёнок, которого ты возьмёшь на руки, — дрогнул его голос.

— Которого я, может быть успею взять на руки, да? Ты это хотел сказать? — Илья опять встал. — Да почему же никто не верит, что я поправлюсь-то, а? Откуда столько пессимизма?

— Я не пессимист, сын. Я реалист. И ты знаешь, что я пахал все эти годы как проклятый ради того, чтобы ты закончил свою элитную школу…

— За неё платила мать, — перебил Илья. — Ты уехал в Америку, когда мне ещё и шести лет не было.

— Но я же тебя не бросил.

— Пап, я без обид, ты же знаешь — я у тебя просто зануда. Вот и уточнил, что на школе настояла мать. А вот университет — благодаря тебе. Магистратура в Бостоне — тоже твоя заслуга. И «ОМГ» родилась из дочернего предприятия твоей компании.

— Всего лишь сеть заправок, — равнодушно махнул рукой отец.

— Но контракты, связи, деньги — всё это действительно появилось не с потолка, а с твоего кармана, с твоей помощью, и твоим трудом.

— И всё это не имеет никого значения, если ты… — отец болезненно сморщился. — Я уже решил: я всё продам, там, в Новой Англии, но ты получишь самое лучшее лечение, сынок.

— Пап, я и так его уже получил, — горестно вздохнул Илья. — Самое лучшее. И единственное из возможного. И я прекрасно себя чувствую. Я понимаю, для тебя это всё свежо и неожиданно, ты паникуешь и готов на всё. Мне хорошо это знакомо. Но я за эти месяцы научился относиться к своей болезни по-другому. Я хочу жить, пап. Хочу. У меня ещё столько всего задумано. И мне не нужен ребёнок как стимул, как мотивация, или как пункт обязательной программы по продолжению рода, которую я должен выполнить.

«Но я хочу ребёнка от любимой женщины! — чуть не выпалил он, сдержался, поправил себя: — Если бы это было возможно. Я хочу найти её, ту, что действительно люблю. Хочу больше всего на свете. Чего бы мне это теперь не стоило, — он вздохнул. — А не заводить детей просто потому, что кому-то приспичило».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 11. Илья

— Ты не понимаешь, — покачал головой отец. — Он нужен не только тебе. Мне. Твоей невесте. Твоей матери. И тебе тоже нужен. Просто поверь мне на слово. Тот редкий случай, сын, когда я знаю лучше.