Когда мы встретимся вновь (СИ) - Лабрус Елена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И ты написала речь?
— Абижаешь, — спрыгнула Эрика с табуретки. — Теперь, надеюсь, меня повысят до четвёртого заместителя третьего начальника отдела рекламы тоннельных заглушек. Ну или дадут рублей пятьсот.
— За молчание? — закрыла Нина пустую коробку из-под игрушек, что уже красовались на ёлке, и тяжело вздохнула.
— За молчание я бы сторговалась подороже, — обняла Эрика сестру. — Ну не вздыхай, не вздыхай, Нинуль, с деньгами мы как-нибудь выкрутимся. Были у нас с тобой деньки и потяжелее.
Были у них с Ниной не просто тяжёлые деньки, были у них такие дни, что и худшему врагу не пожелаешь.
Эрике было пятнадцать, когда их родители погибли. Нине — тридцать. Дочь отца от первого брака, тихая, спокойная, добрая, она всегда жила с ними. У отца был книжный бизнес — сеть магазинов, что они держали с другом, и в тот день ехали отмечать семьями какую-то хорошую сделку. Нина поехала с ними, а Эрика, как обычно, заартачилась и осталась дома.
В той автомобильной аварии на большом перекрёстке столкнулись три машины.
И у неё осталась только Нина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Глава 13. Эрика
С переломами, травмами, Нину одну привезли в больницу, всех остальных — в морг. Эрика в одночасье потеряла всё. И на свою беду всё помнила: как ей позвонили, как первым приехал Алый, похороны, и бесконечные дни, что она проводила с Ниной в больнице, умоляя, уговаривая, заклиная её жить.
И Нина выжила. Хотя чуть не потеряла ногу и на всю жизнь осталась со шрамами и хромотой.
Помнила Эрика и другое. Как стремительно пустели счета. Как вдруг они стали бедными. Как в элитной школе, где они учились с Ильёй, Эрика вдруг стала нежелательным элементом. А в элитном посёлке под Москвой, где они жили, даже соседи стали обходить их стороной.
Никто не хочет впускать в свой дом чужое горе. Никому не интересны чужие проблемы и чужие дети. И в пятнадцать лет Эрике резко пришлось повзрослеть и стать главой семьи.
Как-то незаметно и постепенно от них отвернулись все: друзья, что были в основном связаны с отцовским бизнесом; знакомые, далёкие и близкие, образ жизни которых ни Эрика, ни тем более Нина, теперь не могли поддерживать. А родственники… их и не было: отцу было под шестьдесят — его родители давно умерли, а остальных желающих остановится проездом или попросить денег взаймы он отвадил; мама от своих сбежала замуж, и никогда не общалась, да и не рассказывала.
Рядом были только Алый и Илья.
Но Илье, как и Эрике, всего пятнадцать. Его мать и раньше была не в восторге, что её ненаглядный мальчик, умный и талантливый, столько времени проводит с этой шаболдой. А после аварии — ещё и с нищей шаболдой, без будущего, без поддержки, без перспектив.
Алому — двадцать семь. Он самый молодой сотрудник в администрации Президента и сын друга, с которым у отца Эрики был совместный бизнес. В то страшное лето всё легло на него: свалившийся с инфарктом отец (он очень тяжело воспринял утрату и обвинения в том, что это он подстроил гибель партнёра, а матери у Алого словно никогда и не было), хлопоты с похоронами, резко осиротевший бизнес, долги, в которых компания отца оказалась по уши, молчаливое отчаяние Эрики, больничные расходы Нины. Как он справился Эрика никогда не спрашивала. Сейчас он работал в аппарате Губернатора города. И был единственным человеком, что остался в их с Ниной жизни из прошлого.
— Может, отказаться от педагогов по арабскому и, скажем, итальянскому? — вздохнула сестра и снова закашлялась. — Простыла я, простыла, не смотри на меня так, валялась с детьми вчера в снегу. Попью грудной сбор и пройдёт, — приглушённо прохрипела она в ответ на тревожный взгляд Эрики. — Я тоже могла бы массаж делать реже.
— Ты не могла бы, Нин, иначе совсем ходить не сможешь, а как я без тебя, — подала ей Эрика с пола пустую коробку от гирлянды.
Порванные мышцы, покалеченные связки и кости — всё это требовалось постоянной заботы. А Нина, педагог младших классов по образованию, с того для как родились близнецы стала им и нянькой, и бабушкой, и воспитателем, и сиделкой. Без неё Эрика бы не справилась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Я не имею права лишить занятий детей, родившихся с такими способностями. Я что-нибудь придумаю, Нин. Если что, попрошу денег у Алого.
Она вздохнула украдкой, но Нина была бы не Нина, если бы не заметила:
— Он ведь всё ещё ждёт?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Глава 14. Эрика
— Да, — кивнула Эрика.
«Всё ещё ждёт, когда я скажу ему «да». И не стала уточнять, что и терпение Алого не безгранично и, кажется, подошло к концу. Он уговаривает Эрику выйти за него замуж не первый раз. Не первый год. И не жди она так упрямо отца своих детей, уже и жили бы они безбедно, и муж из Алого вышел бы хороший, но… они живут как живут.
— Ты хоть перезвони ему, — сунула Нина коробку в шкаф. — Он же привёз вчера фрукты, подарки детям, продукты к новогоднему столу.
— Обязательно, — улыбнулась Эрика, заглядывая к детям под ёлку, хотя сердце сжалось. Ну, не могла она. Не могла сказать ему «да». И даже не потому, что не любила. А как раз потому, что любила. Но не его. А любя — не отрекаются. — И чем вы там, козявки занимаетесь? О, нет! — скривилась она. Так и знала, что раз дети затихли — жди какую-нибудь пакость.
— Мам, а давай украсим ёлку фотографиями? — спросил Данька. Они с Глафирой достали из шкафа коробку со старыми снимками и уже вытрясли на пол.
— А игрушки куда денем?
— Их всё равно мало, — рассудительный не по годам сын явно пошёл в отца. — Повесим между ними.
— А ещё мы хотели конфеты повесить и мандалины, — подхватила сестра.
— Мандар-рины, — поправил Данил.
Глашка показала ему язык и, выбравшись на четвереньках из-под пушистой сербской красавицы, что тоже привёз визжавшим от восторга детям Алый, обняла Эрику.
— А давай поиграем в «про папу»?
— Опя-я-ять?! — притворно удивилась та, когда Глашка побежала за Барби с Кеном — обязательными участниками их бесконечной семейной игры «про папу», где Эрика придумывала про папу разные сказочные истории, а дети слушали. — Да сколько ж можно!
— Опять! Опять! — хором закричали близнецы, подтягивая к ёлке кукольный дом.
— Сейчас, только Алому позвоню, — встала Эрика под укоризненным взглядом Нины.
Она ретировалась в маленькую комнату сестры.
На стареньком комоде, что достался им вместе с остальной видавшей виды допотопной мебелью от хозяйки квартиры стояла фотография родителей.
Гены сложились так причудливо, что Данька с его светлыми волосёнками один уродился в деда. Над Ильёй за его лохматые кудри в школе всегда подшучивали, он — стопроцентный брюнет с зелёными глазищами, как у Глашки. У Эрики — тёмные волосы и карие глаза. А вот отец Нины и Эрики был голубоглазым блондином, как Данька.
Эрика достала телефон. Выдохнула. И в тот момент, когда уже собралась нажать на вызов, трель входящего звонка заставила её вздрогнуть.
Абонент не определился, но что-то ей подсказывало, что она знает кому принадлежит этот красивый номер, где последние цифры стояли по порядку: 3, 2, 1…
«Пуск!» — мысленно продолжила Эрика смысловой ряд и нажала «ответить».
— Алло! Эрика? Это Майк.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Глава 15. Эрика
Они договорились встретиться в воскресенье на катке.
Вернее, на автобусной остановке, что находилась у дома Эрики.
А каток находился в глубине большого парка.
Эрика сняла эту квартиру в пригороде как раз потому, что куда бы они ни шли — в садик, на работу, в магазин — всегда можно забежать в парк покататься на качелях, или покормить карпов в большом пруду, или собрать большой букет осенних листьев или, как сегодня — поваляться в снегу.
