Правда о втором фронте - Даниил Краминов

Майор не отозвался. Мы смотрели во мрак ночи. На далеком испанском берегу желтели редкие огни; они, казалось, подмигивали нам, словно хотели намекнуть, что понимают наше желание уйти в океан втайне от немецких агентов, рыскавших по Испании. Будто чувствуя угрозу, суда конвоя теснее прижимались друг к другу, изредка перекликались короткими, тихими гудками.

После длительного молчания Стоун заговорил снова. Он признал, что итальянский замысел провалился. Итальянская кампания больше истощала союзников, нежели немцев. Союзное командование знало это и начало искать новые пути для нанесения удара по «гитлеровской крепости». С военной точки зрения, кратчайшая дорога в Германию лежала через Францию. Но, к сожалению, некие «политические генералы» диктовали и продолжали диктовать солдатам свою волю.

На мой вопрос, кого он имеет в виду, майор коротко ответил, что об этом я узнаю сам, когда доберусь до Лондона.

В тот день, когда наш караван, описав огромную дугу вокруг Ирландии, вошел в устье реки Клайд, английское правительство выпустило из тюрьмы Освальда Мосли. У лидера британских гитлеровцев, оказывается, «внушало опасение».. состояние ног. Он, видите ли, мог схватить в тюрьме ревматизм! Поэтому «гуманный» лейбористский министр внутренних дел Moррисон позволил Мосли сменить невзрачную камеру с решеткой на уютный и теплый коттедж, каменный пейзаж тюрьмы — на лоно природы.

Передовое общественное мнение Британии, получив эту пощечину от консервативно-лейбористского правительства, ответило на нее возмущением. Рабочая Англия заволновалась. По стране прокатилась волна митингов и демонстраций. Кое-где даже вспыхнули кратковременные (15–30 минут) забастовки. Ораторы правящих партий объявили: кто бастует накануне открытия второго фронта, тот наносит удар ножом в спину героическим русским.

— О, они всегда умеют находить хороший довод, чтобы держать нас в упряжке и гнать вперед, — с язвительной усмешкой заметил пожилой человек, сидевший напротив меня. В нем нельзя было не узнать старого рабочего. Он упрямо молчал в течение всего разговора, захватившего пассажиров переполненного купе поезда Глазго — Лондон.

Купе разделилось на два лагеря: противников забастовок и их сторонников, готовых вернуть Мосли в тюрьму любыми средствами. Молчаливый сосед, видимо, решил положить конец этому спору.

— Для протаскивания своих грязных трюков, — говорил он, — они играют на благородстве народа. Тебя ставят перед выбором: либо благослови освобождение Мосли, либо подводи русских. Они знают, что среди жителей хотя бы вот этого «черного района» (кивок в окно) нет ни одного, кто позволит подвести русских.

Поезд, миновав Престон, мчался через манчестерско-ливерпульский промышленный район. Мимо проносились бесконечные рабочие поселки с узкими улочками, без единого кустика. Красный кирпич теснящихся друг к другу домов давно почернел, бурые крыши лоснились после недавнего дождя. Над черным тоскливым ландшафтом висело низкое грязное небо.

Старик был прав: трудовой люд Англии хотел и давно требовал открытия второго фронта в Западной Европе. Тут сказывалась не только боевая солидарность: лишь фронт мог эффективно и быстро снять немецкую угрозу, нависшую черной тучей над Англией. Наконец, передовые английские рабочие понимали, что острие клыков фашистского зверя направлено против народов, а не правящих клик капиталистических стран, которые всегда умели находить общий язык с завоевателями.

Известный английский юрист Мальвин Юз говорил, что борьба фашизма против демократии — это «война черного прошлого против будущего человечества». Простой народ Англии знал, что, помогая разбить гитлеровскую Германию, он помогает будущему выиграть войну у прошлого. Второй фронт в Европе был бы самой реальной, действенной формой такой помощи. На заборах, на домах, даже на мостовых в рабочих районах Лондона, Манчестера, Ливерпуля давно уже появились надписи с требованием открытия второго фронта. На длинном заборе, окружающем железнодорожные пути в Хаммерсмите, красовался лозунг, написанный еще в 1941 году аршинными буквами белой несмываемой краской: «Помогите русским! Уберите мюнхенцев Мур-Брабазона и Мойна из правительства!»[7] В Излингтоне, на грязной стене, что тянется от вокзала Кинг-кросс на север, отчетливо белел более поздний призыв: «Открывайте второй фронт теперь, в 1942 году!» Чаще встречались надписи еще более позднего времени: «Прекратите саботаж второго фронта!», «Не подводите русских!», «Наносите удар на Западе!», «Вылезайте из итальянской грязи, двигайтесь через канал во Францию!» Так можно было по этим надписям восстановить историю борьбы за открытие второго фронта.

На заводах и шахтах, в депо и доках прошли тысячи митингов. По всей стране возникли многочисленные комитеты англо-советской дружбы: они организовывали собрания в пользу второго фронта, проводили сборы в фонд медицинской помощи Советской Армии. Движение приняло настолько массовый характер, что реакционная печать начала поход против комитетов, обвиняя их в недостатке патриотизма, в желании диктовать свою волю военным и во всех прочих смертных грехах.

Старания мюнхенцев пера не увенчались успехом. Но смертельный удар комитетам англо-советской дружбы нанесло правое руководство лейбористской партии: ее исполком, выполняя волю правящего класса Англии, запретил всем лейбористам под страхом исключения из партии выступать на собраниях и митингах этих организаций и даже посещать их.

Правящие круги Великобритании и США не хотели своевременного открытия второго фронта в Западной Европе. Это противоречило антисоветской политике британского и американского империализма. В 20-м веке эта политика нашла свое законченное выражение в Мюнхене.

До войны мюнхенцы Лондона и Парижа пытались дипломатическими средствами решить за счет Юго-Восточной Европы и Советского Союза основные империалистические противоречия в Европе, возникшие в результате вторичного подъема германского империализма, потребовавшего нового передела мировых источников сырья и рынков сбыта.[8]

Они направили Гитлера в сторону Чехословакии, Румынии, Венгрии, открыв ему широкие ворота экспансии на востоке — на просторных и богатых землях Советского Союза, населенных мирными, трудолюбивыми народами.

Когда империалистические противоречия переросли в военный конфликт, мюнхенцы пытались добиться новыми средствами старых целей. Позволив Гитлеру в 3 недели разбить Польшу, они почти открыто толкали его через Буг и Сан на Советский Союз. Своими делами, которые как известно, весомее деклараций и слов, Лондон и Париж гарантировали немцам спокойствие на западе. В течение первых восьми месяцев, т. е. до самого немецкого нападения на Бельгию, Голландию и Францию 10 мая 1940 года, англо-французские союзники не пытались атаковать немцев ни на земле, ни в воздухе. Союзное командование, боясь, видимо, потревожить покой немцев неприятным шумом, приказывало даже не вести стрельбы. Противники развлекали друг друга через громкоговорители скабрезными шутками да «домашней» музыкой: союзники передавали сентиментальные немецкие песенки, немцы — парижские шансонетки и английские застольные песни. Делалось это для того, чтобы вызвать у солдат мирные настроения и тоску по дому.

Скорые на язвительное словцо американцы прозвали эту игру «Фони уор», что значит — странная, или смешная война. Под этим выразительным прозвищем она и вошла в историю.

Однако эта странная война против гитлеровской Германии сопровождалась отнюдь не странными военными приготовлениями против Советского Союза. На Ближнем Востоке, под командованием генерала Вейгана, формировалась большая англо-французская армия, предназначенная для нападения на советские земли. Туда посылались все новые и новые транспорты вооружения, которого не хватало союзным армиям в Европе, свежие войска. Штаб Вейгана лихорадочно разрабатывал план захвата с помощью Турции советского Кавказа.

В Европе в феврале 1940 года союзный военный совет, собравшись в Версале, поспешно вынес решение послать англо-французский экспедиционный корпус в Финляндию для войны против Советского Союза. Воспользовавшись шумной возней вокруг этой глупой затеи, как предлогом, немцы одним ударом захватили Данию и Норвегию.

Своими военными приготовлениями против Советского Союза мюнхенцы упорно поворачивали Гитлера на восток. Защищая «национальные» империалистические интересы, они объявили войну Германии, ибо не хотели уступить немецкому империализму свои старые, освоенные позиции в мире. Но они же смертельно боялись того, что крах гитлеровской Германии, бывшей очагом и опорой реакции, развяжет народно-демократическое движение во всех странах и приведет к несомненному «полевению» Европы. Поэтому-то они избегали подлинного и действенного союза с великим советским государством, который увенчался бы скорым разгромом фашистской Германии.