Правда о втором фронте - Даниил Краминов

Люди и цели

О середине января 1944 года в окрестностях Лондона опустился быстроходный, тяжеловооруженный самолет, эскортируемый несколькими истребителями. Из самолета вышел широкоплечий, среднего роста человек в американской военной форме. Знакомясь, он широко улыбался, собирая глубокие морщины у глаз, и говорил: «Эйзенхауэр», хотя отлично понимал, что встречавшие давно знали и ждали его. Только что назначенного главнокомандующего союзными экспедиционными силами в Западной Европе сопровождал высокий худой авиатор в меховой куртке и рукавицах: Артур Теддер, главный маршал авиации Англии, теперь заместитель главкома.

Прямо с аэродрома Эйзенхауэр и Теддер направились на другую окраину Лондона, где для них был приготовлен целый квартал почти пустых домов. Частая и надежная цепь военной охраны окружила квартал.

Дома стали наполняться английскими и американскими офицерами самых различных родов войск и званий. Вскоре у каждого из них на левом рукаве, почти у самого плеча, появился невиданный до тех пор армейский знак: золотой меч, пылающий на черном фоне, над которым вставала яркая радуга. Это был знак ШЭЙФа — Верховного штаба союзных экспедиционных сил в Европе.

Англичане вообще увлекались символикой: крест с перекрещенными мечами был отличительным знаком 21-й армейской группы; горящий меч на кресте являлся символом 2-й британской армии; дикий кабан —30-го корпуса; летящая лошадь — парашютной дивизии. Американцы предпочитали имена, порою весьма выразительные: например, «тигр», или, еще ярче: «ад на колесах».

Формирование самого штаба оказалось делом более трудным, чем изобретение знака. Между англичанами и американцами вспыхнула ожесточенная борьба за обладание решающими штабными постами. Несмотря на декларированное единство целей, союзники старались посадить в штаб своих людей, которые стали бы особыми путями и своими средствами добиваться их достижения. Англичане предложили Эйзенхауэру длинный список заслуженных и опытных офицеров; американцы могли противопоставить им сравнительно немногочисленную группу офицеров, впервые получивших боевое крещение лишь в Северной Африке. Естественно, что в отделах штаба, укомплектованных одинаковым числом английских и американских офицеров, первые заняли ведущее положение. Они имели не только больше орденских ленточек и бронзы на погонах, но и превосходили опытом своих заокеанских коллег. Англичане, обладающие умением обходить своих противников, делая им уступки в мелочах, чтобы выторговать главное, проводили свои планы и намерения с одобрения самих американцев. Американцы обычно открывали свои карты до игры, тогда как англичане не показывали своих козырей даже после выигрыша.

Англичане сразу же завладели важнейшим отделом Верховного штаба — разведкой. Через лондонские эмигрантские правительства английская разведка создала широчайшую разведывательную сеть во Франции, Бельгии, Голландии. Англичане установили и поддерживали, в основном — в разведывательных целях, связь с внутренними силами сопротивления во всех оккупированных странах. Они снабдили портативными радиостанциями даже отдельные группки партизан, оперирующие в районах дорожных узлов. Используя антигитлеровские настроения интеллигенции, англичане завербовали многих ее представителей на службу своей разведки. Американцы же имели крепкие связи лишь в Германии, где им в последние годы войны удалось установить постоянный контакт с начальником германской военной разведки и контрразведки адмиралом Канарисом. Главенствующее положение англичан в разведотделе ШЕЙФа давало им возможность навязывать Верховному главнокомандующему свой взгляд на военно-политическую обстановку в Европе.

Упорная борьба разгорелась за главенство в отделе так называемых общественных связей, который являлся, в сущности, органом внешней, внеармейской пропаганды верховного командования. Деятельность этого отдела, имевшего свои филиалы при армейских группах, армиях, корпусах, а в американских войсках даже в дивизиях, была весьма многообразна. Служба общественных связей не только заботилась о военных корреспондентах, кинооператорах, фоторепортерах, опекала их и осуществляла цензуру. Она сама снабжала корреспондентов, число которых одно время доходило до тысячи, информацией, направляя их перо, пытаясь формировать общественное мнение в нужном командованию духе. Она преподносила мировому общественному мнению войну не такой, какой война действительно была, а такой, какой ее хотело изобразить политическое и военное руководство Англии и Америки.

Американо-английская печать, инспирируемая службой общественных связей, подняла бешеный крик по поводу мнимых «русских частей» в составе нормандской армии немцев. Шум скоро прекратился: первые сообщения, видите ли, были сильно преувеличены. Никаких русских частей в Нормандии не оказалось; выяснилось другое: немцы, в нарушение международных соглашений и правил войны, принуждали советских военнопленных строить укрепления и вести земляные работы на полях сражений. Но кампания в печати достигла своей цели: читатели стали меньше упрекать союзников за бездействие в Нормандии и реже ставить им в пример войска Белорусского фронта, нанесшие в то время сокрушительный удар по центральной группе немцев на востоке.

Несколько позже, когда Советская Армия, совершив изумительный прыжок, окружила и разгромила немцев под Минском, союзная печать по сигналу той же службы начала трубить, что немцы отступают на Восточном фронте по доброй воле. Цифры немецких потерь, опубликованные командованием Советской Армии, отвергались этой печатью на том «основании», что англо-американским корреспондентам в Советском Союзе не предоставлена возможность пересчитывать немецкие трупы или немецких пленных. Она перестала пережевывать эти цифры только после того, как десятки тысяч пленных фрицев провели по улицам Москвы.

Зимою 1944–1945 года пропагандисты службы общественных связей пытались объяснить силу немецкого удара в Арденнах «преднамеренным затишьем» на Восточном фронте. Они утверждали, что это якобы дало возможность германскому командованию сосредоточить все свои свободные войска против западных союзников. Газеты открыто обвиняли Россию в невыполнении союзных обязательств, требовали немедленно бросить советские армии в наступление на Восточном фронте. Эта демагогия преследовала явную цель дискредитировать советского союзника, ибо англо-американское командование знало и одобрило дату предстоящего зимнего наступления Советской Армии в районе Варшавы, в Польше.

Англичане прилагали все усилия, чтобы получить это мощное оружие пропаганды в свои руки. Английская служба общественных связей и тут козыряла своим опытом. Она создала славу генералу Монтгомери, произведя его в великие полководцы. Дело в том, что в течение первых лет войны английские генералы проваливались везде, где они появлялись: во Франции, в Норвегии, в Греции. В Африке в течение полутора лет сломали себе голову три британских главнокомандующих. Скандальный провал генералитета стал отражаться на моральном состоянии войск, которые боялись довериться своим генералам. Первый успех Монтгомери у Эль-Аламейна, вызвавший восторженный шум в британской печати, подсказал Черчиллю мысль: полководца можно сделать, если создать ему рекламу. И английская печать, дирижируемая соратником Черчилля — Бренданом Брэкеном, начала изо дня в день, из месяца в месяц рекламировать подвиги и таланты Монтгомери. К моменту открытия второго фронта эта реклама достигла апогея, словно англичане хотели убедить своих американских союзников и весь мир: «Да, конечно, английская армия на поле брани малочисленна и слаба, но зато Англия имеет великого полководца». Многие не только в Англии, но и за ее пределами поверили этому.

Сначала англичанам удалось захватить отдел общественных связей, помещавшийся, между прочим, в здании английского министерства информации, на Малет-стрит. Однако после того, как американцы с удивлением начали узнавать из мировой печати, что в Нормандии воюют лишь одни англичане, а боевые части Соединенных Штатов в лучшем случае только бездельничают, а в худшем — даже просто мешают Монтгомери, они поняли свою оплошность. И вот, когда ШЭЙФ переехал в Париж, американцы перехитрили англичан: им удалось оставить почти весь английский штат отдела общественных связей в Лондоне. Теперь уже британцы жаловались, что их коллеги рекламируют только свои победы, рассказывая миру лишь об английских поражениях и неудачах. Союзные офицеры и корреспонденты, с которыми я оказался в неймегенском окружении, в Голландии, договаривались даже до того, что объявляли о проигрыше Англией войны… в мировом общественном мнении.