E Allard And in Hell is Hell - E.Allard

— Мы поставили Уолта, как ширму, за которой могли бы вести свои дела и нам бы никто не мешал. При Райзене это было бы невозможно. С его моральными принципами. Когда Райзен умер, мы смогли, наконец, установить в городе тот порядок, о котором мечтали раньше.

— Но Уолт захватил все, что принадлежало Райзену — камеры жизни, сыворотку А-192, его особняк, — сказал Кеплер.

— Да и любовницу Райзена — Ирэн Веллер, — с насмешкой добавил Раймондс. — Это не имеет никакого значения. Если нам понадобится, мы сместим Уолта и поставим новую марионетку, которая позволит нам делать все, что мы захотим.

«Уолт может и меня заставить плясать под его дудочку», — подумал нервно Кеплер. «Если уже не делает это». Он взглянул на Фордена, который с удовольствием лакомился фаршированными кальмарами, и подумал: «Я должен поговорить с ним. Последняя попытка. Должна же в нем остаться хоть капля человечности».

Перед десертом, Кеплер решительно подошёл к Фрэнку и произнёс: «Я хочу поговорить с вами. Это важно». Они отошли в сторону, за портьеру, за которой их не было видно. И Кеплер сказал:

— Я знаю, что вы не Генри Форден. Вы — Фрэнк Фолкленд.

— И что дальше? — спокойно сказал Фрэнк. — Почему вы до сих пор не отдали меня в руки палачам? — поинтересовался он с сарказмом. — Главного врага этого города. Мерзкого альтруиста, который своим отвратительным гуманизмом чуть не разрушил это место дотла.

— Не валяйте дурака! Я прекрасно знаю, что человек, который разрушал город, был Сэм Монди, а вовсе не вы. Правда, сейчас вы от него не отличаетесь. Наоборот, стали похожи на этого мерзавца! Неужели вы не понимаете, что Уолт управляет вами? Я хочу посоветовать вам хорошего специалиста. Уверен, он поможет вам избавиться от контроля со стороны Уолта.

— Я знаю, что мне промыли мозги, — через паузу глухо проговорил Фрэнк. — Но не вижу сейчас в этом ничего плохого. Я пытался жить честно, хорошо делать своё дело. А все использовали меня, мой талант, мои мозги. Паразиты эксплуатировали меня. А теперь я осознал, насколько это отвратительно. Теперь я живу только для себя, для своей выгоды. Работать бесплатно, ради социальных нужд или каких-то там дружеских отношений — значит презирать свой труд. Не требовать оплаты за свой труд, значит считать его ничего не стоящим, а самого себя — ничтожеством. Я не хочу жить ради тех, кто хочет сохранить свои силы через трату моих. Я не виноват в том, что я талантлив. Я отказываюсь считать виной свои способности и свой успех. Результат работы моего разума принадлежит мне и больше никому.

— Но сейчас ваш разум принадлежит Уолту! — воскликнул Кеплер, выслушав с отвращением весь бред, который с пафосом произнёс собеседник. — Он управляет вами, как марионеткой. Он сам признался мне в этом. Вы — его живое оружие!

— Кеплер, вы боитесь, что Уолт тоже промоет вам мозги? — язвительно поинтересовался Фрэнк. — Не волнуйтесь. Я уничтожил всех, кто мог это сделать.

— И вы думаете, что сможете его убить? — спросил Кеплер с горечью. — Не сможете! Он гораздо коварнее, чем вы думаете. Как только вы перестанете ему быть нужны, он вас ликвидирует. Он стер вашу личность. Вы забыли женщину, которую так любили. Ради которой рисковали жизнью!

— Я все время рисковал ради кого-то своей жизнью, — ответил мрачно Фрэнк. — И к чему это привело? Знаете? К жестоким пыткам, которым меня подверг Райзен. К мучительной смерти на виселице. Я не хочу больше говорить на эту тему. Я понимаю, вы боитесь за вашу дочь, но если вы не будете мне мешать, она будет в безопасности со мной. Я смогу её защитить.

— Я боюсь не только за свою дочь, — проронил Кеплер с болью в голосе. — Хотя это главное, конечно. Я боюсь за весь наш мир, с которым вы вместе с Уолтом хотите сотворить нечто ужасное. Такое, что я могу представить только в кошмарах. Когда вы это осуществите, меня, скорее всего не будет в живых, и я не буду свидетелем катастрофических перемен, которые произойдут. Но я пытаюсь остановить вас! Без вас, вашего таланта, Уолт не сможет ничего сделать!

— Ладно, разговор окончен, — бросил Фрэнк сухо, выходя из-за портьеры. — Меня ждёт моя жена и мои гости.

— Ваши гости, — повторил Кеплер с иронией. — Бандиты, как Ротбард? Уолт лишил вас даже намёка на человечность. Вы разорвали все по-настоящему дружеские связи, которые создали в этом городе. Думаете, это и есть то, к чему вы стремились всегда?

Ответа он не услышал. Фрэнк развернулся и молча направился к гостям. Он чувствовал странный дискомфорт от слов Кеплера. Не потому, что тот повторил истины, которые Фрэнк знал и так, а потому, что Кеплер озвучил те самые тайные мысли, мучившие и сводившие с ума.

— Дорогой, куда вы пропали? — проговорила Дайана, увидев Фрэнка.

Она подошла к нему, взяла под локоть и попыталась его растормошить, но лишь сильнее заставила испытывать мучительное чувство потерянности.

Поздно вечером, Фрэнк и Дайана отправились в их новый дом, свадебный подарок Кеплера. Утром Фрэнк предвкушал, как займётся любовью с очаровательной, юной девочкой, а сейчас из головы не выходили печальные глаза Ирэн, которая сидела рядом с Уолтом, напоминая скорбящую над Христом деву Марию. «Она совершенно не помнит о нашей любви. Почему она печальна?» — думал он.

Они подъехали к вилле, Фрэнк помог Дайане выбраться из машины, легко взял на руки и понёс по ступенькам вверх. «Как тут красиво», — с восхищением проговорила она, обняв его за шею. Отнёс на порог спальни, которую оформил по своему вкусу, в тёплых тонах. В алькове со стенами, обитыми шёлком, стояла широкая кровать с симметрично расположенными подушечками с кружевами, рядом — два одинаковых торшера, освещавшие комнату золотистым светом, мягкие кресла и диван, обитые бежевым атласом.

Люстра в виде шарика на цепочках. Дайана счастливо улыбнулась. «Чудесно!» — воскликнула она, села на кровати и стала деловито раздеваться. Он оказался рядом, начал помогать снимать роскошное платье, ощущая, как в нем поднимается желание. Дайана упала на кровать и маняще улыбнулась, будто опытная, порочная женщина. Это покоробило его. Он ожидал, что Дайана испугается предстоящей близости. «Почему она должна пугаться?» — подумал вдруг Фрэнк. «Разве мне это уже знакомо?» Он ощутил, что его опять пронзила резкая боль, сжавшая на мгновение голову, словно терновый венец. «Черт, что я опять пытаюсь вспомнить?»

Он быстро освободился от одежды, подошёл к ней сбоку, и начал мягко целовать лицо, губы, шею, продвигаясь ниже, к её пышной груди с торчащими сосками. «Тебе будет немного больно», — прошептал он ей на ухо, считая, что это заставит её напрячься. Но она лишь задрожала в нетерпении, пытаясь ускорить процесс, прижала к себе. Он овладел ею, почти не ощутив сопротивления, но улыбка сползла с её лица, она скривилась.

Ему даже показалось, что ей захотелось сбросить его с себя, но это наоборот только обрадовало. Он лишь нежнее стал ласкать её, мягко целовать. Пытаясь успокоить, и постепенно она начала двигаться в такт его движениям, дрожа от возбуждения. Они слились в одно целое, и финальный аккорд ошеломил их обоих своих ярким, жгучим наслаждением. Пока Дайана расслабленно лежала на кровати, раскинув руки, Фрэнк покрывал ее тело благодарными поцелуями, ощущая, как в груди поднимается настоящая буря чувств. Она открыла глаза и тихо спросила:

— Так всегда будет?

— Что именно? — переспросил он осторожно. — Тебе было хорошо?

Она присела на кровати, сжалась в комок, обхватив колени руками, и Фрэнк заметил, что она дрожит, будто от холода.

— Ты мне вначале сделал больно, — сказала Дайана хмуро. — Я думала, ты меня любишь, — добавила она упавшим голосом.

Он обнял её и начал нежно гладить по спине, будто пытаясь согреть.

— Это только в первый раз так бывает, — объяснил он. — Тебе никто об этом не рассказывал? Мама, бабушка, тётя?

— Нет. Моя мать умерла, когда мне было два года. Меня воспитывал отец. Кроме него никто.

— Да, он тебе не сказал. Понимаю, — с чуть заметной усмешкой проговорил Фрэнк. — Ничего страшного. Я тебя очень люблю.

Она прижалась к нему, и он мягко уложил её в кровать, лёг рядом, прижавшись, и ощутил, как у него слипаются глаза. Перед глазами пронёсся вихрь событий этого дня, и лицо Дайаны вдруг сменилось на лицо девушки, над которой издевался на фабрике, и стало противно и мерзко на душе.

Перед мысленным взором всплыла другая спальня. Он ярко представил шторы с бледными голубыми цветами на салатовых стебельках, низкую тахту на ковре цвета слоновой кости с большими ирисами, и над ней гобелен с букетом экзотических, неярких цветов. На краешке кровати сидела маленькая, хрупкая девушка со стрижкой каре тёмных волос, карими глазами.

— Что случилось, тебе не нравится? — услышал Фрэнк свой недовольный голос, который под конец предательски задрожал. — Мой сюрприз тебя расстроил? Или пошло?

— Нет, мне все очень нравится, — произнесла она, наконец. — Только…