Гробница Анубиса - Фредерик Неваль

Этти вмешался, впрочем, без тени сарказма:

— Вы представляете, сколько можно насчитать городов, к которым бы подошли эти признаки?

Я так мучительно напрягал мозговые извилины, что взмок и стал вытирать руки об свои шорты, оставляя и на них следы золотой пыли.

— По-видимому, мы что-то упустили. Должно быть указание, оно наверняка где-нибудь скрыто.

— Ничего не сходится, Морган, — вздохнул приунывший братец, перечитывая текст Плутарха. — Какая связь между Эхнатоном, затопленным городом и Сети I?

— При чем здесь Сети I?

— Вспомни, это же он изображен на гравюре. Но между его царствованием и правлением Эхнатона временной разрыв в шестьдесят лет. Они даже принадлежат к разным династиям.

— Ладно, давайте еще раз начнем с самого начала. Эхнатон?

— Одержимый монотеист.

— Анубис?

— Проводник душ, — тоном ученика, вызубрившего урок наизусть, отбарабанил Этти, — покровитель бальзамировщиков, властелин смерти и…

— Стоп! — Перебив его на полуслове, я схватил лежащие перед ним заметки. — «…ибо властелин мертвых вернулся в город, где дал волю своему гневу, не пощадив ни той, что его чтила, ни того, кто возносил ему молитвы».

— Текст касается не Анубиса, а Осириса, — вмешался Гиацинт.

Братец вскинулся:

— Это не так уж глупо. Согласно некоторым источникам. первоначально богом смерти являлся Анубис или одна из его ипостасей, но впоследствии его в этом качестве заменил Осирис. Верни-ка мне эту запись. «Позже это селение изменило свой лик, другие люди вступили на землю его, и оно стало зваться иным именем».

— А знаете, в Древнем Египте существовал город, нареченный в честь Анубиса, — Кинополис.

— Где он находился?

— На юге страны, между Луксором и Идфу, на берегах Нила

При упоминании этих легендарных названий Ганс тотчас сделал стойку:

— Так надо же рвануть туда, порыскать, разве нет?

Этти пожал плечами:

— Ну, допустим, и что мы там будем делать?

Кассандра робко вмешалась:

— У Энрико была одна теория… Но я, право, не знаю… Она такая… в духе второсортных приключенческих фильмов…

— Все равно расскажите! — подбодрил я ее.

Она взяла в одну руку анк, в другую посох и заговорила тихо, почти неслышно:

— Он считал, что это, возможно, ключи… — Заметив, что я изумленно вытаращил глаза, она повторила тверже: — Да, ключи. Ну, знаете, берешь статуэтку инков, суешь ее в дырку в стене, тут же с потолка падает громадный шар весь в колючках и открывается люк… Понимаете?

Я попытался вспомнить, сколько она выпила бокалов шампанского, а Ганс громко заржал.

— Энрико был прав, — отрезал Этти, беря анк из рук Кассандры.

Мы с Гиацинтом и Гансом уставились на него так, будто он возвестил, что мессия прибудет через час.

— Этти, — сквозь зубы прошипел я, — признайся: какое экзотическое растение ты прихватил с собой из Индии на этот раз?

Он протянул мне анк, ткнув пальцем в гравюру, и настойчиво повторил:

— Да, он был прав. Фигура, которую мы принимали за жреца, эти предметы, изображение… Все это никакая не репродукция, это руководство к действию.

Тут даже Кассандра, и та состроила насмешливую гримаску.

— Изделия из сплава титана с алюминием, которым три тысячи лет, и способ употребления старинных культовых предметов, на них же выгравированный… — саркастически резюмировала она, стряхивая с ладоней приставшую к ним золотую пыльцу. — Думаю, мне пора хлебнуть еще шампанского. Я не настолько пьяна, чтобы усмотреть логику в ваших бредовых измышлениях.

— Да вы присмотритесь, чем умничать без толку! — нетерпеливо оборвал ее мой братец. — Видите? Этот лишний персонаж не прикасается к фреске, держа в руках один из двух наших предметов, он указывает на ней то место, куда надлежит его вставить.

— А ведь это не такой уж бред… — осмелился заметить Гиацинт.

Я стал вглядываться в изображения. И был вынужден признать, что предположение брата впрямь не лишено смысла.

— Вот что нам нужно найти: фреску! Это дверь, а ключи у нас есть, — подытожил он.

— Ладно, предположим, — с сомнением протянул я. — Условно, стало быть, допустим, что так оно и есть. Плутарх пишет, что во времена эхнатоновой охоты на ведьм бальзамировщики прятали маску. Сети I пришел к власти после Эхнатона, притом не сразу. Как жрецы могли прятать маску в храме или каком-либо ином сооружении, воздвигнутом фараоном, которого еще и в помине не было?

Братец одарил меня лучезарной улыбкой.

— «Позже это селение изменило свой лик. другие люди вступили на землю его. и оно стало зваться иным именем», — процитировал он. — Эти предметы были изготовлены уже после смерти Эхнатона, в царствование Сети I, когда почитателям Анубиса уже ничто не угрожало. Маску не перепрятали в другое место, но само место, где она хранилась, изменило свой лик. Понимаешь, о чем я толкую? В годину преследований, когда любые символы язычества подлежали упразднению, жрецы не стати бы рассеивать тут и там приметы, по которым можно было найти и уничтожить самые священные реликвии их веры, да и самой их жизни грозила бы страшная опасность. Они хранили свою тайну, но в эпоху Сети I, когда все успокоилось, они, вновь почувствовав себя защищенными, позаботились о том, чтобы их преданные последователи смогли отыскать гробницу своего бога. Дословно истолковав сказанное Плутархом, мы тут-то и впали в заблуждение. — Порывшись в ворохе разбросанных на столе бумаг, он выхватил оттуда листок с греческим текстом. — «Опасаясь преследований…» ммм, где же это? Ara, вот: «Опасаясь преследований и гнева царицы, они прятали Стража Могил под кровом одного из них. Несколько позже в попечении о том, чтобы божественные останки не были потеряны или, забытые своими служителями, не лишились их молитв и жертвоприношений, изготовлены были два освященных фетиша, указующие место гробницы». «…И там, на погребенной маске бога, начертана тайна тайн — секрет вечной жизни, до сей поры доступный одним лишь жрецам». Он пишет «несколько позже», но, Морган, мы же забыли, что в те времена, когда жил Плутарх, эти события уже были глубокой древностью: полторы тысячи лет прошло! При таких масштабах «несколько позже» может означать хоть шестьдесят дней, хоть шестьдесят лет — разница невелика.

Кассандра, которая все время, пока Этти говорил, не сводила с него глаз, облизнула пересохшие губы. То ли она уже видела сотни тысяч долларов награды, вот-вот готовых стать явью, то ли ее проняло вдохновенное очарование моего братца, искрящегося от облепившей его золотой пыли, но главное, от страстной профессиональной увлеченности.