Бывшие. Первая жена - Мария Устинова

людям твоим заплачу. У тебя в руках сейчас намного больше, чем сраные отпечатки. Но удалять ты мне ничего не будешь. И вкалывать себе я ничего не позволю.

— Нет.

Он цепко смотрит на Северного. Ищет слабые места и не находит, а мой бывший умеет это лучше всего.

— Подумай хорошо. Назови любую сумму.

Начинаю дрожать.

Торг закончится не в мою пользу. Северный непреклонен.

— Я выдвинул условия, Горский. Ты ее не получишь, пока их не выполнишь. Мне не нужны твои деньги.

Бывший прищуривается.

— Ян, — предостерегающе зовет Герман.

Бывший поднимает руку. Заткнись, вот, что это значит.

В горле пересыхает. Я понятия не имею, что у Яна творится в душе, но что-то нехорошее. Как будто он взвешивает будущее: дать отрезать кусок или отказаться от меня.

Его ошибка в том, что он начал торг при всех.

Не только Роман, он сам загнал себя в ловушку. При свидетелях — своих людях — сам отрезал пути к отступлению. Он не пойдет на условия Северного. Характер не даст. Трижды просчитаться, снова и снова идти на уступки врага — он себе такого не позволит. Тем более при подчиненных!

— Мы уходим, Горский, — сообщает Роман.

Боец позади берет меня за плечи.

— Нет! — делаю рывок.

Не хочу возвращаться в логово Северного и снова отбиваться от Богдана. Только надежда на Яна — что они договорятся — позволяла держаться эти три дня. В глубине души я надеялась. Верила, что пусть это будет чудом, но он поможет. Но сейчас меня кинут в ту же яму с пятью озабоченными мужиками и уже без надежды на спасение и обещаний, что останусь нетронутой до сделки.

— Нет! — ору я, как резанная, вместе с криком наружу выходят подавленные чувства, я ору и плачу одновременно в истерике. — Это ты виноват! Ты, только ты, что я здесь!

— Стой! — осаживает его Ян. — Твою мать, будь ты проклят, сволочь!

С яростью, которую дают только эмоции в моменте, Ян выхватывает левой рукой нож Германа из ножен. Прижимает ладонь к доскам стола. С открытым ртом смотрю, как острое лезвие бьет по побелевшему пальцу — под корень. Он орет, я не сразу понимаю почему: с перового раза кость перерубить не удается. Он нажимает на нож, ломая ее. Откровенный сырой вопль обдирает глотку, в нем тонет мой крик:

— Ян, не надо! Что ты делаешь! — боец удерживает меня за плечи.

От его крика чуть сердце не остановилось.

К счастью, он перестает орать. Ян тяжело дышит, сгорбившись над столом. Опирается на нож. Я не вижу, удалось ему отделить палец от кисти или меня ждет вторая серия. По столу расплескалась кровь. Герман держит его за плечи, вытаскивает из кармана платок, но Ян игнорирует.

Поднимает голову и взглядом находит Романа:

— Подавись, — сдавленно выдавливает он, лезвием отшвыривает свой палец в его сторону, и втыкает нож в доски. — Она подойдет, или я продырявлю тебе башку и мне плевать на последствия!

Стараюсь дышать ровно. Не хныкать.

Не получается.

Каждый вдох режет легкие.

Ян побледнел и лицо обмякло — словно утратило внутренний каркас. На лбу и над верхней губой выступил пот. Кожа бледная. Кисть дрожит на рукояти ножа. Так выглядит человек, переживший сильнейшую боль.

Герман пытается оторвать от стола поврежденную руку, чтоб обмотать платком.

— Хватит! — огрызается Ян и сам забирает платок. — Веру приведите сюда!

На плечах ощущаю горячие руки Романа. Они скользят по плечам медленно и томно, словно он собирается сделать массаж.

Поворачивает к себе.

Наверное, хочет попрощаться.

Я не чувствую рук, скользящих по лицу, и не вижу глаз, когда он заглядывает в лицо. Взор перекрывает картина, как Горский с усилием давит на нож и кровь заливает стол.

— Помни, что я сказал, — он наклоняется к губам.

— Не трогай ее, сука! — орет Ян, быстрее сообразив, что Роман собирается поцеловать меня на прощание. — Убери свою поганую пасть!

В последний момент отворачиваюсь — взгляд падает на Яна и Германа, который возвышается рядом, как скала.

Ян скалит зубы.

У него мутный взгляд, он не в себе. И смотрит на Романа, как хищник — если бы не охрана, вцепился бы в горло.

— Мой клиент выполнил твои требования! Отпусти жену! — рычит Герман.

Даже его пробрало.

Он лучше знает Горского. Они много лет вместе.

Он понимает, что Ян не совсем адекватен сейчас. Это даже я вижу. Ему давали гарантии безопасности для меня, он знает, что Злату убили. Помнит, что со мной делали и понимает, чем все закончится. Бывший пойдет на любые условия, лишь бы забрать меня, лишь бы не упустить.

Это понимают все.

Они это поняли быстрее, чем я.

Ему не так невыносимо отдать все, чем допустить, чтобы меня изнасиловали в прямом эфире и годами травили его.

Капая кровью, он пытается схватиться за кобуру, еще не привыкнув, что указательного пальца больше нет. Герман хлопает его по спине, забирает нож и выдвигается вперед.

Защищает. Как тогда, когда Ян ломился в мою спальню, выкрикивая угрозы, а Герман встал в дверях…

Как давно это было.

Словно не со мной и не с ним.

— Северный, не вынуждай нас! — рычит он, раньше я не видела, как Герман злится.

Роман слегка целует меня в висок.

— Можешь идти.

Закрываю рот рукой, чтобы спрятать беззвучные рыдания и ковыляю к той стороне. Ноги подгибаются. На пол пути меня подхватывает Герман и меня начинает трясти от разбираемой истерики. Запоздалый страх, который приходит, когда ты оказываешься в безопасности.

Я хочу подойти к нему, но Ян не смотрит в мою сторону.

— Убери ее отсюда, быстро! — огрызается он на Германа. — Уведи ее!

— Следи за шефом, — кидает он телохранителю рядом. — Вернусь через минуту.

Короткий кивок.

А меня ведут к выходу. За навесом Герман подхватывает меня на руки, ускоряя шаг.

— Почему он остался? — оборачиваюсь, пытаясь рассмотреть, что происходит в тени брезента, но там только силуэты. — Почему Ян не пошел с нами, Герман?!

За поляной стоят еще люди Горского.

Их много.

Но они далеко — за линией деревьев.

Роман говорил об этом: люди Горского с той стороны поляны. Там же, наверное, машины, может, вертолет. Там мое спасение.

Я надеюсь, что ничего плохого уже не случится. Герман не будет его ждать: он получил приказ убрать меня как можно дальше, спрятать, чтобы больше никто не получил рычаг влияния на Горского.

Я только сейчас это поняла.

— Герман! — вскрикиваю я, услышав выстрел за нами, и он кидается вперед, уводя меня под прикрытие полуразваленного