Бывшие. Первая жена - Мария Устинова

class="p1">— Нужно уметь жить с тем, под чем ты сам ставил подпись, Олененок… Прости меня.

Опускаю взгляд, чтобы не смотреть ему в глаза.

Не могу.

Взгляд падает на руки. На пустое место без пальца, костяшки разбиты — только не сегодня, уже поджили, ссадинам дня два. Наверное, разбил от злости, когда меня похитили. Или, когда звонил Роману, не зная, что со мной делают, а ему не отвечали. Когда кинули, как какого-то лоха. А он не такой. Ян Горский ненавидит, когда его макают лицом в грязь. Любым способом докажет свое.

— Прости, — продолжает он. — Злата и ты — моя вина. Я был уверен, что смогу тянуть время… Что я нужен им и ей ничего не сделают. Я думал, можно тянуть время и делать вид, что готовлю фирму к продаже. Но ее почти сразу убили…

— Ты бредишь, — шепчу я, хотя знаю, почему он говорит это мне.

Просто поверить трудно.

Ян Горский и чувство вины несовместимы.

— Нет, Олененок… Мне жаль, что ты… оказалась… здесь из-за меня.

Пока вожусь с правой, левой рукой Ян гладит мокрую щеку, а затем пытается оторваться от сиденья и тянется ко мне.

— Ты мешаешь, — сварливо бормочу я, мягко это пресекая. — Нужно найти обезболивающее.

Щеки и так мокрые, но рыдать у Яна на глазах не хочу. Украдкой вытираю лицо, копаясь в аптечке. Шприц. Хорошее обезболивающее. Знаю, что Ян смотрит на меня, только я упрямо делаю вид, что сосредоточена на том, чтобы сломать ампулу. Не хочу признавать, что его слова тронули меня. Но лучше всяких слов говорит отсутствие пальца. Железобетонный аргумент.

— Вколю, станет полегче.

— Ты умеешь делать уколы? — бормочет он, наблюдая, как я закатываю рукав, протираю внутреннюю сторону локтя с выпуклыми венами, спиртом и аккуратно ввожу иглу. — Не знал…

Ты еще многое обо мне не знаешь, Ян.

Он часто дышит носом.

Сейчас обезболивающее подействует, и он перестанет быть таким откровенным. Придет в себя и вернется в привычную замкнутую, холодную и отстраненную ипостась. Это сейчас у него прут голые эмоции из-за того, что не может держать лицо. Трудно оставаться сдержанным, когда сходишь с ума от боли.

— Тебе лучше? — замечаю, как разглаживается лицо.

Он кивает.

Дыхание становится ровным. Ему нужна настоящая помощь, там, наверное, осколки кости в ране… Ножом кромсал, не жалея. Осторожно заматываю руку в бинт, завязываю на запястье. Поправляю футболку, сбившуюся под лямками бронежилета, и убираю со лба влажные волосы.

Ян мутными глазами следит за мной.

Почему-то жалко эту скотину.

Джип сворачивает и тормозит.

Оглядываюсь. Вместо того, чтобы выбираться, мы заехали дальше в чащу. Проселочная дорога оборвалась, но джипы проломились дальше — до заросшей бетонки. То здесь, то там разбросаны старые бетонные сооружения.

— Где мы?

— Это брошенная военная часть, — объясняет телохранитель, прежде чем выйти из авто. — Нашли ее, когда обследовали местность.

В глубине леса замечаю еще машины. У нас привал или они здесь базу организовали? Дверь распахивается, и Ян спускает на землю ноги. Перед ним присаживается телохранитель.

— Господин Горский, я должен вас осмотреть.

— Она меня перевязала… — еще несобранный, он отдергивает руку.

— У меня есть медицинские навыки. Вам нужна помощь.

— Со мной все в порядке! — рычит он.

Лучше бы позволил. Но Ян встает, оттолкнув телохранителя.

— Ян, что мы здесь делаем? — зову из салона. — Разве мы не едем домой?

— Сначала нужно выяснить, что с Германом.

— Его убили! Я видела, как он дрался.

— Нет, он жив, — Ян оглядывается, кожа выглядит серой, вид осунувшийся, но он приходит в себя. — Они не идиоты убивать того, кто столько обо мне знает. Пытают — возможно. Убили — нет. Его привезли?

Последние слова адресуются охраннику.

— Да, господин Горский…

О ком он?

Хмурюсь, быстро надевая туфли и выхожу из машины.

Ян обходит бетонное сооружение, и бьет кого-то.

— Как тебе это, мразь?! — орет он, до меня доносится звуки ударов.

Огибаю угол и вижу, что на земле лежит мужчина в наручниках, ноги обмотаны скотчем. Его уже несколько раз били и лицо в крови.

— Роман… — с ужасом узнаю я.

Его взяли живым.

Ян бьет и не может успокоиться.

— Господин Горский… — с сомнением зовет охранник. — Вы хотели его допросить. Вы его убьете.

Ян останавливается.

Трясущийся рукой вытирает пот со лба.

— Тащите вниз, — велит он. — Пришло время пообщаться начистоту.

Глава 25

Романа поднимают втроем и тащат за дверь в темное нутро подвала.

Не знаю, видел ли он меня.

Я даже не поняла, в сознании ли он…

— Госпожа Горская, позвольте, — меня отвлекает охранник, набрасывая на плечи теплую куртку.

Яну подают полотенце, он промокает лоб.

— Кофе, — хрипло просит он и в металлическом стакане ему приносят кофе.

— Госпожа Горская?

Киваю.

Из термоса наливают и мне.

Кофе горячий. Черный. Обычно я люблю с молоком или сливками… Вздрагиваю, вспомнив Богдана. Делаю глоток, чтобы отвлечься. Крепкий, как смола. Любимый кофе Яна. Но я рада и такому, лишь бы горячий.

— Ты узнал, кто он? Что показал ДНК тест?

Ян кидает косой взгляд.

— Давай ты спустишься со мной. Не хочу два раза пересказывать.

Сглатываю.

Мне нехорошо. Не только потому, что Романа будут пытать, а Ян предлагает при этом присутствовать. Я понятия не имею, чего ждать, но внутри все похолодело и кофе не помогает. Роман знает про Марка… Он знает про нашего сына.

Он скажет Яну.

И если еще вчера меня это не так пугало — куда страшнее было представлять, что об этом узнают Богдан или босс Северного, то теперь, когда Роман здесь, я боюсь, что эту правду узнает Ян.

Идея не очень хорошая мозолить при этом глаза Северному. Он может просто из мести рассказать все.

— Ян, я не уверена… Что хочу это видеть.

— А я уверен, — Горский делает шаг ко мне, зло глядя в глаза. — Я из-за тебя отрезал себе палец. Так что, думаю, такую любезность ты можешь оказать. Его подготовят и мы пойдем.

Не хочу туда. В комнату с серыми стенами, откуда пахнет старым бетоном и сыростью.

Я боюсь его видеть.

Но иду за Яном. Телохранитель распахивает дверь и по-джентельменски пропускает вперед. В пыточную.

Останавливаюсь на пороге.

Меня не торопят.

Дают привыкнуть.

Роман привязан к стулу. Сидит, расставив ноги, руки за спиной — скованы и прицеплены к стулу. Чистое, влажное лицо, но его выдает отек и… Кровь. Одежда залита ею, а это только начало.

И запах…

Тяжелый запах крови. Услышав тихий стук каблуков, Роман поднимает голову.

Не знаю,