Там, где умирают корабли - Уильям Дитц

На солнце было очень тепло, но Майра все равно вздрогнула, выйдя на балкон. Загорелая, с гладкой кожей, Силин была прекрасна. От взгляда на нее захватывало дух. Белый купальник подчеркивал ее загар и стройность. Майра на миг подумала, как бы она сама выглядела в таком купальнике, но потом решила, что этого ей не узнать никогда. Силин махнула рукой на низкий столик со стеклянной столешницей и сказала спокойно и безразлично:

— Поставь сюда.

Темные солнечные очки скрывали ее глаза. От этого лицо ее выглядело подчеркнуто непроницаемым.

Майра исполнила приказание и налила немного лимонада в предварительно охлажденный стакан. Она собралась уже уходить, когда ее буквально пригвоздил, к полу все тот же ровный и безразличный голос:

— А как поживает твой друг?

Майра почувствовала волну леденящего ужаса:

— Какой друг? Я не понимаю, о чем вы говорите!

Силин сделала глоток из запотевшего стакана. Капелька пота на ее виске замерла, словно выбирая дорогу, а затем сбежала вниз по щеке. Мисс Шарма продолжала:

— А я думаю, ты все прекрасно понимаешь! Но все-таки поясню: речь идет о довольно красивом молодом человеке, который при обычных обстоятельствах и смотреть бы не стал в твою сторону.

Сердце Майры едва не выпрыгнуло из груди. Силин знает! Это невероятно, но она знает!

— Ты не сомневайся, все верно, — лениво сказала Силин. — Я покопалась в отцовских документах, навела кое-какие справки и разобралась во всем. Его имя — Дорн Восс, его родители погибли при каком-то взрыве, и теперь ему по праву наследства принадлежит сквозной переход. Или будет принадлежать, если он доживет до того времени, когда сможет заявить свои права на него.

Изумление Майры было слишком велико, чтобы дальше притворяться несведущей, она даже разозлилась:

— И вы, зная все это, допустите такую несправедливость?

— Может быть, да, а может быть, и нет, — с безразличием ответила Силин. — Его будущее зависит только от тебя!

— От меня? — удивилась Майра. — Я-то какое отношение имею к его судьбе?

— Ты ему нравишься, — спокойно пояснила Силин. — И хотя это во многом объясняется его нынешнем униженным положением, тем не менее твои неумытые крестьянские прелести могли бы и в другой ситуации привлечь его внимание. Вот в этом и заключается сложность, правда преодолимая.

Майра оторопела:

— Не могу поверить!.. Вы хотите отбить его у меня? Силин смахнула пот со лба полотенцем.

— Да, хочу! Если только не найду кого-нибудь получше. А почему тебя это так удивляет? Ты думаешь, на этой забытой Богом планете я могу встретить много богатых молодых людей вроде Дорна? Нет, равно как и ты бы не смогла, при прочих равных условиях. А тебе-то с ним что делать? Бежать отсюда и жить где-нибудь тихо и счастливо? Пока я здесь, я вам этого не позволю!

— Ну и что, — спросила Майра дрожащим голосом, — и что же вы сделаете? Скажете отцу?

— А это еще зачем? — с сарказмом спросила Силин. — Для того, чтобы Дорна выпустили на свободу? Чтобы он взял тебя с собой? Я считаю, что этого делать не нужно. Пусть наш богатый молодой друг остается там, где он сейчас. Правда, если ты откажешься от него, тогда… тогда открывается масса возможностей! Давай-ка посмотрим, как придет к нему спасение. Быть может, я случайно наткнусь на его имя в компьютере? И вспомню, что сообщали в известиях о его родителях? Нет, это слишком невероятно. Но ничего, я что-нибудь придумаю, я всегда придумываю что-то!

Захлебываясь от рыданий, Майра отбежала к другому концу балкона. Силин проводила ее взглядом, подтолкнула очки повыше на переносицу и сделала еще один глоток. Лимонад был холодным, в меру кислым и в меру сладким.

За последние несколько месяцев Дорн успел понять самое главное: не все так просто, как кажется на первый взгляд. Разделка кораблей лишний раз подтверждала это. Космические корабли, особенно испытывающие многократные вхождения в атмосферу, были рассчитаны на длительную эксплуатацию в экстремальных условиях. Можно было приложить грубую физическую силу, чтобы оторвать облицовочные панели с переборок или трубопроводы с подволока, но демонтаж многих установок требовал определенных навыков.

К числу их относились двигатели с радиационной защитой, а также банки данных, солнечные батареи и панели управления — все, что могло быть отреставрировано и продано на судоремонтные заводы Оро. Дорну, который не знал, как готовить такое оборудование к демонтажу, было запрещено и касаться его. Его деятельность была ограничена не требующей ни ума, ни опыта работой по выносу листов металла на верхнюю палубу, откуда их сбрасывали вниз, как правило, без всякого предупреждения.

Будучи грузчиком еще вчера, парень пытался убедить резчиков с вниманием относиться к безопасности тех, кто работает внизу, но результат его увещеваний был более чем скромен. Да, резчики знали, что они подвергают опасности своих товарищей по несчастью, вытаскивающих металл из воды. Но они говорили, что сами рискуют во много раз больше, а стало быть, имеют право не думать о безопасности других. Однако Дорн не стал следовать их примеру и всякий раз предупреждал об опасности, сбрасывая листы металла. Однажды он увидел внизу Яну, и они помахали друг другу.

День тянулся медленно. Хотя теперь Дорну не приходилось бороться с морскими волнами, работа была не менее тяжелой. Много сил и энергии требовалось на то, чтобы вытащить на верхнюю палубу тяжелые листы металла. Но парень прошел хорошую подготовку, он был в отличной форме и нисколько не отставал от других.

Но добраться до капитанской каюты не представлялось возможным. Да, он проходил мимо нее, и даже не раз, но заглянуть туда не смог. Казалось, что руководство смены чаще всего навещает именно эту часть судна. Один раз Дорн увидел здесь самого Кастора, как всегда в седле своего желтого робота-грузчика. Звонко гремя железом, он топал по коридору. То, что даже здесь начальник смены не расставался со своим железным «конем», о чем-то свидетельствовало, но вот о чем? О его самомнении? А может, он боялся чего-то? Может, на самом деле он был просто трусом? Этого Дорн не знал, да и не хотел выяснять. Подняв облицовочную панель размером четыре на восемь футов, он поспешил пройти мимо. Кастор, занятый своими делами, даже не взглянул на него.

День подходил к концу, и становилось все очевиднее, что парню не удастся попасть в каюту капитана в течение рабочей смены. Дорн принял решение остаться здесь на ночь. Главной проблемой, которая требовала безотлагательного решения, был источник света. Во время работы по коридорам подвешивали гирлянды ламп, питавшихся от переносного генератора, но его останавливали по окончании смены. Впрочем, были и другие возможности. К счастью, корабль только начали демонтировать и многое было еще не тронуто. Вдоль главного коридора, подобно доспехам древних рыцарей, стояли скафандры. Рундуки, доверху набитые аварийными ремонтными комплектами, аптечками первой помощи, огнетушителями и, к большому счастью, аккумуляторными фонарями, ожидали Дорна у камеры главного шлюза. Он дождался, пока рядом никого не будет, схватил пригодный с виду фонарь и спрятал его за переборкой частично демонтированного камбуза. Парень надеялся, что никто не найдет его здесь. Он знал также, что если и обнаружат, то находка не вызовет подозрений. В конце концов, кто знает, где члены команды устраивают тайники и почему? Резчики то и дело натыкались и на более интересные вещи, включая припрятанные деньги, наркотики и драгоценности.

Гордый своей предусмотрительностью, Дорн с чувством скрытого удовлетворения следил за тем, как рундуки поднимают на верхнюю палубу и кран переносит их на баржу. Да, он был доволен своим решением, пока его не посетила ужасная мысль: а вдруг фонарь требует зарядки? Дорн ругал себя на чем свет стоит и молился, чтобы его глупость когда-нибудь не погубила его.

Чем ближе был конец смены, тем сильнее росло нервное напряжение Дорна. Наконец она кончилась, внутри корабля вой сирены был хоть и приглушен, но слышен отчетливо. Как только он затих, Дорн забрался в заранее выбранное укрытие, прижался к палубе и затих, сжавшись в комок и обхватив руками колени.

Свет погас. Наконец звук шагов и голоса рабочих замерли в отдалении. Дорн испытывал сильное искушение покинуть укрытие, но заставлял себя выжидать. Он надеялся, что его хватятся не скоро, во всяком случае не сразу, однако это была только надежда. Минута проходила за минутой, становилось прохладно, корабль остывал, в его глубине что-то потрескивало, что-то стонало и что-то негромко лопалось.

И вдруг, когда Дорн уже думал, что свыкся с темнотой и нескончаемыми звуками остывающего корабля, лязгнул металл, послышались ругательства и сандалии загремели по плохо закрепленным решеткам настила. Дорн узнал голос помощника начальника смены: