Английская портниха - Мэри Чэмберлен

Ада предпочитала жить без соседки. Может, ее квартирка и смахивает на каморку, но это ее дом. Переезжать она отказывалась.

– Спасибо, но мне и здесь неплохо.

– По-моему, ты не понимаешь, Ава, – настаивал Джино. – Девушка в полном одиночестве. Подумай, сколько опасностей тебе грозит.

Стаффорд-стрит. Там дорого. Вдвое дороже, чем она платит здесь, хотя хозяйка и дерет с нее немилосердно. Нет, Мэйфейр ей не по карману, какие уж там сбережения, скорее, увязнешь в долгах.

– Гляди в оба, – предупредила Скарлетт. – Он вот-вот начнет тобой торговать. Сперва-то они все такие ласковые, заботливые.

– Кто «они»?

– Ох, детка, до чего же ты еще желторотая. Сутенеры. Крутятся вокруг девушек, золотые горы обещают, а потом жах – и закрутят гайки, и заставят работать на себя, да еще запретят с нами, другими девушками, якшаться.

– Джино так не поступит.

– Помяни мое слово, он – сутенер. Мы выбираем себе красавчиков, не они.

– Но я не проститутка.

– Точнее и не скажешь. Ты – любительница. А потому мне ты не конкурентка.

Джино не такой. Он просто мрачноват немного. Наверное, ревность гложет.

Той весной Аде было тоскливо. Мать держала слово, отказываясь с ней видеться, несмотря на то что Ада наведывалась на Сид-стрит по меньшей мере раз в месяц. Она написала братьям и сестрам, пригласила в гости, но те не откликнулись. Рядом не было никого, кто бы волновался, что она опаздывает домой к обычному часу. Никого, кому бы сообщили, если ее сбросят с пирса. Никого, кто востребовал бы ее тело, выловленное из реки. Разве только заведующая заявит в полицию, что она пропала, прекрати Ада появляться в чайной. Хотя вряд ли. Девочки в «Лайонз» часто бросали работу без предупреждения, просто исчезали, и заведующая сочтет, что Ада поступила так же. Ада проснулась рано. Где-то плакал ребенок, громкий пронзительный крик; звук накладывался на тарахтенье повозок по брусчатке и перебранку торговцев, приступавших к работе затемно. Ребенок явно вымотался от плача и только ритмично, монотонно завывал: уа-уа. Ада закрыла глаза, пытаясь вызвать в памяти личико новорожденного Томаса, услышать его слабенький плач. Она забыла, как он выглядел, это было так давно. Плакал ли он? Он спал, такой спокойный младенец. Устал, бедненький, рождаться. Наверняка он приложил немало сил, чтобы выйти на свет.

Джино сказал, что его приятель нашел способ подобраться к карточкам. Одежда. Хлеб. Сахар. Жизнь была тяжелее, чем до войны, не хватало всего. Ада запросто сбывала карточки, отдавала деньги, получала свою долю, делала заказ на следующую неделю. Это был постоянный заработок, позволявший откладывать чуть побольше – для ее мастерской и Томми.

– Как бы это сказать, Джино… – Прижавшись к нему, Ада поглаживала кончиками пальцев его шею. – Выходит, с карточками я больше всех рискую, потому думаю, заслуживаю большего.

– Не жадничай, Ава.

– Я и не жадничаю. Просто мое участие в деле могло бы быть посерьезнее.

– То есть?

– Ты, я и твой приятель, мы могли бы организовать партнерство. – Ада старалась не показать, как она волнуется. – Он поставляет, я продаю.

Одежду, платья. И не на улице, но в помещении ателье. Разве ты не этого хотел? Чтобы я была при мастерской.

Он оттолкнул ее руку, взял сигарету и закурил, лежа на спине и затягиваясь с нарочитой неторопливостью.

– Сдается, ты не ухватываешь сути деловых отношений, – сказал он, дымя сигаретой. – Даже не знаю, как тебе объяснить, чтобы до тебя наконец дошло. – Повернувшись на бок, он стряхнул пепел на пол. Не в пепельницу, стоявшую рядом, но специально чтобы показать, кто в доме хозяин. – Ладно, представь, что я и мой приятель владеем огромным универмагом. – По тому, какой твердой стала его грудь, как напряглись мускулы, Ада поняла: он не согласится. – Многоэтажным, – продолжил Джино, – с кучей отделов, с самыми разными товарами. А ты – одна из наших работниц. Скажем, в галантерейном отделе. Ты способная, Ава. Та к что ты, наверное, даже начальница в этом отделе. Принимаешь заказы, расплачиваешься в срок. Но повысить тебя до партнерства? – Он затушил сигарету, воткнув ее в середину пепельницы. – Нет, это тебе не кооперативная лавка, это бизнес.

Он резко поднялся, спустил ноги с кровати, оделся и ушел. Она слышала его шаги на лестнице, а потом тихий стук входной двери. Давай без дураков, Ава. Здесь я решаю, а ты не лезь куда не просят.

Незабудки. Васильковая синь. Ада хмыкнула, взглянув на цену.

– Уж я тебя знаю, Ада, – продавец побарабанил средним пальцем по ладони, словно отсчитывал карточки, – цена самая что ни на есть справедливая.

На стенку своей лавчонки он прикнопил фотографию принцессы Маргарет. Принцесса сидела, одетая в платье с затейливым облегающим лифом и длинной, ниспадающей волнами пышной юбкой.

– Органза, – пояснил торгаш, – не что-нибудь. – Он пошуршал тканью, разгладил рулон. – «Новый силуэт», так это у них называется. Но если это годится для таких, как она, – он кивнул на фотографию, – то таким, как ты, Ада, тем более сгодится.

Она собиралась продать карточки девочкам на работе, а деньги отложить для Томми.

– Конечно, при этой чертовой карточной системе, – бурчал торгаш, – никто не хочет чересчур модничать. Но только не эта публика, им плевать. – Он задрал нос, изображая королевскую особу.

Если придержать карточки, ей хватит на ткань. Она ни разу не спросила Джино, где его приятель берет эти карточки, а торгаш на Бервик-стрит ни разу к ним не присмотреся. Три ярда на юбку. Полтора на лиф. Плюс подкладка. Нитки. Молния. И прочая мелочевка.

Пока продавец отрезал ткань, Ада внимательно разглядывала принцессу Маргарет. На груди две полоски ткани внахлест, рукава реглан. Управиться с юбкой много проще. Сперва Ада смастерит подкладку, своего рода черновик платья. Органза – слабая ткань, за ней нужен глаз да глаз. И начнет в выходные с утра, когда светло.

– Шьешь себе новый наряд? – Джино, прищурившись, наклонился к машинке: – «Науманн». Что-то иностранное. Немецкое.

Обычно по субботам к приходу Джино Ада убирала машинку, но та была тяжелой, громоздкой, да и прерывать работу не хотелось. Аде и в голову бы не пришло, что Джино заинтересуется ее швейной машинкой.

– Выходит, «Зингер» недостаточно хорош для тебя? – продолжил Джино.

Какое ему дело, сердито думала Ада. Ему ли критику наводить? Она пожала плечами.

– Где ты ее взяла?

– Какой ты любопытный, – легким, игривым тоном ответила Ада, органзовым тоном.

– Не желаю иметь дела с врагом, потому и спрашиваю.

– Ты и не имеешь. – В голосе Ады звякнула сталь. Она надеялась, Джино поймет намек и угомонится.

– Где ты ее взяла? – Он крепко схватил ее за руку.

Это его совершенно не касается. Почему он цепляется к ней?

– Кто тебе дал машинку?

– Джино, мне больно!

– Говори же!

– Ну, если ты настаиваешь. – Джино ослабил хватку, и Ада выдернула руку. От его пятерни останется синяк, и под рукавом рабочей формы его не спрячешь. Она шумно выдохнула. – Если тебе так интересно, мой брат привез ее с войны. Он был в Германии. – На Аду вдруг нахлынули воспоминания. – Купил ее за пять сигарет. Несчастная немчура. Брат рассказывал, что они там дошли до ручки. Продавали все, что у них было. Даже своих дочерей. Но машинка хорошая.

Джино стоял спиной к окну, лицо его было в тени, просто темный овал.

– Где в Германии? – спросил он.

– В Мюнхене. Он был в Мюнхене.

– Он что, американец, твой брат?

– Нет, конечно.

– Но в Мюнхене были американцы.

– Да? – Ада задумалась на секунду. – А может, и не в Мюнхене, а где-то еще. У меня всегда было плохо с географией.

Джино приблизился к креслу, уселся:

– Зато со многим прочим у тебя все отлично. – Он похлопал по колену, подавая сигнал Аде: садись. – Видишь ли, – его ладонь ползла вверх по Адиной юбке, – я знаю кое-кого, кто бывал в Мюнхене в конце войны. В городишке рядом с Мюнхеном.

Ада убрала его руку:

– Знаешь? – Голос изменил ей, прозвучал слишком высоко и тонко. Ада взяла паузу, чтобы собраться. – Так вот откуда тебе известно про американцев. – Она изучала его лицо, темные глаза, тяжелый взгляд, изгиб губы, бороздки на коже. – Что он там делал?

– Он же деловой человек, – ответил Джино и добавил: – Армейские поставки. – Внезапно Джино рассмеялся: – Насчет запчастей не беспокойся, – он показал глазами на швейную машинку, – достану в любой момент. Если, конечно, они тебе вообще понадобятся. – Он спихнул Аду с колен, шлепнул по заду.

Лиф сидел как влитой, гладкий, блестящий. Цвета незабудок. Ада сделала пару подкладок под мышки: обидно будет испортить ткань пятнами пота. Мастерила подмышечники и вспоминала бедную Анни, повариху Вайтеров. Где она сейчас? Наверное, ютится в какой-нибудь мюнхенской каморке. Ада старалась не думать о том времени. Но между ней и Анни было что-то вроде дружбы. Они ни единым словом не перемолвились, однако понимали друг друга. Без Анни она бы не выжила. Кухарка ее жалела, а может быть, даже и любила.