Персонных дел мастер - Станислав Десятсков

— Все готово к атаке, ваше величество! Осталось только понтоны спустить с откоса! — доложил королю Гилленкрок.

— Оставьте ваши безделки, генерал! Мои гренадеры не барышни и не побоятся промочить ноги! Не медлить ни минуты! Распорядитесь начинать! — приказал Карл.

И вот, нарушая сырую мглистую тишину, взревели шестнадцатифунтовые шведские гаубицы. Вслед за залпом звонко пропели полковые горны, и семь тысяч шведов, уставя штыки, мерно и грозно двинулись на новоселицкий мост, охраняемый отрядом в пятьдесят русских гренадеров.

Какая еще батарея? Какие шведы? Да кто ты таков есть, чтобы мне советы давать?

Генерал-поручик Чамберс, кавалер ордена святого Андрея Первозванного, был, как тогда говорилось, «иноземец старого выезда». Он служил еще при генерале Горшие и за долгие годы русской службы отлично освоил матерный лай. Другой привычкой, которую заимел сей британец в России, было пристрастие к доброй чарке водки, с, которой для него обычно начиналось утро и которой заканчивался вечер. Кирилыч, сочувственно разгля-Iм ним алый нос генерал-поручика, светивший, яко другой Фонарь, еще раз спокойно повторил рассказ о поиске капрала Зекзюлина, обнаружившего шведскую батарею, установленную на вражеском берегу.

Какой еще Зекзюлин! И откуда здесь взялись драгуны? Там же за мостом стоит взвод моих гренадер! Они-то почему молчат, не докладывают? Васька, водки! — Чамберс лихо, с фасоном, опрокинул поднесенную чарку и сразу уставился на Кирилыча твердым блестящим взором: - А кто ты сам таков? Чей вахмистр? Капитана Маврина, говоришь? Почему же капитан сам не явился? Манкирует службой, почитай романею хлещет в такой дождь?

Неизвестно, сколь долго продолжал бы ему Чамберс свой бессвязный допрос, но тут в штабную палатку зашел

сам Аникита Иванович Репнин, вызванный дежурным адьютантом. Кирилычу пришлось в третий раз повторить

свой рассказ, который упрямо оспаривал генерал-поручик.

Тут кто-то врет! — убеждал он.— Или капрал, или капитан Маврин, или сей вахмистр! Заметьте себе, ваше превосходительство...

В обращении с Репниным англичанин был сама любезность, хотя терпеть не мог своего дивизионного командира, полагая, что тот несправедливо обошел его по службе.

Заметьте, что наш гренадерский караул у моста стоит на той стороне реки, но ни о какой неприятельской батарее нам не доносит. И потом, какой дурак будет воевать в такую погоду?

«А ведь швед-то, в отличие от тебя, сударь мой, не дурак, и ему непогода друг, а не враг!» — мелькнуло в уме у Репнина. Аникита Иванович, хотя и спас его бог и не был он со своей дивизией под первой Нарвой, застрял тогда в новгородских болотах и топях, но отлично усвоил, что швед атаку ведет в самую непогоду и в самом нежданном месте. И вот сейчас, в дождь и туман, атака через болота и есть атака в самом нежданном месте! Так что вахмистр-то, скорее всего, не врет, и надобно наградить вахмистра! Репнин подозвал Кирилыча, поблагодарил и дал серебряный рубль за службу.

— А все-таки я не верю этому скоту! — процедил Чамберс вслед Кирилычу и махнул в рот другую чарку водки, поднесенную услужливым Васькой.

— Вы бы, господин генерал, чем водку с ночи пить, распорядились бы поднять дивизию во фрунт,— брезгливо. морщась от запаха сивухи, сказал Репнин.— Не то, чаю, неприятель близко! — И в эту минуту, как бы подтверждая слова Репнина, с неприятельского берега ударили тяжелые шведские гаубицы.

«Опоздали! Ох как опоздали!» Все последующие часы баталии в голове Аникиты Ивановича дерганно билась эта мысль: «Ох как запоздали!» Действительно, все восемь полков дивизии Репнина строились во фрунт не под звуки полковых горнов, а по сигналу неприятельских пушек. Заспанные солдаты в одних подштанниках выскакивали из палаток (в отсутствие Репнина и по случаю непогоды Чамберс разрешил спать, сняв верхнее платье) и в темноте, мешаясь, строились позади бесполезного ретраншемента. Только дежурный гренадерский полк, от коего и был выделен караул к мосту, выстроился впереди окопов, и полк тот Аникита Иванович лично, прямо через болотистую луговину, повел на выручку гренадерского караула. В момент сей контратаки поднявшийся к утру ветер разогнал тучи, и лунный свет заблестел на воде. При том свете Аникита Иванович увидел, какая тяжелая масса шведского войска движется на мост, и понял, что выручить караул и спасти мост он не успеет.

Все же эти пятьдесят безвестных русских гренадеров бились до конца, пока все «е были переколоты шведами. Последний из них успел-таки бросить горящий факел в пороховой заряд, укрытый под мостом, и мост, уже захваченный неприятелем, внезапно взлетел на воздух. В это

время русский гренадерский полк, ведомый Репниным, успел перейти луг и выйти к берегу. Однако взрыв моста не остановил шведов. Без всякого приказа шведские гвардейцы вошли в воду и, держа над головами ружья и мушкеты, вброд, по грудь в воде двинулись через реку. В блестящей полосе лунного света бредущие через реку шведы были превосходной мишенью для русских гренадер. Раздался один залп, другой, третий. Шведы, не отвечая, молча продолжали переправу. Прикрывая их, с того берега ударили картечью шведские батареи, а королевские саперы подожгли снопы мокрой соломы, так что всю переправу затянуло густой полосой сизого дыма.

— Что же наши-то дьяволы молчат? — сердито спросил Репнин своего адъютанта, и в этот миг из-за ретраншемента ударила русская батарея. Но ядра, вместо того чтобы поражать шведскую пехоту, мячиками запрыгали но луговине, позади строя русских гренадер.— Да этак они, черти, своих же в воду положат! — Репнин выругался и, повернув коня, помчался, сопровождаемый адъютантом, на батарею. Здесь он застал весь свой штаб во главе с генерал-поручиком Чамберсом. Картинно красуясь на вороном жеребце, Чамберс матерно распекал командира батареи Даниеля Когана, неведомо какими путями занесенного из Германии на службу его царскому величеству. Вообще-то Даниель Коган был инженер и прибыл в Россию строить каналы, привлеченный планом Петра соединить каналом Волгу и Дон. Но по случаю начавшейся войны со шведом план сей был отменен на два с половиной столетия, и Коган стал в России вдруг артиллерийским офицером и исправно громил стены шведских крепостей Нарвы и Дерпта. Однако в полевой баталии ему довелось участвовать впервой, и оттого Коган сразу не сообразил, что придется вести контрбатарейную стрельбу через реку, и безропотно согласился, когда Чамберс определил место ого батареи за полевым ретраншементом. Да за пехотой оно было и покойнее! А теперь тот же Чамберс матерно лает его за недолеты.

-- Но ваше превосходительство сами указали мне рас-!, положение батареи! — попробовал было Коган возразить Чамберсу и тут же пожалел о своей оплошности. Чамберс наехал на него лошадью и непременно огрел бы плеткой, ожоли бы не появился Репнин.

— Господин генерал! Неприятель не здесь, а там, у роки! — насмешливо бросил Аникита Иванович своему начальнику штаба и тут же распорядился: — А вы, господин капитан, извольте передвинуть батарею вон туда, к трем мостам! Чаю, там будет самая жаркая баталия. Да заберите из полков орудия и присоедините к своей батарее. У шведов-то на том берегу десятки пушек.

Пока Коган суетился на батарее и тяжелые гаубицы запрягали в артиллерийские упряжки, Аникита Иванович послал двух адъютантов за сикурсом к Шереметеву, а прапорщика Жеребцова — за помощью к фельдмаршал-лейтенанту Гольцу, который, как решил вчерашний военный совет, был обязан секундовать пехоту.

— Вы же, генерал,— Репнин сердито обратился к полупьяному Чамберсу,— немедля отправляйтесь на левый фланг и переведите Копорский, Тобольский и Нарвский полки к трем мостам!

— Но сие нарушение моей диспозиции! Уведя полки, мы теряем транжамент3, а потеряв транжамент, мы проиграем баталию! — кичливо вздернулся в седле Чамберс.

— «Транжамент»! «Транжамент»! — вскипел Аникита Иванович,— Да шведскому королю то и потребно, дабы мы носа из оного транжамента не высовывали. А как возьмет мосты, перережет коммуникации и зайдет на холм с тыла, что мы будем чинить в сем транжаменте? Сдаваться, как при первой Нарве? На-кось, батюшка, выкуси! — Аникита Иванович в бешенстве показал Чамберсу кукиш,— Я русский генерал, а не герцог де Кроа! Сдаваться на шведскую милость я не намерен.— И, отвернувшись от Чамберса, Аникита Иванович обратился к другому своему бригадному генералу, фон Швейдену:

— Немедля переводите оные полки с левого фланга к мостам. А коль генерал Чамберс пьян, то и пусть один сидит в своем транжаменте! — И, не обращаясь более к Чамберсу, Аникита Иванович поскакал выводить из ретраншемента правофланговый Лефортов полк в помощь гренадерам, кои, почитай, час как одни бились у берега реки со шведами на глазах всей дивизии.