Завод - Илья Штемлер

— Бывает, конечно. — Стародуб растерялся. Ему не очень-то хотелось быть втянутым в сомнительные разговоры. — Не слишком ли вы резко, Тихон Алексеевич?

— А я и хочу сказать резко. Чтобы всем стало ясно. — Земцов не повышал тона. И произносимые им слова казались осязаемыми, тяжелыми. — Лепин сетовал, что директор не то говорит. А что бы вы, Лепин, хотели услышать? Что ваш патрон хороший человек, а мы все тут собравшиеся — бяки?

— Он такой же мой патрон, как и ваш, — буркнул Лепин.

— А вот и неправда. Нехорошо, Лепин. Вы шушукаетесь с ним, строите прожекты. Думаете, люди этого не замечают? Приятно вам будет, если за спиной у вас шушукаются? И наш уважаемый директор, Рафаэль Поликарпович, тоже попался на удочку Грекова. Почему, спрашивается, нам не объединиться с заводом бытовых машин? Штаты увеличат. Категорию заводу повысят. Люди будут-больше получать. И с планом будет полегче, все же продукция у них проще. Почему же не объединиться? Да потому, что это не нравится Грекову. Не хочется ему брать на себя лишние хлопоты. Ему плевать на государственные интересы!

Старостин стукнул кулаком по столу и вскочил. Никогда еще не видели парторга таким.

— Вы на меня, Георгий Леонидович, не стучите, — сказал Земцов. — Беспартийный я.

— Греков не имеет никакого отношения к этому вопросу, — заговорил Старостин, не обращая внимания на реплику Земцова. — А объединяться пока не следует, это верно. Рановато. Завод надо сделать первоклассным. Ясно? Чтобы не ночевать с двадцатого числа каждого месяца в цехе. Тогда можно будет выпускать и первоклассную бытовую технику. Это и есть государственный подход. Вы бы извинились перед директором, Земцов.

— За что? — оскалился Земцов. — За то, что посчитал Рафаэля Поликарповича приверженцем Грекова?

Смердов чуть ссутулился, незаметно нащупал пальцем левое подреберье и сильно нажал. Он давно подметил, что иногда так можно унять боль в боку.

— Всем роздал, Земцов, — Борискин, как обычно, говорил громко. — Борец за правду!

— Шкуру спасает! — сказал Алехин и прикрыл глаза.

Земцов медленно повернул голову и тут увидел за Алехиным, но дальше, у самой двери, напряженную фигуру Сопреева.

— Чем же я спасаю шкуру, Павел Егорович? Правдой? — произнес Земцов тише обычного.

— Бывает и так, Тихон Алексеевич. Правдой шкуру спасают. — Алехин не открывал глаз.

— Тебя, Тихон Алексеевич, голыми руками не сковырнешь, — будто невзначай заметил Борискин.

— Да уж, не сковырнешь, — хмуро согласился Земцов. — Я не Гмыря.

Порывом ветра раскачало форточку. Лишь сейчас все услышали ее слабое скрипение. После кончины начальника сбыта прошло не так много времени. И все помнили Гмырю. Досужие разговоры, накрученные вокруг этой истории, не затихали.

Лепин полуобернулся, обхватив руками спинку стула.

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что сказал. Именно после спора с вами и слег старик. Да и до этого его не оставляли в покое ни вы, ни ваш патрон. Никто вам этого не простит.

С коленей Ани Глизаровой сползла книга и с резким стуком упала. Аня вскочила.

— Неужели никого нет в этой комнате, кто бы прекратил это? — прошептала она. — Вы., вы плохой специалист. Теперь вы спекулируете на сострадании. Вы ведете себя подло, потому что вам нечего терять! Я… я ненавижу вас!

— Переживу. — Земцов растерялся. Он не ожидал этого.

Задевая стулья, спотыкаясь о чьи-то ноги, Глизарова торопливо выбежала из кабинета.

Земцов сел.

— Жарко у вас тут… — Председатель группы народного контроля принялся собирать бумаги. — Всего доброго, товарищи.

Люди расходились молча, избегая смотреть друг на друга. Неловко. Стыдно. Глупо…

Алехин поднялся и закинул пиджак через плечо. Он видел, как поднялся и Сопреев. Поравнялись.

— Слушай, Паша, а Кирпотин-то шустрит в бригаде Синькова. Как тебе это нравится? Что ты смотришь? Кирпотин у Синькова подхалтуривает, — говорил, будто всхлипывая, Сопреев.

Алехин молча шагнул в полумрак приемной.

Директор бесцельно перекладывал по столу бумаги — ждал, когда наконец освободится кабинет.

Кажется, все ушли. Он поднял голову и увидел в углу Всесвятского. В набитом людьми кабинете Всесвятский был как-то незаметен.

— Что, Игорь Афанасьевич? Никак, вы соснули?

На лысине Всесвятского поблескивал свет люстры.

— Почему вы не поддержали Грекова?

Смердов вслушался в голос Всесвятского. Подошел. Подтянул стул, сел. Достал сигарету и принялся тщательно разминать ее.

— Стар я становлюсь, Игорь Афанасьевич. Стар…

Глава четвертая

Над деревянной клетью на шесте висело объявление «ПРОДАЖА ЕЛОК». Очередь опоясывала клеть живым разноцветным шарфом. Елки были однобокие, с длинными голыми верхушками. Их никто не покупал. Ждали, что вот-вот подвезут другие.

Озябшие продавцы хлопали брезентовыми рукавицами и притоптывали.

— А вы, девушка, тут не стояли! — раздался раздраженный голос.

— Мне и не нужны ваши елки. Я просто так стою. — Лариса посмотрела на женщину, одетую в полушубок, и шагнула в сторону.

Женщина все не успокаивалась, но Лариса ее не слушала. Она не сводила глаз с фасада дома, к которому приткнулось несколько желто-голубых милицейских машин. Ларисе казалось, что в очереди она не будет привлекать излишнего внимания. К тому же там было как будто теплее. Лариса сегодня пропустила первые лекции и надеялась, что успеет хотя бы на лабораторные занятия. Но если Кирилл не появится в ближайшие полчаса, ей и на лабораторные не успеть. Ему назначили на одиннадцать утра, это Лариса помнила. Наверняка он там. Правда, Кирилл не знал, что она стоит возле очереди за новогодними елками. А если зайти, посмотреть? Нет, еще можно подождать. Не появится через полчаса, тогда и зайдет.

Зеленая широкая дверь впускала и выпускала людей. И к каждому Лариса присматривалась с интересом. Что они делали в милиции? Какая-то старуха. Мальчишка. Женщина. Милиционер. Ну этот, понятно, на работе. А вот старуха? Наверно, скандалит с соседями.

И вдруг Адька. Конечно, он. В теплой куртке с синтетическим воротником. Даже отсюда видны его шикарные оранжевые перчатки с двойной строчкой. Вероятно, он пришел с Кириллом.

Лариса перебежала через улицу. Теперь и Адька ее заметил.

— А… Наше вам, подруга дней суровых.

Лариса остановилась. Он еще смеет острить, ему весело.

— Баран ты.

Новая форма приветствия? Покупаю. А ты — коза. Принесла передачу?

— Где он? — Лариса пыталась сдерживать себя.

— Любезничает со следователем. Мне надоело слоняться по коридорам. Ни черта не случится. Состава преступления нет.

— Чего нет?

— Состава преступления. Ты не выписываешь журнал «Человек и закон»? Выпиши — это полезно.

Лариса села на очищенную от снега скамейку. Адька примостился рядом, вытащил портсигар и протянул Ларисе.

— Ах, ты не куришь. Жаль. Конечно, приятного мало. — Он кивнул в сторону зеленых дверей.

— А все ты! — Лариса подняла воротник пальто и зябко уткнулась в шарф. — Работал человек на заводе, делом занимался.

— При чем тут я? Где логика? Я-то здесь, а он — там… Я борозжу моря и океаны, а он — крутит динамо…

— А… — Лариса махнула рукой и отвернулась. — Бороздишь. Лавки и базары. Еще тот маклак… А он лучше тебя, лучше… У него светлая голова. У него хорошие руки.

— И глаза.

— Пошляк ты, Адька… И глаза.

— Увы, — вздохнул Адька. — У меня глаза красного цвета. И волосы рыжие.

— Ржавеешь, — Лариса рассмеялась и взглянула на Адьку. Разве можно на него злиться. Бесполезно. — Неприкаянный ты какой-то. Познакомлю я тебя, пожалуй, с одной девчонкой из нашей группы. Будет у тебя, радист, близкая душа на берегу. Точка — тире — точка.

— Дочка — сын — дочка, — вяло подхватил Адька. Он вдруг вспомнил, как осенью сдавал в Высшее мореходное, взял отпуск, ездил в Ленинград. И завалил. По специальности. Это ж надо? Хорошо, в пароходстве не узнали. Заставили бы переаттестовываться…

Трудяга-грузовичок остановился у деревянной клети, устало тараща фары. Под высокой мохнатой елочной папахой он был похож на танцора из дагестанского ансамбля «Лезгинка». Но елки он привез превосходные, отсюда даже видно.

На исполкомовских часах пробило двенадцать. И с последним ударом, словно сказочный принц, появился Кирилл. Пальто на нем было распахнуто, а в руках он держал свою беличью шапку. Кирилл вертел головой, вероятно кого-то разыскивая.

Адька оглушительно свистнул. Проходящий мимо милиционер обернулся, строго взглянул на них. Адька вскинул ладонь и вежливо козырнул милиционеру.

Кирилл заспешил к ним. Теперь он увидел и Ларису.

— Ты что тут делаешь? — спросил он, вглядываясь в лицо девушки.