Ложа рыси - Кэтрин Куртц

Ребурн быстро приходил в себя. Светлые глаза светились торжеством. Он молча протянул руки Верховному Мастеру ладонями вверх. Старик вложил свои руки в его жестом вознаграждения.

— Строители дерзнули воздвигнуть Храм Света, — прошептал Верховный Мастер. — Ныне отдаю их в твои руки. Уничтожь строителей, и Храм падет сам. В отсутствие Света — да воцарится Тьма…

Утро четверга выдалось холодное и серое. Адам и Филиппа съели континентальный завтрак: горячий шоколад и свежие рогалики, — и на такси отправились в Чаринг-Кросскую больницу. Филиппа сменила вчерашнее алое пальто на строгий ярко-синий костюм, элегантный, но выглядящий профессионально; Адам был в вездесущем рабочем костюме-тройке.

За стенами Каледонского клуба обычный лондонский запах речной воды и дизельных испарений усиливался морозцем. Пик утреннего пригородного движения уже миновал. Такси объехало Гайд-парк и направлялось по Кенсингтон-хай-стрит к Хаммерсмиту. Адам ожидал предстоящей встречи с пылом, омраченным беспокойством.

Как и на улицах, в вестибюле Чаринг-Кросской больницы кипела жизнь. Взяв Филиппу за руку, Адам провел ее мимо больничной справочной на эскалатор; они легко смешались с толпой совершающих обход консультантов, спешащих по своим делам сестер и специалистов, спустились на первый этаж и влились в поток людей, направляющихся к педиатрическому отделению.

За месяц после посещения Адама отделение подверглось кое-какому необходимому ремонту. Стойка дежурной сестры, как и примыкающий коридор, были разрисованы цирковыми сценами, раскрашены чистыми, веселыми красками. Когда Адам и Филиппа приблизились к столу, миниатюрная темноволосая сестра в светло-голубой форме подняла глаза от груды медицинских карт. Она окинула их быстрым, проницательным взглядом и улыбнулась, когда Адам вытащил из нагрудного кармана свою карточку и положил на стойку, украдкой посмотрев на ее именную табличку.

— Доброе утро, мисс Рейнольдс, — сказал он весело. — Мы пришли повидать Джиллиан Толбэт. Полагаю, доктор Огилви ждет нас.

Филиппа молча положила свою карточку на стол рядом с карточкой Адама. Дежурная сестра взяла обе карточки, и на ее румяном лице отразилась смесь удивления и уважения, когда она оценила профессиональную компетентность Синклеров.

— Ваш визит большая честь для нас, сэр Адам… и ваш тоже, доктор Синклер, — сказала она, возвращая карточки. — Нас предупредили о вашем приходе… но мы не поняли, что это будут два доктора с одной фамилией.

Адам хмыкнул.

— На самом деле я, по-моему, не упоминал фамилию второго врача, когда вчера вечером говорил с мистером Толбэтом. Сказал только, что намерен привести с собой коллегу. Но уверяю вас, семейное взаимодействие в профессии уже не первый раз вызывает некоторое смущение. Толбэты здесь? И доктор Огилви?

— Доктор Огилви должна подойти с минуты на минуту, сэр Адам, — ответила сестра. — Она как раз заканчивает обход. А мистер и мисс Толбэт пришли около четверти часа назад. Если желаете, можете подождать вместе с ними в палате их дочери. Это дальше по коридору.

— По-моему, — сказала Филиппа, — нам лучше посмотреть карту Джиллиан, если вы не возражаете… и ее историю болезни.

— Да, доктор. — Сестра вытащила картонную папку. — А вот карта.

Поблагодарив, Адам взял папку и откинул клапан. Внутри лежала целая куча бумаг; к верхнему листу была приколота записка, нацарапанная пресловутым ужасным почерком большинства врачей. Она гласила:

Доктору Синклеру. Вам будет гораздо проще, если Вы ознакомитесь с этим. Э. Огилви.

Подпись еле-еле поддавалась расшифровке. Это добровольное предложение сотрудничества свидетельствовало в пользу лечащего врача Джиллиан. С облегчением обнаружив, что ему не придется тратить время на ублажение расстроенных чувств коллеги-консультанта, Адам занялся просмотром папки. Филиппа, посмотрев карту, читала через его плечо. Беглый просмотр показал, что состояние Джиллиан с его последнего визита в Лондон резко ухудшилось.

— Боюсь, дело плохо, — мрачно сказал он Филиппе. — Спасибо, мисс Рейнольдс. Пожалуй, сейчас мы посмотрим пациентку и встретимся с Толбэтами.

Джиллиан перевели из отделения в отдельную палату. Родители сидели в креслах рядом с кроватью, держась за руки и жадно глядя на дочь. Когда Адам и Филиппа вошли, оба Толбэта вскочили с нервным проворством, рожденным, несомненно, напряжением из-за таинственной болезни Джиллиан.

— Доктор Синклер! Огромное вам спасибо за приезд! — воскликнула Айрис Толбэт, испуганно вцепившись в руку мужа. — Это Джордж, отец Джиллиан. По-моему, вы уже говорили по телефону.

Айрис Толбэт почти не изменилась с их предыдущей встречи: миловидная блондинка лет тридцати пяти — сорока — только ее привлекательность потускнела от прошедших недель бессонницы и тревоги. Ее муж был крепким мужчиной, очки в роговой оправе выдавали в нем ученого; его можно было бы назвать «уютным», не выгляди он таким изнуренным.

— Конечно. Рад встретиться с вами лично, мистер Толбэт, — сказал Адам, протянув руку. — Это моя мать, доктор Филиппа Синклер, научившая меня многому из того, что я знаю. Мы надеемся, что вместе сможем добраться до сути заболевания вашей дочери.

— Я тоже надеюсь, доктор! — горячо воскликнул Джордж Толбэт. Его рукопожатие было твердым, но карие глаза с глубокой тревогой смотрели на неподвижное тело дочери. — Так тяжело видеть, как она увядает…

Он резко умолк, прежде чем его голос дрогнул. Проследив за взглядом отца, Адам прекрасно понял его горе. Хотя Джиллиан уже болела, когда он видел ее месяц назад, тогда она все еще была красивой, румяной девочкой, эдаким сорванцом.

Теперь, распростертая на спине на накрахмаленной больничной постели, она казалась хрупкой и высохшей, круглое личико приобрело восковую бледность, россыпь веснушек выделялась на фоне бледной кожи. Корона золотых кудрей распрямилась, глаза закрывали голубоватые веки. Носовая питательная трубка шла вдоль впалой щеки, трубка для внутривенных вливаний змеилась к капельнице возле кровати… зловещее подтверждение того, что Джиллиан не может даже сама есть.

— Если бы хоть кто-то мог дотянуться до нее, — беспомощно сказала Айрис Толбэт. — Мы с Джорджем старались изо всех сил, приходили каждый день, но…

Она махнула рукой, признавая поражение; было ясно, что и отец, и мать в ужасе из-за несомненной неспособности общаться со своей единственной дочерью.

Отрывистый голос Филиппы прервал их страдальческое молчание, как глоток свежего воздуха.

— Вряд ли любовь способна здесь хоть что-то решить. Будь оно так, проблема была бы решена уже давно. Вы не должны винить себя.