Архитектура для начинающих (СИ) - "White_Light_"

«Они похожи на обвинителей, — мелькает мысль в голове. — Не хватает только треугольных белых колпаков и веревки в руках. Они пришли судить меня и карать. Вот только интересно, Мишка им все-все рассказал?»

— Доброй ночи, — негромко произносит Рита. В ответ красноречивое молчание.

«Нет, вряд ли», — отвечает сама себе на свой же мысленный вопрос. «Родственники» реагируют каждый по-своему — Мишка криво усмехается, Нина Андреевна сердито поджимает губы, а Никита Михайлович сохраняет «покер-фейс» или просто по-русски каменное выражение лица (еще мой папа говорил морду-лопатой — пытается не улыбнуться Рита).

— Садитесь, в ногах правды нет, — приглашает Павел Юрьевич, на какое-то время он вместе с мамой выпал из Ритиного внимания. Видимо, за это время Диана успела посвятить мужа в основные детали Ритиной «новости». Замечание Павла Юрьевича о предстоящем сейчас долгом и нелегком разговоре подтверждают верность Ритиного наблюдения.

— Да уж, есть, о чем поговорить, — присаживаясь на выструганную из толстого, цельного бревна лавку-кресло, соглашается Никита Михайлович. Справа от него опускает жена, слева сын.

— Диана готовит нам чай, Рита, — Павел Юрьевич поворачивается к молодой женщине. Его глаза добрые, как у деда мороза, в голосе тихая уверенность. — Отнеси пока Сонечку в дом. Так будет лучше.

С некоторым трудом Рита поднимается. Миша смотрит на нее, опускает глаза, сидит рядом с отцом и не решается встать и помочь.

— Мы с Сонечкой пекли сегодня картошку, — Павел палкой выкатывает из углей черных барашков, складывает их на простую глиняную тарелку. — Надо съесть, пока не остыли.

Диана наливает всем чай. На маленьком столике первый «свой» салат в этом году — редис, огурчики, зелень.

— Мы есть сюда приехали, что ли? — не очень дружелюбно бурчит Нина Андреевна и незаметно для себя переходит на житейско-огородное. — Огурцы-то свои?

— Да, уже грунтовые, с кучи, — отвечает Диана. — Пробуйте, угощайтесь.

Рита чувствует, как желудок начинает предательски ворчать от голода, она ведь сегодня не ела еще ничего с самого утра и даже не заметила за всеми дневными событиями, что практически валится с ног от голода. Слушая вполуха беседу «взрослых», аккуратно счищает с картошки подпеченную кожуру, заворачивает ее в пластик копченого мяса, которое поставляет им брат Павла Юрьевича. Этот странный, улыбчивый человек живет с семьей своим хутором, натуральным хозяйством, пасекой и пишет очередную диссертацию. «О чем» Рита никогда не вдавалась в подробности. Возможно о том, как сотворить идеальный копченый окорок…

— Так пусть она сама нам расскажет, — врывается в мысли Риты сердитый голос свекрови. — Что такое случилось? Почему она вдруг решила не возвращаться? Плохо тебе с моим сыном? — женщина исподлобья буравит взглядом невестку. — И к кому она, такая хорошая, собралась?

Едва не подавившись от такого неожиданного напора, Рита спешно глотает недожеванный кусок, запивает горячим чаем.

— Я не к кому, а от кого, — стерев губы салфеткой, отвечает, наконец. — Мишка замечательный человек. Ваш сын мечта любой женщины.

Ее слова звучат странной издевкой, даром, что голос по-пионерски искренен.

— Но тебе не подходит? — скрипит Нина Андреевна.

— Да бросьте, мама! — не выдерживает, взрывается Мишка. — Я вам баран, что ли, на распродаже? Как две торговки!

— Просто я не люблю его, и все это знают, — Рита смотрит на Мишку. Он сидит напротив, за жарким угольным «морем». Он мрачен, подавлен. Ему тяжело.

— Я совершила ошибку, старалась полюбить, но не вышло.

— Детский сад, — сердито качает головой Никита Михайлович. — У вас ребенок, а вы люблю, не люблю! И дом еще. Дом я вам не отдам на раздел, ни одной части.

— Вот-вот, — поддакивает Нина Андреевна. — А ты, Диана, что же молчишь? Ты ж всегда так Мишу поддерживала.

Все взгляды обращаются к Диане Рудольфовне. Она мысленно держит в руках обещание, данное давеча самой себе. Оно требует теперь от нее правильно ответа.

— Моя дочь вольна сама решать, как ей жить, — с некоторым трудом произносит Диана новую свою истину. — Я могу посоветовать, но решать только ей. Это ее жизнь.

Ничего не понимая, Золотаревы переглядываются, озадаченно глядят на Диану, словно сомневаясь, она ли это вообще?

Пряча улыбку в бороду, Павел Юрьевич незаметно ловит взгляд жены, мысленно говорит, как любуется ею и гордится.

— Дак она же глупость городит! — возмущается Нина Андреевна, обретая вновь дар речи. — Нет! Я просто так на это смотреть не стану! Так не оставлю! — ее возмущение усиливается басом Никиты Михайловича. — Что действительно, вразумить нужно молодых, а не бросать, как котят безмозглых.

— И Соньку я тебе не отдам! — отдельно от родителей, лично Рите, говорит Миша. Его взгляд исподлобья, словно чудо морское из страшных, неизведанных глубин человеческого подсознания. Даже Золотаревы-старшие на миг притихли. Только Рита не отвела взгляда, выдержала.

— Она не вещь, — отвечает тихо. — Она не нужна тебе. Ты просто хочешь сделать мне больно.

Теперь все с разной степенью волнения глядят на Мишку, а тот странно усмехается.

— Ты же мне делала все это время.

Рита пожимает плечами:

— А ты мне. Значит, мы квиты.

— Замолчите! — взрывается, не выдерживает Диана. — Соне каково это будет, ты можешь себе представить?!

— А что плохого ей у нас? — тут же вступает в спор Нина Андреевна.

— По закону родители имеют равные права на ребенка, — мирно произносит Павел Юрьевич. — Михаил не может ограничить общение Сони с Ритой, так же, как и она.

— Общаться сколько угодно, но жить она будет со мной! — стоит на своем Мишка.

— Жить она будет с матерью, — тихой, пока еще, львицей рычит Диана, но уже готова до смерти вцепиться в горло любому, кто посмеет сделать хоть одно неверное движение, слово…

— И с этой ее подругой? — Золотарев бросает победный взгляд на Риту. — Так я их обеих тогда посажу за пропаганду!

Нелепое, странное слово, шипя, падает в костер.

Взрослые недоуменно переглядываются — чего?

— Жаль, что у нас нет статьи за глупость, — негромко произносит Рита. — Тебе дали бы максимальный срок.

— Ты о чем это? — не понимает Диана.

— О чем он? — спрашивает у жены Никита Михайлович.

— О том, что она изменяла мне с вашим бастардом! С этой, блядь, Кампински гребаной! — бросая слова, как гнилые куски мяса, Мишка смотрит на Риту. — О том, что они розовые обе в полный рост! Как вам еще точнее всем объяснить?!

В повисшей паузе Рита опускает глаза, не выдерживая взгляда матери. Павел Юрьевич тоже хранит молчание. Только Нина Андреевна охает. Прекращает монолог сына Никита Михайлович одним емким словом — заткнись!

— Это правда! — не так просто Мишке теперь развернуться на своей невидимой трибуне правозащитника. — Они по всему Городку шлялись, на глазах…

— То, что ты идиот! — вскакивает, рявкает в бешенстве его отец. — Вот это правда! И в зубы за любое слово!

====== 17 ======

Отъезд Золотаревых получился еще более скомканным, чем начало визита. Никита Михайлович обрывал сына на каждой попытке хоть что-то сказать. Нина Андреевна охала и всячески встревала между мужем и сыном. Афанасьевы молчали, Рита прятала взгляд.

Проводив полуночных гостей, Павел Юрьевич вернулся к остывшему месту бесед. Немного подумав, положил на тлеющие угли бересту и несколько разнокалиберных чурок. Диана тем временем отнесла грязную посуду в дом, заглянула на обратном пути в комнатку Сони, нашла там Риту, стоящую в молчании над маленькой дочерью. Взяла Риту за руку и повела за собой.

— Рассказывай, — просто просит Диана, когда все втроем сели рядышком у разгорающегося заново костра.

Уже глубокая ночь. Над лугами и перелесками темень, луна прошла половину звездного неба.

— Он правду сказал, — тихо отвечает Рита. — Этот мифический «кто-то», о ком ты меня сегодня спрашивала, была именно она.

— Была? — уточняет мать.