Архитектура для начинающих (СИ) - "White_Light_"

Дочь грустно подтверждает:

— Да.

Павел Юрьевич палочкой поправляет поленья в костре и молчит.

— Это случилось не вдруг, — решает продолжить откровение Рита. — И никто меня не соблазнял, не обманывал, не вводил в заблуждение. Я сама про себя уже достаточно давно все поняла. Сомневалась, — в памяти кадрами старой кинопленки вспыхивают отдельные моменты жизни.

— Перечитала огромное количество литературы, форумов, всего, что хоть как-то, хоть какие-то ответы могло дать. Мама, я столько сомнений пережила, сколько другой не выдержит даже на полчаса.

Молча Диана и Павел слушают Ритину правду, при этом каждый смотрит в свой собственный мир, размеченный с поправками «истинно» «ложно».

«Спасибо вам хоть за это, — мысленно искренне благодарит Рита. — За то, что хоть даете возможность объяснить».

— Я не ненавижу мужчин, не считаю себя мальчиком, не собираюсь менять пол и тело, не пускаю слюни на всех женщин в радиусе досягаемости. Я просто вижу мир немного иначе. Я очень остро чувствую таких, как Ольга. Как объяснить вам? — лицо Риты будто светлеет воспоминанием о дорогом сердцу человеке/истории. — Вы ведь тоже когда-то встретили друг друга и почувствовали. Что вы чувствовали, глядя друг на друга?

Вопрос невольно заставляет Павла и Диану переглянуться. Молчаливый ответ их свидетельствует о самых теплых взаимных чувствах, построенных на уважении, признании.

— Желание коснуться невидимого мира/ауры, узнать его по крупицам, по строчкам— продолжает Рита. — Заинтересовать своим. Поиграть. Увлечь. Стать его частью и раствориться в нем бесконечно, приобретая друг в друге новое Я через МЫ. Только вам легче, ваша модель в обществе считается нормой.

Рита делает паузу. Собраться с мыслями, дать время маме и отчиму обдумать ее слова.

— У меня не было отношений до Ольги. Только желания, мечты и самоограничения. Семейный долг, супружеский долг, дочерний. Я не в укор вам, не подумайте, — Рита смотрит на мать, Диана еле заметно кивает.

— Время от времени я встречала в Городке «особенных» девушек. Это как легкая вибрация у меня, похожая на мини-концентрат психоза. Она проходит в воздухе через все тело/сознание. Это понимаешь по глазам, по незаметным, едва уловимым деталям. Я не смогу вам сейчас назвать что-то определенное. Все вместе моментально, на уровне интуиции, радиации, животного ощущения складывается в некий знак/понимание, как у Киплинга — мы одной крови, ты и я. Причем, особенно откровенная внешность не в счет. Несколько раз было как раз наоборот, когда девушка изо всех сил кричит своей внешностью «я не такая, как вы!» или «да, я именно то, что вы подумали!», но вибрации нет. Я не чувствую ничего, кроме агрессии к миру, рожденной неуверенностью.

— Да ты психолог по наитию, — негромко произносит Павел Юрьевич. Это первые его слова за весь остаток ночи после отъезда Золотаревых.

— И ты… с ними…? — Диана, моргая, смотрит на Риту. Дочь удивленно поднимает брови, а после догадывается.

— Нет! Я ни с кем не заводила ни знакомств, ни отношений, ничего абсолютно. Я лишь рассказываю о том, что есть еще такие, как я. И о том, чего я сама себе не позволяла.

— Что же с Ольгой случилось? — кивает мать на предыдущее объяснение «принято». — И общность, родство душ, взглядов, интересов часто встречается среди людей одного пола. Почему ты сразу решила, что это имеет прямое отношение к… греческому острову?

Рита и Павел Юрьевич почти одновременно отзываются смешками на последнее определение.

— Мам, я не сразу, — терпеливо продолжает Рита. — Я долго думала, сомневалась, проверяла относительно практическим путем.

— Погоди! — Диана озвучивает их общий с Павлом вопрос. — Как это? Относительно практическим?

Рита кусает губы. В ее глазах загорается странный блеск. Такой непривычный взгляду Дианы Рудольфовны.

— Ох, не хотела бы я вставать на дорожку этой очень скользкой темы, — Рита качает головой и продолжает. — К примеру, мама, у тебя есть знакомая, которая знает все о пионах. Вы можете часами с ней обсуждать эту тему лично, по телефону или в интернете, но, думаю, ни на один миг ты не обратишь внимание на ее губы или то, как она смотрит тебе в глаза или смотрит в небо. Ты будешь слушать, что она говорит, но при этом вряд ли обратишь внимание на ее голос, как она произносит слова, как он действует на тебя, и кожа невольно покрывается мурашками, хочется вдруг дышать глубоко-глубоко и непременно с голосом, с самых ее губ вдохнуть ее запах, чтобы эта эфемерная частичка нее попала прямо в тебя, в твою кровь и сознание…

— Рита…! — пораженно шепчет Диана, невольно поднимает ладони, словно ими хочет остановить поток откровения.— Это ж… порно какое-то!

— По содержанию еще эротика, — тихо смеется Павел Юрьевич. — Да-с. Недурственная такая.

— Паша! — посмотрев на него, Диана вдруг разражается хохотом. — Ах ты, старый кот! Да ты заслушался!

— Диана. Она права, — он смотрит в глаза жене. В их глазах отражается пламя костра. — И у тебя есть шанс проверить твои отношения с пионщицей!

Рита тем временем делает глоток чая, настоянного на весенних свежих травах. Греет ладони о бока кружки.

— Я проверяла не один раз, как на меня действуют женщины, как мужчины. Разумеется, они об этом даже не догадывались. Я хорошо умею скрывать свои… эмоции и еще могу на сто процентов точно сказать — ни от одного мужчины у меня не было этих бабочек в животе. А вот с Ольгой все сразу пошло не так, и позже я не смогла остановиться вовремя. Хотя сейчас понимаю, что не смогла бы остановиться с ней и в любое другое время. Сама того не зная, она стала моей Нимфой, а я тем самым мальчиком. И теперь, боюсь, мое сердце постигает участь одноименной картины.

Диана бросает на дочь долгий, задумчивый взгляд.

— Отец Кеши написал про нас картину/историю. Он никогда не говорил кто есть кто, что это именно мы, — после поясняет она мужу. — Она жила вместе с нами, эта картина, а мы все жили с ней и понимали, видели в ее персонажах каждый свое.

Спать Мишка остался в доме родителей. Соседнее темное строение, бывшее его собственным домом, невольно внушало суеверный страх — так мы в детстве боимся бабайки из-под кровати или темноты в шкафу.

Никита Михайлович, молчавший всю обратную дорогу и запрещавший сыну сказать хоть слово, по приезду пошел в баню. Ему было о чем теперь подумать, а парная всегда помогала упорядочить мысли, ледяная вода — смыть лишнее, чередование того и другого – принять единственно верное решение.

Нина Андреевна привычно остается ждать «хозяина». Ей всегда есть чем заняться в кухне. И только Мишка никак не мог найти себе места.

«Какая, в задницу, парная!» — раздраженно отнекался от предложения матери присоединиться к отцу в бане. Поговорить там с ним по-мужски, решить, как быть дальше с Риткой и Сонечкой.

— Я не отец, я не могу в жаре думать и вообще, — не договаривая, чего же именно «вообще», Миша развернулся назад. Думать сейчас ему не просто не хотелось, а было даже больно. Словно каждая мысль вливалась в мозг раскаленным железом, рушила нейронные связи вместе с принципами, на которых всегда прочно стоял его мир. Хотелось с разбегу удариться головой о бетонную стену и разбить все нахрен, окончательно.

Вместо этого Мишка молча прошел в свою старую комнату. В ней теперь спят племянники, когда остаются на ночь у деда с бабой. Сегодня никого. Упал на старую свою кровать, пообещал себе обязательно достать и убить теперь Кампински, и выключился на этой мысли из реальности черным, тяжелым сном без сновидений.

Ольга переключила зашипевшую радиоволну, прислушалась, сделала чуть громче. Космическо-электронная музыка заполнила позднюю ночь своим ритмом и задумчивостью.

Почти уже утро. До Москвы остается совсем немного. До района, в котором Ольга проживает с не очень давних пор, и того меньше. Машин на дороге практически нет.

Мысленно Кампински уже оставила ауди на подземной парковке, поднялась на свой двадцать пятый, включила приглушенный свет…