Бумажная оса - Лорен Акампора

невероятным. Действие происходит в океане, и он хочет попробовать меня на роль сирены. Но не той обворожительной женщины-птицы, а другой, какими их сначала представляли древние греки, – крылатой девы с рыбьим хвостом.

Мой стул качнулся, и я чуть не перевернулась. Чтобы не упасть, я ухватилась за край стола.

– Я не знаю, насколько большая эта роль, – продолжила ты. – Но это не имеет значения. Я не могу согласиться на нее. Как я соглашусь? Мне придется сказать ему, что я беременна. Скоро это станет очевидным. И тогда он не сможет меня снимать.

Принесли наши напитки, и я схватила свой бокал с шампанским.

– Ты все равно должна согласиться на эту роль, – услышала я свой голос, – если он хочет видеть тебя в этом фильме. А потом ты что-нибудь придумаешь.

Едва улыбнувшись, ты закрыла глаза. Открыв их вновь, ты посмотрела на меня, твой взгляд был таким пустым. В твоих глазах не было ничего. Все эти годы ты не наполнялась, а, наоборот, иссякала. Я подумала, что именно поэтому с возрастом все актрисы, будто стеклянные вазы, так легко трескаются, именно поэтому они так быстро и бесповоротно идут ко дну.

Пока ты пила чай, я быстро опустошила свой бокал и заказала еще. Ты бросила неодобрительный взгляд, но я не проронила ни слова. Произнесенное имя Перрена словно зажгло во мне что-то. Ты ничего из себя не представляла. Я была той самой, той, кто был наполнен до краев, той, кто заслужил эти пернатые крылья.

– Ты права, – наконец согласилась ты. – Я должна пройти пробы.

Нелепо, но в твоих глазах застыли слезы.

Глава четырнадцатая

Небо Южной Америки казалось перевернутым. День был светлым и ясным, но сквозь мои солнцезащитные очки все виделось тусклым, как через тонированное стекло. Я потягивала сангрию и бесконечно таскала оливки из маленькой миски на столе в кафе, рассматривая здание церкви с соседней улицы. Это была каменная часовня с арочной дверью и вздернутым шпилем, одна из старейших в Буэнос-Айресе. Я любовалась церковью уже больше часа, ощущая выброс адреналина в кровь. Фотографы были в поле зрения, с самого утра устанавливали оборудование, делали беспорядочные пробные снимки фасада. Я получила сомнительное задание сбить их с толку, но это было бесполезно. Они прекрасно знали, что находятся в правильном месте.

Это была моя первая поездка за границу. Мой паспорт был оформлен в ускоренном режиме и прибыл сорок восемь часов назад, и я села в самолет с тобой, Рафаэлем и несколькими близкими друзьями. Теперь, сидя в январскую среду на улице La calle Bolivar, я подумала о супермаркете «Мейер», который был за тысячи миль от меня и в котором я находилась бы в данный момент в той прежней жизни. В эту самую минуту распространители журналов меняют ассортимент еженедельных выпусков, обновляя стойки на кассах, а посетители останавливаются со своими тележками, чтобы испить чашу новых скандалов и интриг. В той, прежней, жизни я была одной из них, вечно пытаясь найти тебя глазами, словно влюбленная в тебя.

Я представляла себе Буэнос-Айрес пыльным городом с большим количеством трущоб и была очень удивлена, когда из аэропорта нас везли по красивым бульварам с дизайнерскими магазинами. Огромных размеров обелиск обозначал конец главного проспекта, который по своей ширине и шумности напоминал автостраду 405 в Калифорнии. Переулки были спокойнее, с выцветшими верандами и старыми скрученными деревьями. Гостиница представляла собой белоснежную таверну с большими окнами до пола и коваными перилами. Ты щедро распорядилась зарезервировать для меня одноместный номер с просторной и воздушной, как кучевое облако, кроватью. Все же я до последнего безосновательно надеялась, что мы с тобой будем жить в одной комнате, в последний раз находясь так близко друг к другу.

Мое присутствие здесь казалось лишь формальностью. Бьянка, твой стилист, успевала выполнять роль подружки невесты, подправлять тебе платье и макияж и сплетничать о гостях на свадьбе. Я услышала, как она произнесла имя Мирель Соваж, и меня словно пырнули ножом в живот. Теперь я поняла, что в списке гостей были не только члены семьи. Ты солгала. Но не показывала виду и улыбалась как ни в чем не бывало. Похоже, сомнения по поводу Рафаэля, о которых ты мне говорила, испарились. Возможно, это было настоящей причиной, по которой меня не было в церкви. Невеста просто использовала меня как хранилище своих грязных сомнений, и теперь я была запятнана. Чтобы церемония оставалась чистой, чтобы молодые были соединены узами непорочного брака, я должна была оставаться снаружи.

Я плохо спала в своем номере в том роскошном отеле. После отъезда из Калифорнии я чувствовала приближение волны, знакомое начало восходящего потока у основания стоп. Две ночи я пролежала без сна на своем, похожем на кучевое облако, ложе, будучи бессильной против приближающегося циклона. Мое сердце билось все быстрее. Едва я проваливалась в сон, передо мной всплывали красочные и беспорядочные сновидения. Зачастую они были ясными, и я чувствовала, что могу привлекать их к себе и прогонять, когда захочу. Вот ко мне прилетела колибри, превратившись в маленького человека с крыльями вместо ушей по бокам. Я прогнала ее, но она вернулась. Когда мне показалось, что я проснулась, она снова вылетела из-за белых занавесок, хлопая крыльями у моего лица.

Сидя за столиком в кафе, я беспомощно дрожала, как тогда в самолете по дороге в Калифорнию. Я знала по опыту, что при накате этой волны чувств я должна была мудро направить ее. Вытащив изо рта оливковую косточку, я наблюдала, как один из фотографов отделился от толпы папарацци. Перейдя через улицу к кафе и сверкнув улыбкой, он сел за соседний столик. У него была приятная золотистая щетина и светло-голубая льняная рубашка. Его лицо показалось мне знакомым. Возможно, все фотографы были похожи друг на друга отчужденным, безнравственным блеском в глазах. Опустив фотоаппарат, этот парень мог сойти за обычного посетителя. Позвав официанта, он заказал кофе по-испански, а когда официант удалился, то повернулся ко мне и улыбнулся.

– Что привело вас сюда? – спросил он на английском с американским акцентом. – Вы репортер?

Я пристально на него посмотрела:

– No hablo inglés[44].

Улыбнувшись, он поднял руку и извинился на испанском языке. Я продолжила пить свою сангрию, надеясь, что на этом наше общение закончится. Алкоголь уже проник в мои вены, но я была слишком легко одета и все еще дрожала от холода. Белый сверкающий солнечный свет не согревал