Трудный путь к Победе - Сергей Третьяк

В 14 часов 13 августа начальники генеральных штабов армии и флота, военный и морской министры прибыли в императорский дворец и доложили императору об официальном роспуске Ставки. В самый критический для страны момент японская военщина, которая готовила войну, развязала её и привела страну к катастрофе, полностью сняла с себя ответственность за дальнейшие события. Император Хирохито отказался официально утвердить роспуск Ставки (это будет сделано только 25 августа), однако вынужден был заявить, что он лично готов «дать от себя приказы всем военным, военно-морским и авиационным властям Японии и всем находящимся в их подчинении вооружённым силам, где бы они ни находились, прекратить боевые действия и сдать оружие, а также дать другие приказы, которые могут потребоваться». Вечером того же дня сообщения из Кореи, Сахалина, а главное, известия о начале высадки советских войск на Курильских островах (что оказалось ложным) и о появлении советских кораблей у северных берегов Японии вызвали в Токио волну паники. «…Сегодня – последний день, когда мы ещё можем использовать возможность мира и сохранить империю. Если мы протянем ещё два дня, русские займут не только Маньчжурию, Корею и Сахалин, но и Хоккайдо. Это будет фатальным ударом. Надо согласиться сейчас, пока мы можем вести переговоры, в основном с Соединёнными Штатами», – огласил позицию «трезвомыслящих» премьер-министр адмирал Судзуки…

Но лишь 14 августа, убедившись в бессмысленности дальнейшего сопротивления и тактики проволочек, японское правительство официально приняло условия Потсдамской декларации без всяких оговорок и предварительных условий. На следующий день рескрипт императора Хирохито о принятии безоговорочной капитуляции был передан по Токийскому радио. Однако, принимая решение о капитуляции, японское руководство не намеревалось сложить оружие на всех фронтах одновременно. Вечером 14 августа командующий Квантунской армии генерал О. Ямада получил телеграфный приказ Генерального штаба: уничтожить знамёна, портреты императора, императорские указы и рескрипты, важные секретные документы, «до получения специального приказа» усилить сопротивление Красной Армии, в случае высадки англо-американцев сопротивления им не оказывать. Командование Экспедиционной армии в Китае в тот же день получило приказ «вести прежде всего те боевые действия, которые могли бы облегчить действия Квантунской армии», и «быстро перебросить на маньчжурско-советский фронт одну армию со всем необходимым вооружением и оснащением». «Судьба Великой Империи решается в Маньчжурии», – заявил председатель Тайного совета при императоре Хиранума.

Намереваясь выиграть время, штаб Квантунской армии вечером 14 августа обратился по радио к советскому Главному командованию на Дальнем Востоке с предложением с 16 августа прекратить боевые действия и начать переговоры о порядке капитуляции японских войск. На всё время переговоров войска враждующих сторон должны были занимать те позиции, которые удерживали по состоянию на конец дня 14 августа. Реакция советской стороны была совершенно понятна. Общее мнение и общие чувства выразил военный корреспондент Е. Кригер, записавший 14 августа 1945 г. в свой блокнот: «Капитуляция Японии? Суверенитет микадо?.. Не знаем, не знаем».

В ответ на японское предложение о «частичном перемирии» 16 августа 1945 г. советский Генштаб издал специальное разъяснение, в соответствии с которым «капитуляцию вооружённых сил Японии можно считать только с того момента, когда японским императором будет дан приказ своим вооружённым силам прекратить боевые действия и сложить оружие и когда этот приказ будет практически выполняться».

14 августа 1945 г. американский генерал Д. Макартур, назначенный союзным уполномоченным по капитуляции японских войск, отдал так называемый приказ № 1 о порядке приёма капитуляции японских войск на Тихом океане, Азиатском материке и в метрополии. В советскую зону принятия капитуляции вооружённых сил Японии были включены Маньчжурия и Южный Сахалин, но Корею, Курильские острова и Ляодунский полуостров, как якобы «не относящиеся к Маньчжурии», по согласованию с президентом Трумэном и в нарушение Ялтинских и Потсдамских соглашений, американский генерал включил в американскую зону принятия капитуляции. На следующий день Макартур установил радиосвязь с японским правительством и издал директиву союзным войскам о прекращении военных действий против Японии. Как Верховный главнокомандующий вооружёнными силами союзных держав в Азии и на Тихом океане Макартур даже направил эту директиву в Хабаровск главкому Дальнего Востока маршалу А. М. Василевскому и в Москву начальнику Генштаба РККА генералу армии А. И. Антонову – «на исполнение». Однако из американской попытки дать советским войскам «стоп-приказ» ничего не вышло. Василевский попросту переслал ни к чему его не обязывающую американскую бумажку «по инстанции», Антонов же ответил Макартуру, что может предпринять предлагаемые последним действия, только если получит на этот счёт соответствующий приказ Верховного Главнокомандующего Вооружёнными Силами СССР. «Соответствующего приказа» Антонову Сталин так никогда и не отдал. Наступление советских и монгольских войск продолжалось. Лишь там, где японские войска на деле приступили к выполнению требований о капитуляции, складывали оружие и сдавались в плен, по приказу Ставки Верховного Главнокомандования от 18 августа 1945 г. боевые действия разрешалось прекратить.

С 15 августа 1945 г. волевым решением Макартура боевые действия между англо-американскими и японскими войсками на всех фронтах Тихоокеанского театра военных действий были прекращены. Но официальные приказы военного и морского министров по японским армии и флоту о прекращении боевых действий были отданы лишь 16 августа 1945 г. в 16 часов по токийскому времени. «…Если противник попытается продолжать наступление, – гласили приказы, – разрешается вести необходимые боевые действия с целью самозащиты». Предполагалось, что в войска в Маньчжурии этот приказ поступит лишь через шесть дней – в полдень 22 августа 1945 г. 18 августа 1945 г. новый приказ военного министра и Генштаба армии предписал «сухопутным войскам, находящимся за пределами собственно Японии», прекратить «выполнение боевых задач и всякое вооружённое сопротивление» с 0 часов по токийскому времени 25 августа 1945 г. 20 августа начальник отделения лагерей для военнопленных Бюро военных дел Японской Империи отдал директиву начальникам лагерей для военнопленных об уничтожении лагерной документации и срочной демобилизации личного состава, замешанного в преступлениях против военнопленных и интернированных гражданских лиц. 23 августа военный министр направил по телеграфу командующим армиями, находящимися за пределами собственно Японии, указание: «в случае невозможности обеспечить отправку людей в Японию» приступить к демобилизации войск непосредственно на месте. Таким образом, японское командование и правительство стремились до самого последнего момента удержать в своих руках максимум территорий с тем, чтобы уступить их англо-американцам и никому более, а также добиться, уже в «период окончания войны», хотя бы символических военных успехов на советско-японском фронте. А демобилизация японских войск на месте преследовала всего одну цель – снизить до минимума количество японских солдат и офицеров, которые попадут в лагеря военнопленных. Неудивительно, что советская сторона расценила подобные «примирительные» жесты японской стороны как попытку разыграть фарс.

Поныне японские и прояпонские авторы всех направлений, споря до хрипоты между собой по другим вопросам, вслед за генералами-квантунцами дружно утверждают, что к 15 августа 1945 г. главные силы Кванту некой армии «оставались ещё вполне боеспособными и капитулировали, только подчиняясь рескрипту императора». Советскую сторону подобные тонкости японской и японофильской души не интересовали. «Первые же дни Маньчжурской стратегической операции показали и японскому правительству, и высшему генералитету, и всей армии, что опасения подвергнуться быстрому разгрому не были преувеличенными. Даже наоборот. Ни один пессимист в Японии не мог предположить, что уже на второй-третий день советского наступления японские фронтовые и армейские штабы потеряют управление подчинёнными войсками, а к исходу первой недели войны катастрофа и полный разгром станут фактом и вся Квантунская армия превратится в разобщённые, разбросанные на огромных пространствах толпы людей, которые, теряя последнюю артиллерию и обозы, будут сдаваться в плен или уходить в таёжные дебри, в горы, в болота с призрачной надеждой отсидеться там до лучших времён. И можно только представить, что творилось в то время в Токио, в военном министерстве и других военных учреждениях, где не могли не понимать, что скоротечный разгром Квантунской армии – пятой части всех японских сухопутных сил! – и выход советских танков в Южную Маньчжурию и далее, в район Пекина, поставят в критическое положение другие японские фронты в Северном и Центральном Китае; что все прежние и привычные представления о ведении боевых действий, вся долголетняя практика, приобретённая японской армией в Китае, Бирме, на Тихом океане и в других районах, оказались совершенно непригодными в первом же столкновении с Советской Армией; что, наконец, ни времени, ни пространства, ни крупных сил, достаточных для того, чтобы хоть как-то локализовать или замедлить советское наступление, уже не осталось. И что выход, следовательно, один – признать, что Япония потерпела полное поражение и пришёл час капитуляции». Так писал советский генерал – командующий 1-й Краснознамённой армией А. П. Белобородов.