Цветок камалейника - Ольга Громыко

— Откуда ты так хорошо разбираешься в лесе? — с прорезавшимся уважением спросил Джай. — В горах же его вроде негусто.

— В самих — да, но предгорья почти сплошь в борах. К тому же я много путешествовал, а ночевать в лесу спокойнее всего. Порождения Темного дальше опушки не забредают, из зверей же стоит опасаться только дикого кабана. Но его, главное, самому не злить, и к костру он не подойдет.

— А змеи?

— Мы же в сапогах. К тому же я за эту весну только одну видел, и то ужа. То ли передохли зимой, то ли попрятались куда.

— Надеюсь, мы их не найдем, — проворчал Джай, развязывая мешочек со стрелками. Конечно, самые простые, грубой ковки — откуда в селище другим взяться? Но хоть что-то, а то надоело мыслестрел для красоты таскать. — И тебе это нравится?

— Что?

— Ну, такая жизнь. Шляться от селища к городу, от города к селищу, авось где бусина перепадет. — Обережнику, ни разу в жизни не отходившему от Ориты и на три выстрела, это трудно было даже представить. Тягой к странствиям он никогда не страдал, риска и приключений хватало на работе, а девки и едальни, по большому счету, везде одинаковы.

— Другой нету, — опрометчиво пожал плечами горец, тут же скривившись от боли в шее.

— А была?

— Тебе действительно хочется это знать? — ЭрТар, задумчиво прищурившись, поглядел на белобрысого.

Тот хмыкнул, не отрываясь от зарядки оружия, и честно ответил:

— Да какая разница, о чем ты трепаться будешь? Можешь байку рассказать, у тебя ж их прорва. Только не о Твари, меня от нее уже тошнит.

Горец кивнул, принимая ответ.

— Байку так байку. — ЭрТар скрестил ноги, уперся руками в колени и нараспев затянул: — Высоко-высоко в горах…

Джай поперхнулся смешком.

—…жил-был старый горец, и было у него два сына. Старший был умный, нашел сэбэ в соседний шиул богатый жэна, старый и страшный, как ты.

— Как я?!

— Ты мужик, тебе можно, а ты представь тетку с такой небритой опухшей рожей! — на миг выйдя из образа, пояснил ЭрТар. — А сердце младшего похитила прекрасная девушка с равнины. И старый горец сказал по этому поводу много-много слов, и закатные горы до сих пор краснеют при воспоминании о них… И младший сын тоже сказал много-много слов, но горы уже успели заткнуть уши и потому стоят до сих пор. А потом он собрал вещи, сколько мог унести, и ушел к своей любимой на равнину. Они построили дом, родили сына, и старый горец даже втайне гордился ими, потому что никакие деньги не заменят людям счастья. Умирая, он завещал поровну разделить свое имущество между сыновьями. Но смерть завистлива не меньше людей, и через несколько дней младший сын ушел вслед за ним, не успев забрать свою долю. Они с женой не бедствовали, но почти ничего не скопили, и для вдовы настали черные времена. Похоронив мужа, она взяла сына и отправилась в горы за наследством тестя, чтобы продержаться хотя бы несколько лет, пока мальчик не подрастет...

— А ему было семь лет? — догадливо уточнил Джай.

— Чуть меньше. Семь исполнилось уже в горах, когда выпал снег. А тогда он только стаял, и надо было оплачивать посевные ирны. Но старший брат не дал золовке денег. Он заявил, что равнинная шлюха не может наследовать за горцем, даже если сподобилась прижить от него ребенка — а то и не от него. — Голос рассказчика изменился, и обережник понял, что он дословно повторяет врезавшуюся в память фразу. — Впрочем, он предложил ей поработать у него служанкой, потому что старая и страшная жена с годами стала еще более старой и страшной, и он втайне завидовал покойному брату… Гордая женщина отказалась и ушла из дома жадного развратника, плюнув на порог[32].

Горец поднял палку и затолкал выкатившийся из костра уголек обратно.

— Она пережила мужа только на четыре месяца. Поле не засеяли, и вскоре оно за долги отошло храму. Ребенка приютили дальние родственники из другого шиула. Они были хорошими людьми и ничем не выделяли его среди своих детей, научив всему, что знали. А спустя десять лет он заплел взрослую косу и отправился в гости к дяде.

— Представляю, как тот обрадовался, — проворчал Джай. В оритском судебнике эта статья называлась «убийство из мести», причем нынешние мысли обережника проходили по пункту о пособничестве.

— Хэй-най, он был в диком восторге! — заверил его ЭрТар. — Особенно когда обнаружил, что мы одни в его спальне, а дверь он сам запер на засов. Он даже не попытался вытащить кинжал — сразу упал на колени и начал униженно скулить, каяться, уверять, что злые языки оговорили его золовку и он искренне скорбел, что брат умер бездетным… что он готов немедленно отдать мне все причитающееся и даже половину своей доли…

— И ты его убил?

— Нет, — спокойно ответил горец. — Мне стало противно. Пнул ногой, как падаль, развернулся и ушел. А когда уже выходил из дома, на меня набросились его сыновья. Со спины. А за ними, осмелев, и он сам.

ЭрТар помолчал, глядя в костер, и веско добавил:

— Вот тогда я их всех и убил.

В тишине мурлыканье кошака стало особенно басистым — а может, он нарочно старался ее заполнить. Джай неловко кашлянул и уточнил:

— И тебя изгнали?

Горец посмотрел на него, как на ненормального:

— За что?! Это же семейное дело, тем более я был в своем праве. Ну отругали старцы на общем вече, что не бросил дяде вызов, как положено. Мертвецов тоже отругали…

— Чего?!

— Конечно, пусть им стыдно будет — втроем на одного нападать, да еще так подло! Так прямо все им и высказали перед сожжением. Это только вы, равнинники, над покойником слезы льете, хотя отправь Иггр его обратно — небось снова бы пристукнули! Зачем тогда притворяться, э?

Джай окончательно отчаялся понять горцев. А ЭрТар вполне себе бодренько закончил:

— Тетка давно умерла, внуков у дяди не было, а невестки, по-моему, только обрадовались. Тем более что я от наследства отказался, на кой мне это итыллье гнездо. Но дома у меня с тех пор нет. И заводить не тянет.

Самойлика поостыла, и Джаю наконец удалось сделать несколько нормальных глотков.

— Дай-ка и я попробую. — Горец протянул руку за кружкой.

— Так ты ж уже пил!

— Не-а, только вид сделал.

ЭрТару повезло, что кружка была уже у него — иначе Джай выплеснул бы отвар в довольно скалящуюся рожу.

С моруном управились только к началу праволуния: тварь дергалась, пока не обгорела догола. Для надежности костер жгли еще пару часов, чтобы наверняка вытравить заразу из костей. Большинство селищан, успокоившись, разошлись по домам, а управник с кузнецом и парой добровольцев выкопали яму на краю пепелища и лопатой сгребли в нее моруновьи останки вместе с углями. Двор после их трудов выглядел так, словно здесь сгорел целый хлев.