Полное собрание сочинений и письма. Письма в 12 томах - Антон Чехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
{09046}
то она не выпустит меня из своих объятий. Я заметил, что находиться в объятиях так долго в жаркое время - это негигиенично. Она обиделась и задумалась, как бы желая угадать, в какой среде усвоил я этот faзon de parler, и немного погодя сказала, что театр есть зло и что мое намерение не писать больше пьес заслуживает всякой похвалы, - и попросила, чтобы я поцеловал ее. На это я ответил ей, что теперь мне, в звании академика, неприлично часто целоваться. Она заплакала, и я ушел. На конверте: Москва. Ольге Леонардовне Книппер. У Никитских ворот, угол Мерзляковского пер., д. Мещериновой
3040. А. Л. ВИШНЕВСКОМУ 11 февраля 1900 г. Ялта. 11 февр. Милый земляк, письмо Ваше получил, фотографий же нет, вероятно, придут завтра, если Вы не раздумали послать их. Благодарю Вас за подробности, касающиеся театра, главным образом за бухгалтерию, из которой я вижу, что в этом году у Вас дефициту 15 тыс., в 1901 г. с расширением Щукинского театра будет дефициту только 900 р., а в 1902 г., дивиденту 82 р., а в 1903 г. дивиденту уже 112 р. Весь этот дивидент, пожалуйста, отдайте Морозову, чтобы он ушел, а сами в 1904 г. выстройте свой собств(енный) театр, чтобы иметь не менее +60 тыс(яч) в год. Ведь Вам стыдно иметь меньше. Если взять в соображение, какое большое у Вас дело и какой большой шум идет по всей России, то Вам грех скряжничать и считать дефициты. Вам еще в прошлом году следовало начать строить свой театр. Если в самом деле можно было бы часть сбора 20 февр(аля) отдать в пользу чахот(очных) больных, то это было бы очень хорошо. Тут несколько благотворит(ельных) обществ, я состою при Попечительстве о приезжих больных - не забудьте это название, чтобы пожертвование не попало куда-нибудь в другое место. Насчет спектакля в Ялте в пользу Попечительства буду просить дирекцию также и я сам.
{09047}
Пьесу напишу, но с условием, чтобы дирекция разрешила мне продавать роли артистам с аукциона. Кто больше даст, тому и роль. Прилагаю вырезку из "Приазовского края". Из нее Вы увидите, что в Таганроге меня почитают несмотря на Ваши интриги. Вашим письмом Вы меня очень уважили, и я не знаю, как благодарить Вас. Мой поклон и сердечный привет передайте Гликерии Николаевне, Немировичу, Алексееву и всем. Будьте здоровы, веселы, кушайте блины и зернистую икру, кушайте семгу, балык, осетровую селянку - и знайте, что изгнанник завидует Вам, Крепко жму руку. Ваш А. Чехов. На конверте: Москва. Его Высокоблагородию Александру Леонидовичу Вишневскому, Леонтьевский пер., д. Иордана.
3041. В СЕРПУХОВСКУЮ УЕЗДНУЮ ЗЕМСКУЮ УПРАВУ (Черновик) 11 февраля 1900 г. Ялта. Год назад мною было подано заявление, в котором я просил о сложении с меня обязанностей попечителя Чирк(овского) уч(илища), из отчета же за истекший год видно, что эта просьба моя не была уважена. Ныне имею честь заявить, что по расстр(оенному) здоровью и по дальности расстояния я не могу исправно нести обязанности попечителя Чирковского и Талежского училищ и покорнейше прошу сделать надлежащее распоряжение о выборе вместо меня другого лица. Далее зачеркнуто: о том, что по рассуждении я все еще состою попечителем названного покорнейше просить, ввиду расс(троенног) больше ни замене меня другим лицом.
3042. H. H. ХМЕЛЕВУ 11 февраля 1900 г. Ялта. 11 февр. Многоуважаемый Николай Николаевич, большое Вам спасибо за поздравление и за ласковые слова. Несколько
{09048}
опаздываю с этой своей благодарностью, потому что похварывал, да и кстати же Вам было не до писем. Вы были поглощены интересами земского собрания. О том, как употребить 100 р., пожертвованные г-жей Свербеевой, я напишу Вам в конце марта или в апреле, когда сам ориентируюсь немножко. Думаю, что ста рублей хватит для двоих. Если же Вы здесь будете на Пасхе, то вместе посоветуемся и решим, что и как. Теперь большая просьба. В начале прошлого года я подал в Серпух(овскую) управу заявление, в котором просил сложить с меня обязанности попечителя Чирковского училища. Просьба моя, конечно, была гласом вопиющего в пустыне, заявление мое бросили под стол и, вероятно, затеряли, как бы ни было, мне на него не ответили. Затем постоянные дрязги в Талежск(ом) училище, поп, мужики, бьющие стекла, г-жа Анисимова со своим характером, жалостные письма ее помощницы, полное невнимание управы, ее отчеты по народному образованию - всё это утомило меня и портит мне нервы. Сегодня я послал заявление, что по расстроенному здоровью и по дальности расстояния не могу продолжать попечительства - ни в Чирковском, ни в Талежск(ом) училищах. Не могу больше!!! Пожалуйста, насколько это от Вас зависит, походатайствуйте, чтобы просьба моя на сей раз была уважена. Поддержите меня в училищном Совете. Я не боец, и мне попечительство не по характеру, эти все дрязги, письма, которые я получал и получаю, всё время давили меня, как кошмар. Погода в Ялте уже весенняя. Когда солнце, то бывает очень хорошо, когда же нет солнца, то хоть не выходи - сыро и промозгло. Посылаю сердечный привет Надежде Наумовне, Вам кланяюсь и крепко жму руку. Будьте здоровы и благополучны. Преданный А. Чехов.
3043. А. С. СУВОРИНУ 12 февраля 1900 г. Ялта. 12 февр. Я ломал голову над IV актом и ничего не придумал, кроме того разве, что кончить нигилистами нельзя. Это
{09049}
слишком бурно, крикливо, к Вашей же пьесе более идет конец тихий, лирический, трогательный. Когда Ваша героиня состарится, не придя ни к чему и ничего не решив для себя, и увидит, что всеми она покинута, неинтересна, не нужна, когда поймет, что окружавшие ее люди были праздные, ненужные, дурные люди (отец - тоже) и что она проморгала жизнь, - разве это не страшнее нигилистов? Письма Ваши насчет "Русалки" и Корша очень хороши. Тон блестящий, и написано чудесно. Но вот насчет Коноваловой и присяжных, мне кажется, Вам не следовало бы писать, как ни заманчив сюжет. Пусть А-т пишет сколько угодно, но не Вы, ибо это не Ваше амплуа. Чтобы трактовать подобные вопросы смело и уверенно, надо быть прямолинейным человеком, а Вы на половине письма собьетесь, как и сбились, заговорив вдруг о том, что мы все иногда желаем убивать, желаем смерти ближним нашим. Когда невестке становится тошно и невмоготу от больной свекрови, злющей старухи, то ей, невестке, бывает легче при мысли, что старуха скоро помрет, но это не желание смерти, а утомление, немощный дух, досада, тоска по спокойствию. Если этой невестке приказать убить старуху, то она скорей себя убьет, какие бы там желания ни копошились в ее душе. Да, конечно, присяжные люди и могут ошибаться, но что же из этого? Бывает так, что по ошибке подают милостыню сытому вместо голодного, но сколько ни пишите по этому поводу, ни до чего не допишетесь, а только повредите голодным. Ошибаются, с нашей точки зрения, присяжные или не ошибаются, мы должны признать, что в каждом отдельном случае судят они сознательно, что совесть у них при этом бывает крайне напряжена; а если капитан парохода ведет свой пароход сознательно, всё время глядя в карту и на компас, и если пароход все-таки терпит крушение, то не будет ли правильнее искать причину крушения не в капитане, а в чем-нибудь другом, например, хоть в том, что карта давно устарела или дно моря изменилось? Ведь присяжным приходится считаться с тремя обстоятельствами: 1) кроме действующего права, кроме уложений и юридических определений, существует еще нравственное право, которое всегда идет впереди действующего и определяет наши поступки, именно когда мы хотим действовать по совести; так, по закону дочери полагается 1/7 часть, Вы же, следуя требованиям чисто
{09050}
нравственного порядка, идете впереди закона и вопреки ему, завещаете ей столько же, как и сыновьям, ибо знаете, что, поступив иначе, Вы поступили бы против совести. Так и присяжным случается иногда попадать в положение, когда они сознают и чувствуют, что совесть их не удовлетворяется действующим правом, что в деле, которое они решают, есть оттенки и тонкости, которые не укладываются в "Уложение о наказаниях", и что для правильного решения вопроса, очевидно, не хватает еще чего-то, и за неимением этого "чего-то" они поневоле выносят приговор, в котором чего-то недостает; 2) присяжные сознают, что оправдание не есть прощение и что оправдание не освобождает подсудимого от страшного суда на том свете, от суда совести, от суда обществ(енного) мнения; они решают вопрос лишь постольку, поскольку он судебный вопрос, а это уж пусть А-т решает, хорошо ли убивать детей или дурно, 3) подсудимый является на суд, уже измученный тюрьмой и следствием, и на суде переживает он мучительное состояние, так что и оправданный не выходит из суда безнаказанным. Так это или не так, но, оказывается, письмо уже почти кончено, а я, в сущности, ничего не написал. У нас в Ялте весна, нового и интересного ничего нет. В здешней книжной лавке я купил последний том Л. Толстого с "Воскресением"; оказалось, что это совершенная подделка под издание Толстого, - тонкая работа Клюкина. Спрашиваю: откуда выписали? Ответ: из Одессы от Суворина. Кто это Фома Неверный? Анне Ивановне, Насте и Боре привет и поклон нижайший. Не побываете ли Вы в Крыму весной? Из Ялты можно было бы на лошадях в Феодосию, в монастыри. Будьте здоровы, кланяюсь Вам. Ваш А. Чехов. "Воскресение" замечательный роман. Мне очень понравилось, только надо читать его всё сразу, в один присест. Конец неинтересен и фальшив, фальшив в техническом отношении.