Поговорим о детях. Причём начистоту - Вадим Литвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщина — существо низшего порядка. Ее можно обесценивать, издеваться над ней, обзывать, лапать за грудь, задирать юбку, вымаливать прислать фото эротического характера, чтобы потом шантажировать. И мальчики благодаря культуре насилия и порнографии с малого возраста это осознают. И не важно, если она учится в 8–9 классе, отличница, чемпионка и печатается в газете, а он парень, еле читающий по слогам, ничем не приметный или даже отталкивающего вида. Он все равно будет лучше нее. Потому что самый худший мужчина все равно лучше самой лучшей женщины. Парни это прекрасно понимают и с малых лет пользуются мужским привилегированным положением, чтобы унижать девушек в школе.
Но не только этим ограничивается давление на девушку или девочку. Именно в школьные годы она усваивает ЖГС, ломает свою личность и самооценку, начинает смотреть на себя, как на сексуальный объект, ненавидеть себя и свое тело, презирать других женщин, считать себя слабым полом. И это естественный, но ненормальный и болезненный процесс адаптации женщины в обществе. У некоторых в результате несоответствия идеологии о женской слабости и мужском превосходстве случается гендерная дисфория, которая имеет ужасные последствия. Школа принимает непосредственное участие в привитии ЖГС. Школа — это институт, который должен сделать из человека женского пола надломленное, подавленное существо, убежденное в своей низменности и слабости. Учительницы и учителя, старшие подруги — это агентки и агенты ЖГС.
Именно в школе девушка узнает, что месячные — что-то нечистое, что если кто-то увидит, как она протекла, ее тут же подвергнут травле и остракизму. Однажды моя мама, одна из лучших бегуний в области, талантливая медалистка, как-то сказала по секрету мне маленькой: «Знаешь, почему я бросила бег? Потому что у меня начала формироваться грудь. Она дергалась во время бега, было стыдно. Мальчики смеялись». В тот момент я ничего не поняла в силу возраста, страшный смысл слов мамы дошел до меня позднее.
Школьная программа пропитана мизогинией. Уроки литературы в школе — это уроки, где рассказываются истории «гениев», биографии которых переполнены жестокостью и ненавистью к женщинам. На уроках обсуждаются герои и героини классической литературы, набитой мизогинией сверху донизу. И все это формирует у детей и подростков представления о мужественности и женственности, о том, что культура насилия — норма, о том, что женщина должна быть дочерью, женой и матерью, а не кем-то другой. Уроки истории — это уроки, на которых изучается то, как правящие мужские элиты боролись за власть, по каким причинам воевали, сколько территории отнимали друг у друга. О подвигах женщин на войне и о том, что приходилось переживать им во время «мужских потасовок», — ни слова. Если на уроках истории и рассказывают о культуре, науке и технике, то о женщинах, которые что-то изобрели, чего-то достигли, — умалчивают. Это создает соответствующие представления у обучающихся.
Школа не просто давит на девушек и девочек. Школа как агент социализации ломает их, выдавливает самое лучшее: любовь к себе, веру в дружбу с женщинами, адекватную самооценку, важность собственного комфорта. Девушки и девочки обучаются в школе тому, как быть «женщинами»: как вести себя так, чтобы гармонично вписаться в мир, где мужчины смотрят на женщин в соответствии с категорией: полезно/не полезно.
Какого будущего хотят феминистки?
Теоретизировать о победе феминизма очень рано, а может даже и бесполезно. Кто-то считает, что если феминизм победит, то на смену патриархату придет матриархат. Но матриархата, по сути, никогда не было, и он маловероятен. Патриархат возник потому, что мужчинам нужны женские тела, мужчины привязаны к женщинам с самого зачатия. Для патриархата есть мотив: женские тела необходимы мужчинам для выживания. Но для матриархата мотива нет: мужские тела не нужны женщинам. Женщины самостоятельно могут делать все необходимое: строить цивилизации, совершать открытия, добывать пищу, а при современном развитии медицины и производить потомство. Но даже если убрать достижения медицины, то видовая ценность мужчин все равно гораздо ниже видовой ценности женщин.
Кто-то считает, что победа феминизма означает уравнение женских прав с мужскими. Но это не будет победой феминизма. Зачем мужчинам женские права? Мы физиологически разные, у нас разное положение в обществе, разные способности. Мужчинам не нужно права на аборт, на экономическую и социальную защиту во время беременности. Мужчинам не нужна шведская модель борьбы с проституцией, мужчин не нужно защищать от домашнего насилия. Мужчинам не нужны квоты для поступления на те или иные должности: эти квоты у мужчин были на протяжении тысячелетий. Так что уравнение прав между мужчинами и женщинами — это не победа феминизма.
Как замечательно написано! С каким удовольствием я прочитал этот поток мысли! До чего восхитился паранойей, которой просто обязана следовать всякая истинная феминистка!
Что есть феминизм? У меня — два ответа.
Первый. Феминизм — это убийца любви.
Каждый мужчина — враг. Каждая женщина — жертва. Да, кстати. Если женщина желает понравиться мужчине или иметь семью — она ненормальная. (С точки зрения феминизма).
Что сообщает феминизм женщинам? Я повторю цитату, мне не сложно.
Общение с мужчиной нежелательно и опасно для женщины.
Почему-то мне кажется, что некоторые женщины считают иначе. И даже — какой кошмар! — получают удовольствие от общения с мужчинами.
Что случится, если вдруг феминистки придут к власти и получат возможность диктовать всем свои условия?
Послушаем самих феминисток. (Которые к власти не пришли, но уже прямо сообщают, что они сделают и будут делать).
Никакой женщине не должно быть позволено оставаться дома и воспитывать её детей. Женщины не должны иметь этого выбора, потому что если имеется такой выбор, слишком много женщин будут делать что-то одно.
Феминистка Симона Бовуар.
То есть феминистки кричат о свободе женщин и тут же заявляют, что лишат женщин свободы.
Если какая-то женщина не понимает, как это сочетается… Ничего страшного. Главное, что понимают феминистки.
Конференция в Нью-Йорке была посвящена вопросам преподавания «русских знаний». В качестве её участника я вышла на кафедру с докладом: «Семья в России». Не успела я сказать последнее слово, как в третьем ряду вскочила очкастенькая, плотно сбитая девица и сердито спросила:
— А вот Вы лучше скажите: почему это Ваши московские подруги так любят наряжаться? Я только что вернулась из России, я знаю, что говорю.
Пока я, поражённая абсурдностью вопроса, пытаюсь и не могу найти ответ, она торжествующе подсказывает его
