На пути к перелому - Иван Ласкин

Солдат, находясь в непосредственной близости от противника, лицом к лицу с ним, очень тонко чувствовал моральное состояние врага, его силу, слабые стороны, повадки и вырабатывал, искал свои собственные способы борьбы, вносил в "науку побеждать" свою человеческую мудрость и житейский опыт. Высшей доблестью считалось не только хладнокровие, мужество в бою, но и умение сражаться умно, расчетливо, смекалисто.

Известно также, что после трудных и продолжительных боев люди очень переутомлены, истощены духовно. Но как они умели поднимать боевой дух друг друга, добрый настрой! Острое словцо, бодрый куплет веселой песенки, хорошая шутка, душевный разговор о любимых - все это чудодейственно преображало бойцов. Ни с песней, ни с шуткой они никогда не расставались на войне и потому легче выдерживали любые испытания.

Не могу не сказать и о такой черте нашего воина, как гордость за героическое прошлое своего народа, и в частности - за героическое прошлое Севастополя и моряков-черноморцев, защищавших Севастополь.

А о замечательной храбрости советского солдата свидетельствовал каждый бой, в котором он участвовал, и об этом, собственно, все мое повествование.

Все эти качества советского солдата были воспитаны партией, всем образом жизни Советского государства. А чтобы они стали в бою материальной силой в достижении успеха, нужна была огромная, целенаправленная, гибкая и умелая работа политработников, командиров и коммунистов. Это они были душой коллектива, в котором мужал и действовал солдат, именно их напряженная работа на фронте воспитывал в каждом человеке прекрасные черты бойца, порождала массовый героизм.

В последующие дни события под Севастополем развивались стремительно. Каждый час вносил резкие изменения в обстановку. Танки противника теперь уже безнаказанно проходили в глубину нашей обороны и в упор наносили удары по оставшимся горсткам защитников города. За танками шли группы автоматчиков. Управление войсками нарушалось. На каждом отдельном участке подразделения и группы действовали чаще всего по своему усмотрению, не зная, что делается у соседа. И хотя оставшиеся в живых командиры и политработники принимали все меры к тому, чтобы из бойцов различных частей и соединений образовать фронт сопротивления, но сделать это под сильным артиллерийско-минометным огнем и ударами авиации было почти невозможно.

Все понимали, куда склоняется чаша весов, но люди все так же упорно дрались за каждую пядь севастопольской земли, стремились как можно больше уничтожить фашистских захватчиков. Оставаясь в окружении, никто не сдавался в плен. Каждое подразделение, все воины продолжали биться до последних сил, и при первой возможности стремились прорваться к своим.

Конечно, находясь в течение целого месяца под непрерывным огнем, ежедневно теряя своих боевых друзей, люди неимоверно устали, их нервы были напряжены до предела, но никто не поддавался панике, не проявлял трусости.

Мы понимали обстановку. Здравый рассудок подсказывал нам, что если в ближайшие двое-трое суток не будет проведена организованная эвакуация, то в последующем ее осуществить уже не удастся. Враг приближался вплотную к побережью. Уже никакие варианты действий наших войск изменить или остановить ход событий не смогут. Если за все время с начала генерального июньского наступления гитлеровцев на Севастополь никто из нас не сомневался в том, что город устоит, то теперь стало очевидным, что задержать наступление противника нечем и что удержать город невозможно. Да, собственно, города, как военно-морской базы флота, по существу, уже не стало. В душе каждого таилась надежда на то, что наше командование сделает все, чтобы эвакуировать оставшихся два с лишним десятка тысяч людей.

Севастопольский оборонительный плацдарм теперь превратился в маленький кусочек земли, простреливаемый врагом вдоль и поперек. Снаряды, мины и пули летели на защитников, уже не имевших оборонительных позиций. Теперь такие понятия, как "линия фронта", "тыл" потеряли свое значение. Всюду был фронт.

В ночь на 28 июня между мною, начальником политотдела дивизии Г. А. Шафранским, его заместителем А. Г. Нешиным и секретарем дивизионной партийной комиссии М. Р. Нейгером состоялся разговор о том, что же нам делать дальше. Было признано целесообразным, если не будет производиться эвакуация севастопольцев, смело идти на прорыв линии фронта врага и уходить в горы для продолжения борьбы совместно с партизанами. Иначе все наши люди будут уничтожены. Было определено, что прорыв должен быть осуществлен одновременно хорошо организованными силами на ряде участков на фронте от Ялтинского до Симферопольского шоссе. И начать его надо не позднее как часа через полтора после наступления темноты.

С нашим планом мы ознакомили начальника оперативного отдела штаба капитана Б. А. Андреева, который, являясь жителем Крыма, очень хорошо знал местность. Андреев с радостью принял такой план действий, причем доложил, что и у офицеров штаба шел разговор на эту тему.

Мы, конечно, учитывали, что прорываться через передовые линии врага будет очень тяжело. Тяжело будет и воевать в его тылу без материальной базы, хорошего вооружения, боеприпасов, продовольствия и в условиях ограниченной территории Крымских гор. Надежды на успех мало. Неизбежны большие потери. Но все погибнуть не могли. А внезапными действиями мы истребили бы немалые силы противника.

Ну а пока надо было продолжать обороняться. Мы снова из числа раненых и артиллеристов, оставшихся без орудий, сформировали небольшой отряд под командованием помощника командира 514-го полка по хозчасти капитана Д. И. Сидоренко (комиссаром отряда стал старший инструктор политотдела З. К. Лактионов) и поставили перед ним задачу в уличных боях истреблять врага и задерживать его продвижение. Отряд вместе с воинами 25-й Чапаевской дивизии, 79-й бригады и моряками других частей вел бои на Историческом бульваре и только в ночь на 1 июля, до предела ослабленный, оставил Севастополь и вышел в район бухты Камышовой.

В течение целого дня 28 июня враг проводил наступление на всех направлениях. Танки и пехота глубоко проникали в оборону. Поздним вечером командующий армией И. Е. Петров вызвал всех командиров и комиссаров соединений на свой командный пункт на совещание. И вот мы встречаемся друг с другом в опустевшем артиллерийском погребе, вырытом в небольшой скале. Здесь в маленьком каменном отсеке, слабо освещенном светом керосиновой лампы, собралось человек двадцать. Хотя за восемь месяцев мы хорошо познакомились друг с другом, по сейчас не сразу узнавали боевых товарищей. Все мы были слишком утомлены и измучены. При встрече не было обычных шуток, улыбок, лица у всех до предела озабоченны, суровы.