Затворник - Сергей Волков

— Злыдень… — прошептал князь.

— Злыдень… — понеслось по рядам. Испуганные люди бросали свое построение и замерев, вглядывались в одинокую конную фигурку на холме. Воеводы забыли о приказах. Стал подниматься ветер с рассветной стороны. Сначала сухой и горячий, он быстро холодел, становился пронзительнее, резче, свистел злее… На ясное небо над холмами нагоняло серую облачную пелену, через минуту солнце скрылось за ней. Кони волновались и едва держались в узде, испуганно ржали. Но ржание их и топот, вой рогов, крики людей и лязг оружия заглушались пронзительным мерзким воплем колдуна. Уже не одни ветер и облака налетали с востока — небо за холмами заволокло бело-серой мглой, а скоро и сами холмы утонули в ней, но удивительно — всадник как был, так и остался всем виден. Его черный силуэт ясно маячил в самой середине белого облака, накрывшего восходную сторону. Голос его не умолкал, бесовские проклятия звучали только громче и яснее…

«Что за нечистая сила!» — только и мог подумать Мудрый. Своей твердой рукой князь с трудом удерживал на месте белого скакуна. Ветер трепал его гриву, бил порывами в лицо…

Белая мгла миновала холмы, и в один миг накрыла все вокруг. На войско обрушилась метель. Мелкий колкий снег, гонимый яростным ветром, забивал и резал глаза. Ураган грозил свалить с коня. Воины закрывались от вьюги руками, прятали лицо за воротником, за плащами, кто поворачивался к ветру спиной. Лошади уже не ржали, а ревели каким-то неимоверным ревом, метались туда-сюда. Всадники, не держа никакого строя, лишь боролись с конями, и многие уже не могли ими править, кто-то, сброшенный, летел на землю. Иные скакуны, совсем взбесившись, носили по полю своих седоков, не видя пути, еще больше пугая остальных коней. Между тем, от бурана уже невозможно было ничего разглядеть в тридцати шагах — одна белая стена вокруг, и лишь далеко впереди — черная одинокая фигура…

— К ветру лицом стоять! — закричал что было мочи князь — Не отворачиваться! Лица щитами прикрывать! Держаться вместе!

Он едва слышал даже самого себя, среди всеобщего крика и рева, среди свиста пурги и завываний колдуна на вершине. Кто-то поблизости, кажется, Секира, повторил княжеский приказ, передавая его дальше, но и его голос донесся до Мудрого словно из-за каменной стены. Чуть приподняв глаза над щитом, князь увидел впереди себя еще одну темную конную фигуру, но теперь уже близко — не дальше двадцати шагов. Конник неспеша выезжал из снежной завесы. Рядом с ним — еще несколько, сначала почти не видные, словно серые мутные тени. Но приближаясь, их очертания становились чернее, отчетливее и больше…

Одного мига Мудрому хватило, чтобы понять все…

— В БОЙ!!! — закричал он, надсаживая горло — В БОЙ!!! ЫКУНЫ ПОДОШЛИ!!!

С удвоенной яростью, с еще большей силой взвыл злыдень, и теперь его вопль поддержали сотни глоток! На смешавшиеся ряды ослепленных, перепуганных ратаев, из метели бросились лавиной всадники в черных ушастых шапках, с кривыми мечами в руках. Ветер и снег не били им в лицо, не резали глаз, а подгоняли в спину. Ничего среди пурги ыкуны не видели, но тот, кто их направлял, смотрел не глазами…

Едва мелькнули ыканские мечи, опускаясь на головы миротворовцев, едва пролилась первая кровь великой сечи, едва среди криков, ржания коней и свиста, раздался первый вопль смертельно раненого, как пурга вмиг улеглась. И разом стало видно все, что до сих пор скрывалось под снежной пеленой.

Поле перед князем и его дружиной кишмя кишело табунщиками. Задний край их полчища терялся за парой холмов. Черные бунчуки тряслись на древках. Торчали рядами шлемы, обтянутые черной тканью.

Страх, в который повергли ратаев злыдень с его заклинаниями и пурга, разразившаяся среди жаркого дня — этот страх превратился теперь в повальную панику. Воины бросали оружие, разворачивали коней и погоняли их плетками что есть силы. Ыканцы рубили бегущих направо и налево, стаскивали с седел арканами, пускали в спину стрелы. Тех, кто сбежавшись в отряд, пытались отбиваться, мигом окружали и одолевали многократным перевесом.

— Ко мне! Ко мне! — кричал Мудрый, и храбрейшие бояре собирались вокруг него. Зарубленного знаменосца тащил в стремени конь, миротворовский стяг лежал на земле. Один из дружинников изловчился, прямо из седла подхватил знамя с земли и поднял снова. Но чернота ыканского войска, словно разлившаяся река, уже затапливала все вокруг. Почти весь большой полк был разбит, оставшиеся в строю дрались розно. Из каильцев пало или бежало уже две трети, другие спешились и, встав в круг, отбивались от наседавших со всех сторон степняков. Полк левой руки рассеялся. Могучий Пардус, пытаясь остановить бегство своих воинов, собрал их десятка два, и схватился с целой сотней табунщиков. Собственной рукой он перебил дюжину врагов, но пал, весь изрубленный и пронзенный копьями. Ыкун отсек его правую кисть и взял себе как трофей, а голову привязали к бунчуку и отправили в дан кагану. Позади надрывно трубили рога — запасной полк пострадал от первой атаки меньше других, и принимал бой. Но было их мало, а толпы бегущих ратаев сами смешивали строй подлесцев. Ыкуны наседали отовсюду…

— За князя! За Струг-Миротворов! — кричали дружинники. Их осталось уже меньше сотни, еще столько же каяло-брежицких бояр дрались плечом к плечу с ними. Всадники в черных колпаках со звездами на черных щитах — лучшие из лучших воинов Великой Степи — окружали отряд. Знамя падало дважды, и дважды его отбивали и поднимали с земли. Подлесцы снова трубили вдалеке.

— Поворачиваем назад! К подлесским пробиваемся! — приказал князь. Миротворцы разворачивали коней, и очертя голову, бросались на черных шапок, поражали их мечами и палицами, схватывались на руках, боролись и резались в тесноте ножами, зубами впивались в лицо врагу! Свалившихся наземь топтали кони. Пленных никто и не думал брать — кто поднимал вверх руки, тому разбивали голову точно горшок! Но и отборные воины Ыласы бились так же яростно, а числом превосходили в десять раз. Отроков вокруг князя становилось с каждой минутой меньше, а на месте одного павшего ыкуна появлялись двое. На тех витязей, что прикрывали дружине отступление, сзади наседали вдвое злее. Вихрь скрестил мечи с ыканином, но другой, заехав с левого бока, пронзил боярина копьем. Секиру не было видно. Сам Мудрый свалил уже четверых ыкунов, схватился с пятым… Князь не видел, как прикрывавший его спину отрок упал с коня со стрелой в горле, не обернулся, когда черный колпак подъехал сзади, замахиваясь деревянной палицей. Перед глазами князя была одна только вьюга. Но не холодная, не слепящая — она лишь беззвучно несла вдоль земли белые снежные струи. Ни шума битвы, ни криков колдуна больше не слышалось.