Затворник - Сергей Волков

Все вразнобой отвечали то же самое.

— Ты, Быстрый, что скажешь! — спросил князь каильца.

— Наши кони стоят под седлами. — ответил воевода — Одно твое слово, светлый князь!

— Добро. — сказал Мудрый — Завтра днюем здесь, следующим утром идем на рассвет. Быстрый! У тебя в Каили пятнадцать сотен готовы. Оставишь в городе двести. Остальных бери и завтра выступай с нами. Твоя земля — вторая в уделе, а город — младший брат Каяло-Брежицка, вот и встанешь по правую руку. Ты, Пардус!

Великан снова встал.

— Бери все миротворские пригороды, и становись по левую руку. Вы, подлесские воеводы, становитесь с вашими людьми в запасной полк. Передовым полком пусть становятся ыкуны с тунганцами. А я с дружиной и каяло-брежцами буду большим полком. Ты Вихрь, будешь при мне вторым воеводой. Ты, Секира — кивнул он на шурина — будешь третьим в большом полку, брат твой пусть будет при мне, посыльным к Быстрому. Все ли согласны?

Брать слова чтобы возразить, никто не стал. Князь продолжил:

— Тогда, господа, всем отдыхать, завтра готовиться в поход, а послезавтра на рассвете — в стремя!

Дневка прошла спокойно. Ыкуны не появлялись. Вдалеке, к восходу от города, иногда поднимались к небу дымные столбы пожарищ. Но разведчики из числа тунганцев и ловких каильских наездников, отходя на тридцать-сорок поприщ, возвращались с одним и тем же докладом:

— Никого, светлый князь! Вблизи все спокойно! Деревни кругом пустые стоят, и ыкане как вымерли! Тишина…

«Волна откатила от берега» — опять вспомнились Мудрому давнишние слова дядиного дружинника.

На рассвете полки снова двинулись в путь. Шли не снимая доспехов, не спуская тетивы с луков. Отряды охранения маячили вокруг войска — одни ближе, другие дальше. Мудрый, как и прежде, ехал с дружиной впереди. Разведывать дорогу назначили Всадника. Напрашивался и шестнадцатилетний сын Быстрого, Силач, с еще несколькими молодыми каильскими вершниками. Князь разрешил им отправиться в разъезды.

— А не отстанете от нас, ребята? — Спросил Всадник. Он был среднего роста, худощавый, безбородый, но с длинными висячими усами. Имя свое он получил по заслугам — наверное, во всем уделе никто так ловко не сидел в седле, и не ездил так быстро.

— Мы, каильские, никогда не отстаем! — крикнул один из парней — Мы ветер обгоняем, потом ждем на месте, пропускаем вперед, и снова обгоняем!

С Всадником и Силачем Мудрый отправил еще двадцать удальцов.

— У нас и муха не пролетит, светлый князь! — крикнул, уносясь ветром, Силач. Радостная и вдохновленная улыбка светилась на молодом лице.

Дозорные улетели вперед и скрылись за бугром.

Солнце приближалось к зениту. Тени таяли. Копыта сотен коней, трусивших частой рысью, поднимали с дороги клубы пыли, и ни единый слабый ветерок их не разгонял. В небе перекликались вороны, что поутру отправились в путь вместе с войском. Но не галдели, не кричали единым гвалтом, как вчера, а лениво покаркивали, словно тоже разморенные солнцем на лету. Да и число их заметно убавилось. Князь в пути ни с кем не заговаривал, только коротко принимал доклады. Молчали и спутники. Конский топот кругом сливался в мерный негромкий гул.

Настоящие леса, что были к рассвету от Каяло-Брежицка, кончились еще до Горбунова. За Каилью попадались только редкие кленовые или каштановые рощи. А все больше — поросшее ковылем поле, местами ровное, местами в холмах и балках.

Около полудни, миновав от Каили два перехода, головной отряд выехал на широкое ровное место. Дорога дальше, петляя, уходила между двух соседних холмов. В пади между буграми вдруг показались четверо конников. Они во весь опор неслись прямо на княжеский стяг.

— Остановить! — приказал Мудрый, придержав коня. Встала и дружина.

Отроки бросились навстречу вершникам, взяли под уздцы их коней, и подвели ближе. Эти четверо оказались из разведчиков, отправленных со Всадником и Силачем. Измученные, взмыленные кони едва держались на трясущихся ногах. Сами всадники тяжело дышали. У одного блестящая кольчуга на плече потемнела от крови.

— Государь! — Сипнул один, пересохшим горлом. Ему подали воды, и сделав несколько глотков, отрок доложил:

— Светлый князь! Ыкуны!

— Где? — спросил Мудрый.

— В десяти поприщах отсюда мы их видели, но теперь ближе — идут прямо сюда.

— Сколько?

— Орда, князь! Мы видели тысяч пять, не меньше, но они из-за гривы выходили, и валили толпами все новые и новые, сколько их на той стороне было, мы не видели.

— Вихрь! — приказал князь — Воеводы! Всем строиться к бою! Тунганцев и наших ыкунов вперед зачинщиками! Пусть, как встретят врага, сыпят по нему стрелами, в бой пока не вступать!

— Где Всадник? — спросил Мудрый разведчика.

— Он остался ыкунов за нос водить. — ответил отрок — Отвлекать от нас. Мы когда ыкунов увидели, то за нами сразу сотни две кинулось в погоню, большинство за Всадником увязалось, но и за нами много… едва ушли, стрелами многих побило…

— А Силач где? — спросил Суровый.

— Он отстал. — ответил отрок — В него, в коня стрелы попали, он и отстал.

— Да вы что! — закричал каильский боярин — Воеводиного сына бросили?!

— А что нам, всем за него пропадать! — прорычал в ответ дружинник — Его никто не просил с нами ехать, а Всадник нам велел — живым или мертвым, а добраться до князя, и передать весть! Когда нам было его вытаскивать!

— Да вас… — прорычал Суровый.

— Молчать! — криком перебил его Мудрый — Слушай меня! Раненного убрать. Вы, трое — коней сменить, и в строй! Ты, Суровый — сказал он младшему шурину — лети к своим, и Быстрому скажи выводить полк к бою, о сыне пока не напоминай! Сейчас всем готовиться к сражению, обиды будем разбирать когда время придет!

Мимо со свистом и гиканьем, хлопая плетками, проносились степняки. Среди их серых халатов и шапок железные доспехи мелькали редкими проблесками. Подняв облако пыли, они скрылись за холмами. Княжеский знаменосец размахивал стягом, и дружинники, растянувшиеся по дороге, собирались к нему. Полки разворачивались. В поле по правую сторону от Мудрого выезжали из задних рядов каильцы, по левую — Пардус выводил конницу миротворовских пригородов. Все было в движении, кричали люди и лошади…

Но не успело войско выстроиться в боевой порядок, как на одном из двух холмов впереди, на том, что был чуть повыше, показался одинокий вершник. На черном коне, и сам одетый во все черное. Он сидел в седле, словно разглядывая копошащееся людское мешево вокруг, и внезапно, вскинув руки к небу, закричал на неведомом языке — нет, не на языке, ведь не называют языком рычание зверя! Но и зверь не мог рычать так! Он скрипел, словно несмазанное колесо, ухал как надсадный кашель, выбулькивая и отрыгивая зловещие колдовские слова! И разносились эти слова вокруг с такой силой, с какой не может их издавать человеческое горло — они заглушали весь шум движущегося войска, и в задних рядах гремели так же четко и страшно, как впереди…