Север и Юг - Элизабет Гаскелл

Джон понизил голос до нежного страстного шепота, от которого она задрожала.

– Обстоятельства сложились так, что в будущем, вспоминая о нынешнем времени, я буду говорить: «Всей радостью моей жизни, всей честной гордостью за прошлые свершения, всем этим чувствам бытия я обязан ей!» И мое счастье удваивается. Эта мысль заставляет меня сиять от гордости. Она обостряет мои ощущения до такой невероятной силы, что я больше не знаю, боль это или удовольствие. Я обязан этим кое-кому… Нет-нет! Вы должны услышать!

Он шагнул вперед с непреклонной решимостью.

– Я обязан этим той девушке, которую люблю. Люблю так сильно, как ни один мужчина еще никогда не любил женщину.

Он сжал ее руку, едва сдерживая жаркое дыхание. Но холодный тон Маргарет заставил мистера Торнтона с негодованием отпустить ее запястье. Хотя девушка запиналась, словно не могла найти подходящих слов, ее ответ обрушился на него ледяным потоком.

– Почему вы так говорите со мной? Это возмутительно. Я не верю своим ушам! Наверное, я не возмущалась бы подобным образом, если бы разделяла те чувства, которые вы описываете. И, пожалуйста, говорите тише. Моя мама спит. Не хочу обижать вас, мистер Торнтон, но ваши манеры оскорбляют меня…

– Как? – воскликнул он. – Мои манеры оскорбляют вас? Тогда я самый несчастный человек на свете.

– Да! – с достоинством сказала она. – Я чувствую себя оскорбленной. И это справедливый упрек. Вы, видимо, нафантазировали себе, что мое вчерашнее поведение… – на ее щеках снова появился румянец, но на этот раз в глазах Маргарет вспыхнул огонь негодования, а не стыда, – было выражением личной симпатии. Вы решили прийти ко мне со своими благодарностями, вместо того чтобы понять, как и полагается джентльмену… – она, вероятно, ссылалась на их прежнюю беседу, – да, джентльмену… что, несмотря на свою беззащитность, любая женщина вышла бы вперед, чтобы защитить человека, которому угрожала толпа разгневанных людей.

– И, исходя из этого, спасенный джентльмен не может выразить свою благодарность? – возмутился мистер Торнтон, голос которого теперь звучал высокомерно. – Вы хотите лишить меня права на выражение чувств?

– Я уважаю ваше право, но говорю, что вы унижаете меня подобным разговором, – гордо ответила Маргарет. – Ведь вы вообразили, будто я руководствовалась не просто женским инстинктом, а… – Внезапно долго сдерживаемые слезы подступили к ее глазам, отчего голос стал звучать несколько глуше: – Вы думаете, что меня побуждали какие-то особые чувства! Но любой мужчина в той толпе, любой бедолага бунтарь вызывал у меня столько же сострадания, сколько и вы. Я сделала бы для них все, что смогла бы.

– Вы можете не продолжать, мисс Хейл. Я уже понял, что вы не питаете ко мне никаких симпатий. Теперь я знаю, что ваш благородный поступок был продиктован чувством справедливости, поскольку даже презираемый вами хозяин фабрики может подвергаться притеснениям. Однако позвольте сказать: вы ошибаетесь, потому что совершенно неправильно судите обо мне.

– Я вас не сужу, – ответила она, опираясь руками о стол. – Вы мне не интересны.

Его грубые намеки вызвали у Маргарет такую сильную волну негодования, что она почувствовала слабость.

– Вы просто пристрастны ко мне и несправедливы.

Она поджала губы. Ей не следовало отвечать на такие обвинения. А он, несмотря на свои грубые слова, готов был броситься к ногам Маргарет, чтобы умолять ее о прощении за раненную им гордость. Мистер Торнтон ждал ответа, но она молчала и не двигалась. Он вытерпел бы ее слезы и даже насмешки, однако молчание было невыносимым. Он взял свою шляпу.

– Еще одно слово. Прошу вас выслушать меня. Даже если бы мне захотелось избавиться от своей любви, я не смог бы сделать этого. Я никого не любил в своей жизни – был слишком занят, мои мысли всегда вращались вокруг других дел. Но теперь я люблю. И буду любить вас всегда. Не бойтесь. Я не собираюсь преследовать вас.

– А я и не боюсь, – выпрямив спину, ответила она. – Никто еще не смел быть дерзким со мной! И такого никогда не будет. Но поскольку вы всегда по-дружески относились к моему отцу, давайте не будем сердиться друг на друга.

Ее голос звучал по-женски мягко.

– Умоляю вас, не срывайте на нем злость.

Очевидно, он не обратил внимания на ее слова. Разгладив поля шляпы и не заметив протянутую руку Маргарет, он резко повернулся и вышел из комнаты. Впрочем, перед уходом Маргарет успела бросить взгляд на его лицо. И когда мистер Торнтон ушел, ей подумалось, что она увидела блеск непролитых слез в его глазах. Ее гордая неприязнь сменилась добрым, но каким-то болезненным чувством, возникшим как упрек за горькую обиду другого человека.

– Но чем я могу помочь? – спросила она себя. – Он никогда не нравился мне. Я была вежливой, но не скрывала своего безразличия. У меня и мыслей не было о нашем возможном союзе, я всегда была с ним искренна. Он ошибся в том, что произошло вчера. Однако это не моя вина. Я снова поступила бы так же, несмотря на последующие затруднения и девичий стыд.

Глава 25

Фредерик

…и за страдальцев месть восстала.

Отмщения требуют уставы;

Поруганы предания флотской славы…

Маргарет недоумевала – неужели все предложения руки и сердца были такими неожиданными и неприятными, как в ее случае? Она невольно сравнивала мистера Леннокса с мистером Торнтоном. Оставалось лишь сожалеть, что Генри принял ее дружбу за выражение другого чувства. И это сожаление возникало всякий раз, когда она вспоминала их последнюю встречу. Однако теперь, когда голос мистера Торнтона все еще отдавался эхом в гостиной, она чувствовала себя ошеломленной, точнее, впечатленной. Мистер Леннокс лишь однажды и, можно сказать, слегка переступил границу между дружбой и любовью. В следующий момент он сожалел об этом так же сильно, как она сама, хотя и по другим причинам. В отношениях с мистером Торнтоном у Маргарет не было предварительной дружбы. Наоборот, их общение сопровождалось продолжительной серией пикировок и противостояния. Из-за столкновения мнений она всегда считала, что мистер Торнтон не прислушивался к ней и не воспринимал ее как личность. Маргарет бросала вызов его силе характера, его необузданному духу предпринимательства, и он с презрением игнорировал ее протесты до тех пор, пока она не почувствовала усталость от бесполезных усилий.

Но сегодня он пришел известить ее о своей любви – в такой же странной и дикой манере. Поначалу Маргарет подумала, что его предложение было продиктовано острой жалостью в ответ на ее поведение, когда она выставила себя перед людьми в неподобающем свете, – именно так и он, и все остальные могли понять ее благородный искренний порыв. Но еще до того, как мистер Торнтон ушел, она поняла – словно какое-то озарение снизошло на нее, – что он любил ее… любил… любил! Она вздрогнула, почувствовав очарование великой силы, несовместимой со всей ее предыдущей жизнью. Маргарет попыталась спрятаться от нее, но это было бесполезно. Пародируя строку из «Тассо» Фейрфакса, можно было сказать: «Его образ бродил в ее мыслях».

Мистер Торнтон вызвал у нее еще большее неприятие тем, что подчинил ее внутреннюю волю. Как он смел сказать, что все равно будет любить ее, если она с презрением отвергла его притязания? Сейчас она сожалела, что не сказала ему что-нибудь более резкое. Решительные фразы возникали в ее уме, но теперь было слишком поздно произносить их вслух. Разговор с мистером Торнтоном произвел на нее такое же сильное впечатление, как чудовищный кошмар, воспоминания о котором не проходят даже после пробуждения, когда страшные образы по-прежнему стоят перед глазами и вызывают на губах оцепенелую улыбку. Страх был тут: он корчился в углу комнаты, невнятно бормоча и глядя на нее застывшими глазами, смеясь и подслушивая, не осмелится ли она прошептать о его присутствии кому-то другому. И она, трусиха, знала, что не посмеет!

Поэтому ей стало тошно от угрозы его вечной и терпеливой любви. Что он имел в виду? Неужели она не найдет в себе сил укротить его? «Ладно, – подумала Маргарет, – посмотрим. Какой же он дерзкий, чтобы угрожать мне подобным образом! И какие фантазии он навыдумывал после вчерашнего дня?» Если бы пришлось, она сделала бы нечто похожее и сегодня – для нищего инвалида, добровольно и смело, с радостью и отвагой, несмотря на домыслы и нелепые сплетни глупых женщин. Она вновь совершила бы этот поступок, потому что спасение людей было правильным действием, даже попытка спасения. «Fais ce que dois, advienne que pourra». Как говорят французы: «Делай что должен, и будь что будет».

Маргарет по-прежнему стояла на том месте, где он оставил ее. Ничто не могло вывести ее из задумчивости, в которую она была погружена его последними словами. Горящие глаза мистера Торнтона все еще жгли ее разум. Она подошла к окну и распахнула его, чтобы рассеять уныние, охватившее ее. Затем Маргарет открыла дверь, желая избавиться от воспоминаний о событиях прошлого часа. Ей нужна была компания других людей или какое-то активное занятие. Но дом погрузился в безмолвие полуденной дремы. Больная хозяйка пыталась уснуть, поскольку в ночное время сон зачастую ускользал от нее, лишая возможности отдохнуть. Маргарет не хотела оставаться одна. Что она могла сделать? «Пойду к Бесси Хиггинс», – подумала девушка, вспомнив о записке, присланной прошлым вечером.