Бронепароходы - Алексей Викторович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь в камеру открылась, и часовой пропустил молодого человека в новенькой офицерской форме. Роман, всё поняв, поднялся на ноги.
— Господин Горецкий? — Адъютант Каппеля увидел Романа. — Это вы?..
— Здравствуйте, господин Строльман. — Роман, подходя, протянул руку.
Костя Строльман широко улыбнулся и пожал её.
— Рад выручить! — искренне признался он. — Как вы сюда попали?
— В Сарапуле угодил в лапы к большевикам. Был доставлен в Казань и мобилизован в их флотилию. За это и был арестован.
— Значит, до невесты не добрались?
— Увы, не сумел.
— Ничего, — сказал Костя. — Надеюсь, к зиме мы соединимся с ижевцами и начнём наступление на Пермь. Впрочем, это лишь мои предположения, а не оперативные планы, — сразу поправился Костя. — Пойдёмте.
— Не будем спешить, — придержал его Горецкий.
Он подумал о Ляле. Скорее всего, её расстреляют. Это жестоко, но вполне в правилах гражданской войны. Погибали даже совершенно невинные люди. Горецкому было безразлично, что там такого Ляля натворила у красных, и её политические взгляды тоже были ему безразличны. Сейчас Горецкий видел только красивую девушку. Причём доступную. И было бы весьма неплохо заполучить её. Костя Строльман, свояк подполковника Каппеля, вполне мог бы посодействовать в исполнении такого намерения. Но увы: у этого фендрика — так пренебрежительно называли юных адъютантов — к Ляле могли найтись свои счёты, ведь Лялю угораздило ограбить именно его пароход.
— Посмотрите туда, — мягко предложил Горецкий, отодвигаясь в сторону.
Костя посмотрел — и его лицо окаменело.
— Я знаком с этой особой, — холодно сообщил он. — Она командовала разбойничьим судном большевиков.
— Заметили кучи одежды в углах? — спросил Горецкий. — Здесь раздевают приговорённых к расстрелу. Затем их выводят во двор. Я наблюдал за казнями из окна своей камеры. Знаете, обнажённые люди оказываются просто людьми — не белыми и не красными.
И теперь вообразите участь этой девушки.
Костя тотчас вспомнил о сестре, взятой большевиками в заложницы.
— Ваша протеже совершала военные преступления, — глухо возразил он то ли Горецкому, то ли самому себе.
— Историю творим мы. А женщинам позволено заблуждаться.
— Я должен поговорить с этой барышней, — сдался Костя.
Ляля уже догадалась, о чём беседуют эти двое — интеллигентик с лайнера «Суворов» и бывший капитан нобелевского буксира. Что ж, капитан вёл себя точно так же, как и многие другие мужчины в её окружении.
Костя и Горецкий подошли, и Ляля тоже встала со скамьи. Она стянула с пальца кольцо с алмазом и царственным жестом протянула его Строльману — будто одаряла, а не возвращала украденное.
— Мои палачи его не заслужили, — величественно пояснила Ляля.
— Благодарю, — сухо произнёс Костя, принимая кольцо. — Лично я вас не прощаю, но господин Горецкий хлопочет о вашем освобождении. Могу ли я быть уверен, что вы, покинув эти стены, не примкнёте обратно к красным?
В привычной ситуации соперничества с мужчинами Ляля обретала себя необыкновенно быстро. И подчиниться для неё было неприемлемо. Всё, что получала в жизни, она получала только потому, что оставалась сама собой, — непокорной вопреки даже здравому смыслу. Горецкий усмехнулся.
— Я сделаю как требует долг, — ответила Ляля, будто Жанна д’Арк.
Костя Строльман помрачнел.
— Великодушие не выдвигает условий, — негромко сказал ему Горецкий.
Костя спрятал кольцо, точно взятку, в карман.
— Вы не даёте мне выбора, господин Горецкий, — с досадой признался он.
04
Из Казани Мамедов отправил в Петроград, в Главную контору компании, краткую телеграмму: «Оборудование доставлено точка работы возобновлены точка разведка обещает удачу». Из дворца на Сампсониевской набережной отстучали ответ: «Ждите в Нижнем Новгороде Вильгельма Хагелина».
Пароходы ещё рейсировали, и Мамедов перебрался из Казани в Нижний, в Нобелевский городок, стоящий на берегу Волги возле затихших ярмарочных пристаней. Ждать пришлось две недели. За это время Баку и Казань были освобождены от большевиков. Мамедов понял: жизнь требует быстрых решений, а их можно принимать только на месте, поэтому Вильгельм Хагелин, один из пяти директоров товарищества «Бранобель», едет на Волгу сам.
Господин Хагелин прибыл на пароходе из Рыбинска. Разъездной катер городка национализировали, и Мамедов нанял лодку. По Волге шарахался ветер, лодка разбивала носом тугие волны, и на пассажиров летели брызги.
— Давно я здесь не был, — задумчиво сказал Хагелин, разглядывая кремль на взгорье, просторное устье Оки и Флачную часовню на мысу.
Господину Хагелину было под шестьдесят. Сухопарый и энергичный, с бородкой клином, в пальто и шляпе он напоминал преуспевающего адвоката. Сейчас он руководил сбытом продукции Нобелей в Европе.
— Как дэла у прэдприятья? — спросил Мамедов.
Хагелин взялся за шляпу, чтобы её не сдуло.
— Удивительно, Хамзат Хадиевич, но всё не так уж и плохо. Более того, внезапно открываются весьма многообещающие перспективы. Потеряв Баку, Советы лишились всей нефти и стали более сговорчивыми. Мы предложим им новый нефтяной регион — Арлан, а взамен потребуем концессию и на Арлан, и на те предприятия «Бранобеля», которые Советы национализировали. Так что мы даже расширим свою деятельность, хотя и на концессионной основе.
Там, где сейчас плыла их лодка, до революции располагался ярмарочный рейд. Здесь собирались тысячи судов. Вся акватория была поделена: против пристаней скапливались баржи — пустым баржам запрещалось занимать место у причалов; подальше находилась стоянка буксиров; у Стрелки формировался «железный городок» — караваны барок с металлом уральских заводов; под Моховыми горами болтались сотни мелких паузков для быстрой перегрузки; у Дарьинской косы громоздились гигантские беляны с лесом; у Мочального острова бросали якоря коломенки; на Гребнёвских песках Оки толпились рыбные караваны. Сновали катера речной полиции, «фильянчики» везли на ярмарку подвыпившую публику, грузно разворачивались лайнеры с музыкой. А сейчас от былого столпотворения, дымного и шумного, не осталось и следа.
— Зачем отдавать болшевикам Арлан? — спросил Мамедов. — Нэ проще ли трэбовать концессью в обмэн на нашу нэфт йиз Баку?
Хагелин с пониманием усмехнулся.
— Бакинские предприятия нам вернут, но не позволят сбывать продукцию Советам. Центрокаспий подобен КОМУЧу, там эсеры. Турция — союзница Германии. А Британия берёт нефть у «Шелль», и «Шелль» воспрепятствует нашей торговле. Наши активы в Баку — увы, спящие. Однако Арлан поможет нам вопреки всему осуществить общенациональную экспансию в Советской России, подобную экспансии «Стандарт ойль» в Американских Штатах.
— «Шелль» знаэт об Арлане, — сообщил Мамедов. — Я льиквидировал ых агэнта, который пьитался пэрехватить наше новое оборудованье.
— Следовательно, необходимо поспешить. Успех не терпит промедления.
Казалось, что пустой и ветреный простор Волги здесь словно бы наполнен призраками уже исчезнувших пароходов, и Мамедову странно было слышать о развитии компании. Но он
