Загадай желание! - Диана Фарр

– Ради Бога, зовите меня просто Малком. – Он потер глаза, поднял голову и, глядя на Натали, криво усмехнулся: – Я ведь открыл перед вами душу.

Натали застенчиво улыбнулась в ответ. Он прав, пора отбросить церемонии. Мысленно она уже давно называла его Малкомом.

– Хорошо, буду звать вас по имени, по крайней мере пока мы наедине. Малком, что, если ваша жена была больна? Исходя из ваших слов, поведение у нее было неадекватным.

– Нет, – устало произнес он. – Я не думаю, что она была ненормальной, если вы это имеете в виду. Но мне кажется… – Он замолчал, нахмурившись, и потом вновь заговорил: – Мне кажется, она страдала манией все подчинить своему влиянию, если, конечно, это можно назвать манией. Вся эта чепуха о любви, истерики, разговоры о том, что она собирается уморить себя голодом… все это было рассчитано на то, чтобы вертеть окружавшими ее людьми так, как ей заблагорассудится. И мной в частности. Именно поэтому я начал подозревать, что она вовсе меня не любит, хотя и утверждает обратное. Мне пришло в голову, что она пользуется своей выдуманной любовью ко мне и отсутствием моей любви к ней, чтобы взять надо мной верх. – Он ехидно усмехнулся. – Выходило, что она добропорядочная супруга, а я бессердечный негодяй.

– Понятно, – протянула Натали и вопросительно вскинула брови. – Наверное, вы делали ей многочисленные подарки, чтобы хоть немного успокоить ее разбитое сердце?

Ехидная ухмылка стала еще шире.

– Вы, мисс Уиттакер, как всегда, правы. Поскольку я не смог дать своей жене того, чего ей хотелось больше всего – по крайней мере в чем она меня постоянно упрекала, – то есть своей любви, я дал ей все остальное, чего желало ее сердечко. Кэтрин умела получать то, что хотела. А это самое малое, что я мог ей дать.

– Но, получив то, что вы ей дали, она не стала счастливее?

– Я бы сказал, она стала еще несчастнее. – Ехидная ухмылка исчезла с его губ. Он тяжело вздохнул. – Я не должен рассказывать вам о ее недостатках. Это нехорошо. У меня самого их хватает. Бедняжка Кэтрин! Кто я такой, чтобы утверждать, будто она меня не любила? Кто я такой, чтобы ее осуждать? – Лицо его исказилось от боли. – Я никогда ее не понимал. Ни тогда, ни сейчас. Может быть, она все-таки любила меня, как клялась? Что я знаю о любви? Даже поэты утверждают, что любовь сродни сумасшествию.

– Равно как и постоянное чувство вины, – прошептала Натали. – Мне кажется, вы заплатили слишком высокую цену за те ошибки, которые совершили в семейной жизни. Но вы же не убивали свою жену, Малком. Что заставило вас сказать мне такую ужасную вещь?

Малком обхватил колени с такой силой, что костяшки пальцев побелели и гримаса боли исказила его лицо.

– Я не сталкивал ее с парапета, – хрипло произнес он. – Я стоял на лужайке, далеко внизу. Я даже не смотрел на нее. Но я„. вынудил ее совершить самоубийство. – Запрокинув голову, он уставился в потолок, словно больше не в силах был смотреть Натали в глаза. – Я никогда себе этого не прощу. Она крикнула, чтобы заставить меня посмотреть вверх. В тот день была очередная годовщина нашей свадьбы. Она пригрозила мне, что прыгнет вниз. Господь свидетель, я и подумать не мог, что она это сделает. Я думал, что она затеяла со мной очередную игру. Я отвернулся, чтобы ей не перед кем было играть. И последнее, что я сказал ей… Прости меня, Господи… Я сказал…

Голос Малкома прервался. Кадык заходил вверх и вниз, однако изо рта не вырвалось ни звука. Не сознавая, что делает, Натали вскочила и бросилась к нему. Она не могла больше видеть, как он страдает. Когда она оказалась рядом, он встал и распахнул объятия. Она прильнула к нему всем телом, чувствуя себя в них надежно и уютно.

– Не говорите мне больше ничего, – задыхаясь, прошептала она сквозь слезы. – Все это не важно. Не говорите, что она сказала. Сейчас это уже не имеет значения.

Малком вздрогнул и крепко прижал ее к себе, словно утопающий, хватающийся за соломинку. Он попытался что-то сказать, однако Натали не разобрала, что именно.

Впрочем, это и в самом деле не имело значения. Она не хотела ничего слышать. Что бы он ни сказал своей жене, какие бы ужасные слова, побудившие ее прыгнуть, ни произнес, она не желала их знать. Важно было лишь то, что он постоянно вспоминал их, они с тех пор не изгладились из его памяти, он вновь и вновь возвращался к ним, мысленно проговаривал их про себя.

С самого первого дня знакомства Натали чувствовала, что какие-то мрачные мысли не дают ему покоя. Иногда он как будто забывал о них, но они всегда возвращались к нему. Она частенько задавала себе вопрос; что его мучит? И теперь она знала что. Как же ей хотелось, чтобы страшные воспоминания изгладились из его памяти, чтобы он освободился от них, чтобы они перестали его тревожить. Но возможно ли это? Она не знала…

– Натали, – хриплым голосом прошептал он, прижимаясь губами к ее волосам. – Натали, вы понимаете? – Отстранившись, он взял в ладони ее лицо, заглянул в глаза. – Девочка моя, я не собирался вас оскорблять тем, что отвернулся от любви. О такой жене, как вы, любой мужчина может только мечтать. Но я…

– Я понимаю. – Натали легонько закрыла его рот ладонью, не давая ему сказать то, чего ей не хотелось услышать: «Я никогда не смогу любить вас так, как вы любите меня». Стараясь не расплакаться, она улыбнулась ему дрожащей улыбкой. – Прекрасно понимаю. Вам очень бы не хотелось жениться на женщине, вообразившей, будто она в вас влюблена. Думаю, одно слово «любовь» вызывает у вас негативные чувства. После того, что вы пережили, это неудивительно. И вам не нужно ни за что извиняться и ничего объяснять.

– О Господи! Какое счастье, что вы меня понимаете, – прошептал Малком и рассмеялся. Смех его прозвучал несколько странно. – Я так не хотел, чтобы вы узнали правду. Мне хотелось верить, что, если бы вы даже вышли за меня замуж, вы и тогда не узнали бы о том, что произошло с Кэтрин. В течение многих лет я жил, как страус, спрятав голову в песок, а теперь оказывается, что прятаться было незачем. В конце концов, я вам все рассказал, а вы, несмотря ни на что, остались моим другом.

– Я всегда им буду.

Он по-прежнему держал ее лицо в своих руках, пристально всматриваясь в него, и в голубых глубинах его глаз отражались изумление и боль. Внезапно он провел по щекам Натали большими пальцами. У нее перехватило дыхание. А потом он сделал то, чего она никак не ожидала: переведя взгляд на ее волосы, он намотал на палец выбившуюся из прически прядь и с изумлением и восхищением уставился на нее.

– С самого первого дня нашего знакомства мне так хотелось это сделать.

– Что именно? – смущенно спросила Натали.

– Дотронуться до ваших волос. До ваших локонов, на которые я не могу спокойно смотреть. – Он взглянул ей в глаза. – Они еще мягче, чем я думал.