Поэзия Латинской Америки - Антология
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мертвые волны
Перевод С. Мамонтова
В недоступных подземных глубинах,в царстве холода, мрака и смерти,бесконечным, безмолвным потокомтихо катятся мертвые воды…Иногда под скалистой бронеюнастигает их жало стальное, —и огромным пушистым султаномони в небо взлетают, сверкая;иногда, словно черные змеиизвиваясь в подземных темницах,в неустанном и вечном движенииони тщетно стремятся на волю…
К серебристо-зеркальному морюустремляются реки земные,свет зари и алмазные звездыв изумрудных волнах отражая.Берега их увиты цветами,в тихих омутах прячутся нимфы,и вода там поет свою песню,орошая поля и долины.
В беломраморной чаше фонтанасвоевольна вода и игрива,как принцесса в дворцовых покоях,рассыпает узор свои жемчужный —то стрелою взвивается к небу, —то, как веер прозрачный, струится,то, опавши брильянтовой пылью,засыпает, тихонько мурлыча…
Океана безбрежные волныразбиваются с шумом о берег,сотрясают гранитные скалыи в кипенье вздымаются к тучам.Там вода — королева вселенной,разъяренная, дикая силагрозно спорит с землею и небоми стихиям свой вызов бросает.
Как несхожа с могучей царицейта вода, что живет под землею,та, что предана вечному мракув замогильных бесплодных глубинах!Та вода, что не видела солнца,что ни петь не умеет, ни плакать,что родилась немой и безвестной,что слепой остается рабыней!
Как она, никому не известны,как она, погруженные в тени,в закоулках души протекаютнашей внутренней жизни потоки.Кем изведан наш ход прихотливый?Кем измерено темное русло?Много ям и подводных ловушекваши воды немые скрывают.
А открой вам дорогу на волю,вы бы вышли столбом белопенным,что, бурля и сверкая на солнце,выше сосен и кедров взлетает!..Но, увы, никогда, обреченным,не увидеть вам света дневного…И блуждают, как прежде, во мракенашей внутренней жизни потоки.
АМАДО НЕРВО[185]
Перевод И. Чижеговой
Расчесывала волосы принцесса…
Расчесывала волосы принцесса,и волосы, как золото, сверкали,расчесывая их, она смотреларассеянно сквозь стрельчатую арку.Поля, поля тянулись перед замкоми пыльная дорога:там проходили табором цыганеи нищие, прося о подаянье,и богомольцы,от мест святых бредущие обратнов Кастилию под жгучим летним солнцем,покрытые морским песком и пылью.Потом она смотрела неотрывнона висельника,что вчера повешенбыл на зубце соседней красной башнии там висел, кривясь окоченело,отбрасывая тень свою на стену,смешной и страшный.
Расчесывала волосы принцессаи левою рукой их разбирала,и на прекрасное лицо спускалиськосой волною золотые пряди;в другой руке она держала гребеньслоновой кости, матовый и гладкий.
Расчесывала волосы принцесса,и волосы, как золото, сверкали,и думала она: «Ах, если б в замоквеселый трубадур забрел однаждыв штанах зеленых, черном колпаке,кафтане красном и со звонкой лютней…»А по дорогевсе шли, темнея профилями строгимии древними, цыгане.А на цепяхподъемного моста,на крепостных камнях,крутых уступахдрожали ящерицы в судороге мерной,как впавшие в экстаз факиры,они, в своих кирасах изумрудных,казались крошечными крокодилами…
Расчесывала волосы принцесса,волной ложились золотые пряди…
Скользишь над пропастью моих скорбей…
Скользишь над пропастью моих скорбейты, словно луч луны над бездной вод,мой дух, окостеневший от невзгод,умащивая нежностью своей.
Ты в жизнь вступаешь, я прощаюсь с ней,но, времени опровергая ход,ты, словно луч луны над бездной вод,скользишь над пропастью моих скорбей.
Так пусть горчит надежд отцветших плодлишь на губах поэзии моей, —раз хочет тот, кто создал небосвод,чтоб ты над пропастью моих скорбейпрошла, как луч луны над бездной вод.
Автобиография
Автобиографическое? Я все написал — прочтитестихи мои и поэмы. В жизни моей нет событий;как у счастливых народов, как у матроны почтенной,нет у меня истории: жил жизнью обыкновенной.Милая незнакомка! Ответы мои будут кратки.
С юных лет я Искусству предался́ без оглядки:сдружился с гармонией, с рифмой — служанками Мусагета;легко мог бы стать богатым, но выбрал жребий поэта.— А после?Любил и страдал я, знал радости и мученья.— И много?Вполне довольно, чтоб заслужить прощенье.
Осень пришла
Как я люблю покоймоих непраздных днейи радости уединенья…Веселой канарейки все сильнейзаливистое пенье!
Как воздух свеж и густо напоендревесным ароматом! Неба просиньв окно мне льется… Буен и хмеленснег тубероз, предчувствующих осень.
Уже посеребрила сединавершины гор, и в серой дымке зыбкойвсе тает. Но, беспечна и нежна,природа с просветленною улыбкой
свой неизменный завершает круг.И солнце, нас лучами обещаньяпригрев, бледнеет, словно старый другв минуту неизбежного прощанья.
Как прелесть запоздалая грустнарастений и цветов! Они устали.«Я — осень, осень, — шепчет вам она, —я преисполнена благой печали…
Сменила лето я. В соблазнах женской плотитебе не станет больше мниться рай…Пришел черед таинственной работеума. Теперь молчи и размышляй».
Давайте любить!
Если не знает никто, почему улыбаемся мы,и не знает никто, отчего мы рыдаем,если не знает никто, зачем рождаемся мы,и не знает никто, зачем умираем,если мы движемся к бездне, где перестанем быть,если ночь перед нами нема и безгласна…Давайте, давайте, по крайней мере, любить!Быть может, хоть это не будет напрасно.
Мы квиты
Жизнь! Я тебя прославляю, свой путь завершая земной:ложных надежд не питал я, был труд не напрасен мой,и муки, что ты посылала, были заслужены мной.
И вижу я после долгих лет трудов и борьбы,что сам всегда я был зодчим своей нелегкой судьбы.
Ты чашу то с медом, то с желчью давала мне выпить до дна:но разве душа не бывала то медом, то желчью полна?А если сажал я розы — все розы цвели, как одна.
И пусть зима приходила, губя мой цветущий рай, —но ты ведь не говорила, что вечным быть должен май!
Много ночей проводил я, судьбу за жестокость кляня.Счастливых ночей не сулила ты мне, свою тайну храня…Но были счастливые ночи — были и у меня!
Любил я и был любимым, — мне солнце дарила весна…Жизнь! Мы квиты с тобою! Ты мне ничего не должна!
ХОСЕ ХУАН ТАБЛАДА[186]
Перевод В. Васильева
Оникс
Монах, ты смотришь, как мерцает кроткийлампады свет в объятьях темноты.А в храм уж утро брезжит сквозь решетки.Своих грехов ты рассыпаешь четки.Я плакать бы хотел, как плачешь ты!Святая вера дрогнула, как кроткийлампады свет в смешенье темнотыи утра, что проникло сквозь решетки,и жизнь течет, как траурные четки,печальней слез, что проливаешь ты.
В тебе играет плотское желанье,и высшей красотою ты влеком.Ты как любовник в рвении слепом:в тебе и страсть, и горечи дыханье,что стать могло бы огненным дождем.
Во мне угасло плотское желанье,и высшей красотой я не влеком.Осталось в сердце спящем и слепомлишь горечи тлетворное дыханье,что стать могло бы огненным дождем.
О воин в дебрях памяти всесильной,бессмертной славы радужный посыльный!Ты пал от золотого острия,покрыли лавры твой курган могильный.О, так же умереть хотел бы я!
Храм памяти моей — во мгле всесильнойПрезренного бесславия посыльный,не жду я золотого острия.В пустой груди царит лишь мрак могильныйно лавровых венков не вижу я.
Монах, любовник, воин! Где же нынетот след, что вел меня к моей святынеи навсегда исчез в трясине лет?Моя надежда где? Нет и в помине.Ни бога, ни любви, ни стяга нет.
В стиле хокку