Минос - Маркос Виллаторо

— Кто такой Пински?

— Довольно известный поэт, который пытается сделать поэзию более доступной для… впрочем, это не важно. Он перевел эту книгу. — Я перевернула ее и показала пальцем на обложку, где обозначалась фамилия переводчика.

Маккейб посмотрел куда-то в сторону и растерянно вздохнул. Я догадалась, в чем дело. Все эти легенды наверняка показались ему чем-то странным и не имеющим отношения к делу. К тому же вся эта информация, которую я собирала много часов, так неожиданно обрушилась на него, что он растерялся. Я достала пачку сигарет.

— Однако здесь есть одна проблема, — продолжила я, пристально глядя на босса. — Наш убийца пропустил несколько важных грехов.

— Что? — переспросил Маккейб и навис над столом.

— Дело в том, что для каждого своего убийства в том или ином городе он выбирал тот или иной грех, следуя при этом от одной Песни Данте к другой. «Ад» Данте населен самыми разнообразными грешниками, и Минос, наш Минос, не останавливает свой выбор на каком-то одном. Он проявляет удивительную последовательность и выбирает по одному греху из каждой Песни. Но начинает он не с первой Песни, как следовало бы ожидать, а со второй. И мне кажется, я знаю почему. В первом круге «Ада» помещены люди, которых вряд ли можно обвинить в каких-либо прегрешениях, поскольку они жили задолго до Христа. Иначе говоря, они некрещеные. Поэтому Данте поместил их в ад, но только в самый первый и самый безобидный круг. Там нашли свое место Платон, Аристотель и даже сам Вергилий. Именно поэтому наш убийца начал со второго круга, но позже он перепрыгнул через два важных греха: гнев, или злость, и богохульство. Таким образом, он перешел от греха алчности непосредственно к греху насилия по отношению к другим людям, то есть от трех брокеров фондовой биржи к Хоакину Чэмпу. Не знаю точно, почему он это сделал. Может быть, он просто выбирал тот грех, который легче обнаружить в окружающих его людях. А такой грех, как богохульство или ересь, вообще невозможно обнаружить и определить в современном мире. Что же касается таких грехов, как злость или гнев, то тут вообще надо убивать практически каждого американца, если он, разумеется, не в сумасшедшем доме.

Я улыбнулась от собственной шутки и зажгла сигарету. В душе разлилось приятное чувство удовлетворения от проделанной работы. Маккейб был настолько подавлен свалившейся на него информацией, что даже забыл спросить, каким образом я получила сообщение из Денвера. На самом деле, как мне показалось, он хорошо знал о денверской информации, и это должно было стать моим главным козырем.

— Наш неуловимый убийца, — продолжала я, — вероятно, считает себя Миносом и, очевидно, планирует продолжать свои преступления до тех пор, пока не дойдет до конца этой карты «Ада». А это значит, что нас ждет еще много других убийств. И делает он это все чаще и чаще. Между убийством супругов Мастерсон и моей сестры прошло несколько лет, а сейчас он убивает людей с более короткими интервалами.

Эта мысль была настолько ужасной, что практически лишила меня сил. Я посмотрела на Маккейба, он ответил мне угрюмым взглядом.

— Что случилось? — всполошилась я.

— Он не пропустил эти два греха.

Сигарета выпала у меня из руки.

— Что?

Маккейб вскинул голову.

— Мне сообщил об этом Пирс, агент ФБР. Правда, он приказал мне никому не говорить об этом, в особенности тебе. — Он сделал паузу, но потом, увидев, как я смотрю на него, поспешил объяснить: — Шесть недель назад в полицейский департамент Канзаса пришло письмо, которое оттуда сразу же передали в ФБР. Никаких сомнений, что это очередное письмо от Висперера, или твоего Миноса.

— Кого он там убил? — спросила я сдавленным голосом.

— Они еще не уверены, что это было убийство и что сделал это именно он. Но письмо пришло вскоре после таинственного исчезновения четырех человек из небольшой религиозной общины. Это группа молодых людей, исповедующих какой-то нетрадиционный культ. Они сами сообщили об этом несколько недель назад. Думаю, это что-то вроде общины местных хиппи.

— И они бесследно исчезли.

— Да. Никаких тел пока не обнаружено. Только это письмо.

— А Сент-Луис?

— Пирс ничего не сказал мне про Сент-Луис.

— Но при этом предупредил, чтобы вы не рассказывали мне об этом.

В этот момент Маккейб изобразил из себя оскорбленного босса, давая понять, что я не должна ставить под сомнение его решения.

— Не забывай, Ромилия, что это дело федеральное.

— Тогда зачем же он рассказал все вам?

— Потому что я возглавляю отдел по расследованию убийств, черт возьми. Мне часто приходится общаться с федералами вне зависимости от того, нравится мне это или нет.

Я не нашла слов, чтобы выразить удивление и возмущение одновременно.

— Стало быть, вы утверждаете, что была похищена и убита группа приверженцев какого-то религиозного культа?

— Нет, не совсем религиозного. Это была община хиппи, куда входили люди среднего возраста. Впрочем, подробности мне неизвестны.

Эта новость оставляла Миноса только с одним грехом — гневом. А это более неуловимая вещь, чем богохульство или склонность к ереси. Я была слишком расстроена, чтобы собраться с мыслями. Не могла понять, почему мой босс скрыл от меня такую важную информацию. А сколько еще таких фактов, которые до сих пор остаются для меня неизвестными?

— Пирс пытался связать воедино все эти события? — спросила я и с нескрываемым раздражением показала рукой на две книги.

— Нет, он ничего не сообщил мне насчет Данте. Ничего.

— Стало быть, я могу знать нечто такое, что неизвестно им.

— Да, а это значит, что ты должна доложить ему об этом.

— Почему? — почти закричала я. — Почему я должна докладывать Пирсу о своей работе? Ведь это он со своими федеральными агентами занимается расследованием всех этих убийств.

— Именно поэтому ты и должна поговорить с ним, — повторил Маккейб и быстро добавил: — Это может быть весьма полезным для тебя, Роми.

Я не была уверена в этом и встала со стула.

— Мне уже пора идти, лейтенант.

— Как ты провела время в Новом Орлеане? — спросил он напоследок.

— Я не была… ну, в общем, все нормально.

— Держи меня в курсе.

— Вы хотите еще что-нибудь спросить?

— Больше ничего не хочу знать.

~ ~ ~

Кто-то однажды рассказал мне о поведении волков. Оказывается, в природе они следуют четкому и очень строгому коду поведения. Они всегда передвигаются большими группами и заботятся о своей безопасности. У них есть своя иерархия, однако нередко команды вожака стаи могут быть оспорены представителем низших слоев, и тогда начинается выяснение отношений. Посторонний наблюдатель может прийти к выводу, что оба соперника намерены уничтожить друг друга и что этот поединок не закончится до тех пор, пока один из волков не упадет замертво. Однако до этого дело не доходит. Как только один из волков убеждается в том, что проиграл поединок, он подставляет шею противнику. Он просто поднимает вверх голову, чтобы победитель мог в любой момент вцепиться ему в горло и загрызть соперника.

Но победитель никогда не делает этого. Он видит беспомощность проигравшего и, понимая, что поединок завершен, гордо удаляется прочь.

Я тоже решила обнажить свою шею перед федеральным агентом Пирсом. Трудное решение, учитывая большой багровый шрам на моей шее. Но у него тоже много шрамов, значительно больше, чем у меня. Поэтому я решила поступить так, как подобает честным игрокам: выложить все карты на стол, то есть выяснить отношения и прогнуть перед ним шею.

— Я получила по почте пакет с украденными файлами ФБР от некоего Рафаэля Мурилльо, известного по кличке Текун Уман.

Пирс подался вперед и облокотился на стол. В его единственном глазу промелькнуло что-то похожее на успокоение.

— Вы можете это доказать? — спросил он.

Я протянула ему письмо от Текуна, то самое, которое он прислал мне вместе с пакетом.

— Почему вы не передали мне эти документы раньше? — спросил он.

— Потому что опасалась, что это разрушит все мои надежды собрать более полную информацию об убийстве моей сестры и других жертв. Я намеревалась установить контакт с Текуном Уманом, чтобы выведать у него как можно больше полезной информации.

— Значит, вы признаете, что собирались продолжать сбор информации незаконным методом, общаясь с широко известным преступником? Вместо того чтобы поймать его, вы были готовы установить с ним контакт?

— Да, агент Пирс, я признаю, что не очень хорошо обдумала свои поступки. Точнее сказать, совсем не думала о последствиях. Знаете, у меня были очень нелегкие времена в течение этих нескольких месяцев. — Я не стремилась вызвать у него жалость к себе, зная, что он этого не любит. Тем не менее мне хотелось вызвать у него сочувствие, так как он сам немало пострадал на службе и понес большие потери, включая глаз и ногу. Другими словами, мы оба были жертвами преступников и пострадали ради общего дела. — Этот… чертов шрам отнюдь не стал моим лучшим другом. — Я показала пальцем на шею.