Под знаком Z (сборник) - Антон Текшин

Бородатый рванул руку к поясу, к револьверу Дак-Дака, – правда, ему не доставало ни его скорости, ни реакции. Тони успел первым. Пуля калибром девять миллиметров вошла ровненько меж бровей. Мозги брызнули на стену, и мормон, смешно дрыгнув ногами в воздухе, опрокинулся за диван. Вторая пуля раздробила кисть Пистону, когда тот пытался извлечь револьвер из поясной кобуры.

Тони не любил больших пистолетов, которые наводили его на мысль о компенсации сексуальной слабости владельца. Небольшой компактный «глок» легко прятался в плечевой кобуре под жилеткой из мягкой кожи, создавая обманчивое впечатление безоружности. Специальная пружина – личное изобретение Тони – чуть ли не сама вбрасывала пистолет в ладонь.

Пистон верещал на высокой ноте, баюкая раненую руку. Мормон у печки, несмотря на прибитую к столешнице ладонь, второй рукой пытался приладить обрез на предплечье. Третья пуля закончила его страдания. «И невинным откроется путь в вечность…»

Остался один Пистон. Округлившимися от страха глазами он следил за Тони. Тот извлек из столешницы свою верную наваху, склонился над техасцем.

– Прошу, не убивай…

Кровь кипела, билась набатом в висках. Пуля склонил голову набок.

– Скажи, они тоже об этом просили?

– Кто… кто просил? Я… я ничего не делал.

– Дак-Дак, Джейб Маккой, Сирена Маркус… – Он называл всех тех, кого встретил тогда, в пустой колонии, мертвых, плавающих в собственной крови. Крови невинных. – И невинным откроется путь в вечность…

Джо Пистон начал плакать.

– Прошу, Тони, не надо. У меня жена… дети… Я, может быть, и не слишком хороший человек, но хоть кого-то сделал счастливыми.

– Тогда дьявол постучится и в их дверь. Среди названных мною были и дети, а старина Джейб за всю свою жизнь не обидел и мухи. Они тоже – невинны. Как говорится в вашей книге: око за око, зуб за зуб. Как думаешь, смерть твоей семьи искупит кровь невинных?

– Нет, прошу тебя. Я… мы не виноваты. Это все отец Томас – он нам приказал. Ты же знаешь, откровения пророка-президента равны воле Божьей. Мы не могли ослушаться. Моя семья, мои дети…

– Отец Томас, говоришь?

– Да-да, Томас Холдстеп. Он не мог вас всех простить. Да, за то, что отказались от высшей милости: жизни на не тронутых чумой землях. Те, кто пришел извне, из царства проклятой полусмерти, отказались от жизни в царствии святом! Это было немыслимо для правильных мормонов… Мормонский боженька – это не добрый дядюшка Фрэнки с конфетками в кармане. Да и пророк-президент, этот хренов Глас Божий, не любит, когда от его даров отказываются… Поэтому он и приказал вас всех убрать. Он сказал, что ему было откровение. Я никогда в эту хрень не верил, но ты не знаешь, как Холдстеп умеет убеждать… А чтобы замести следы, пророк-президент приказал купить у охотников парочку дьяволов. Ты же знаешь: они едят и мертвую плоть… Они должны были убрать все следы. Подумаешь, еще одна колония, разоренная мертвяками… Только к Холдстепу ты вряд ли сумеешь подобраться, его и день и ночь охраняет святая гвардия – сущие фанатики, а резиденция в Новом Салеме – настоящая крепость…

– Тогда, – Пуля пожал плечами, вновь раскладывая наваху, – твои слова бесполезны. Я всего лишь человек, воплощение бога мне не по плечу…

– Подожди-подожди! – Пистон перестал плакать, но губы его дрожали, когда с них срывались слова: – Есть вариант. Каждое воскресенье Холдстеп отправляется на молебен в Храм Христа Святых Последних Дней в Солт-Лейк. Его, конечно, тоже будут охранять, но в этот момент есть хоть какой-то шанс подобраться поближе…

Тони Синтаро улыбнулся, холодно и жестко.

– Хорошо, может быть, дьявол и обойдет твой дом стороной. Только, – он замер на мгновение, а потом медленно стянул перчатки, закатал правый рукав. Предплечье почернело; рваные раны, следы от зубов распухли, вывернулись багровым мясом, сквозь прохудившуюся повязку проступил белесый гной. Глаза Пистона округлились, он открыл-закрыл рот, не в силах вымолвить ни слова. Совладав с собой, выдохнул:

– Поцелуй сатаны! Защити меня Боже…

Голод никуда не уходил, а при виде крови лишь расширился, набух, грозясь вырваться наружу. Но теперь человек по прозвищу Шальная Пуля знал, как его утолить хотя бы на время.

– А теперь, – он склонился над Джо, провел лезвием навахи тому по груди и улыбнулся. – А теперь кричи, потому что дьявол голоден.

Руины Солт-Лейк-Сити. Огарки небоскребов, провалившиеся крыши и мертвые автомобили на берегу высохшего озера. Несколько лет назад едва уцелевший во время чумы город стал полем битвы между войсками конфедератов и мормонами, оборонявшими свое нетронутое проклятой смертью царство небесное. На стороне звездно-полосатых была военная техника и бывшие бойцы Национальной гвардии, на стороне святош – фанатичная преданность пророку-президенту и презрение к смерти. Солт-Лейк превратился в огненный ад для тех и других.

Когда же к границам Конфедерации подошли орды ходоков, тем стало уже не до мормонских земель. Армия отступила, а город так и не был восстановлен. Лишь узорчатые шпили городского храма, чудом уцелевшего в войне, возносились над руинами, а невредимый Мороний приветствовал трубным гласом восход нового солнца.

Тони понимал: даже в «барракуде» ему в Солт-Лейк делать нечего. Заваленные обломками улицы, километровые заторы из разбитой техники и огневые точки мормонов, превративших город в огромную крепость, – не лучшее место для последней охоты.

Но Пуля верил в свои силы и возможности своей машины: вместе они уходили от патрулей Конфедерации и дорожных танков Парящих Орлов. Неужели какие-то мормоны, помешанные на своей вере, смогут ему помешать?

«И невинным откроется дорога в Рай…» Он помнил эти слова, сказанные, когда святоши встречали людей, пришедших на обойденные чумой земли с опустошенного, вымершего востока. А провожали их угрюмыми молчаливыми взглядами: ни старина Джейб, ни Дак-Дак, ни вечно разумный расчетливый старейшина Эд Макс не смогли принять тяжелую руку пророка-президента. Им еще казалось, что на западе, в пустынях Лас-Вегаса ждет свобода и счастье.

Тони тоже в это верил, когда вернулся с очередного дела домой, а вместо оживленных трейлеров, полных гомонящих детей, веселого смеха женщин и улыбки, ласковой улыбки Сирены его встретили мертвящая тишина и гнилое дыхание из пасти хищника.

Хищниками их называли на востоке, ближе к мертвому Нью-Йорку, где ночь была опасным временем вне защитных редутов колонии. Парящие Орлы называли их смертопсами, южане – кусаками и черными лоа, а здесь их прозывали дьяволами, потому что от их поцелуя не спасала молитва. Тварей было две. Одна на краю колонии сосредоточенно пожирала тело Лизы Васкес. Ее Тони снял очередью с пулемета – тварь объелась и еле двигалась. Вторая пряталась в трейлере Сирены. Единственное, что успел сделать Синтаро, – это заслониться рукой, инстинктивно спасая шею. Хотя какая разница, куда укусит хищник, – итог один. И его оставалось ждать совсем недолго.