Дети немилости - Олег Серёгин

- Это не значит, что я собираюсь утаивать что-либо от моего императора, - внезапно сказал Эрдрейари.

Я даже привстал в изумлении.

- Онго, не стоит, право…

- Об этом знают даже школьники, в конце концов, - с усмешкой сказал генерал. – Я не могу и не хочу пересказывать речи Лаанги, но роман госпожи Суэри читывал едва ли не каждый первый. Не сказать, чтобы мне это льстило. Литературное мастерство госпожи Суэри бесспорно, хотя кое-где заметны огрехи стиля, а незнакомство почтенной дамы с солдатским походным бытом очевидно. Она не рискнула описывать ход битв, заменив фантазию цитатами из моих дневников. Удачный и умный ход, но какую же я чувствовал неловкость! Признаться, Мори, не думал, что оказаться чьим-то персонажем – это такая плюха.

Я слушал его, глядя в сторону. Онго шутил, но в голосе и во всей фигуре его ощущалось такое напряжение, что мурашки бежали по спине.

- Разве ты не читал этот роман? – негромко спросил он.

Предмет романа не располагал к шуткам. Думал ли я в свои одиннадцать лет, заполночь под одеялом глотая его страницы, что когда-нибудь окажусь на «ты» с самим Эрдрейари…

«Десять тысяч повешенных».

Когда Эрдрейари взял Метеаль, столицу Восточных островов, Царь-Солнце признал поражение и назвал себя младшим братом Аргитаи, повелителя Уарры. Генерал оставил в городе новую администрацию и гарнизон, а сам отправился в Кестис Неггел. Тем временем цвет аристократии архипелага, потрясенный поступком царя, собрался на тайный совет. Предводители жреческого и воинского сословий долго спорили, а потом объявили, что воин дает одну присягу, второй души и второй чести ни у кого нет. Пусть святой господин и отрекся от подданных, но подданные не отрекались от господина.

Они подняли мятеж. Горожане поддержали их. По истечении суток после того, как мятежники захватили дворец Царя-Солнце, на островах Яннии и Тиккайнае не осталось ни одного живого уаррца. В числе жертв был и первый наместник островов, Неи Данари, цесаревич.

Эрдрейари, охваченный страшным гневом, вернул острова Уарре. К Метеали полководец подошел ночью, во главе Особых корпусов. Еще затемно он взял столицу во второй раз; многие бунтовщики попали в руки уаррцев живыми.

«Утром солнце, поднявшись над городом, увидело десять тысяч повешенных». Это была фраза из романа; я помнил ее до сей поры… и песню тоже.

«Как красив, как хорош мой возделанный сад,

Где роса на побегах свежа.

Десять тысяч плодов здесь на ветках висят,

Небывало богат урожай.

Я встаю, надеваю расшитый халат.

Отчего не пройтись мне в тени?

Что ни ветка, ни плод - чей-то сын или брат,

Только лица отводят они…

А, как прежде, над миром ликует заря,

Зелен луг, и река весела.

Частоколом вздымается виселиц ряд -

Вот куда я поутру пришла.

Не дождаться отмщения горькой вдове,

Здесь отец, рядом сын мой и муж...

Так прошелся по нам чужеземный певец -

И хвалу мы пропели ему.

…Бескрайний сад виселиц, плоды его лопаются от спелости, и под слепым небом бесконечно кричит, заходится криком женщина в пышных восточных одеждах; крик ее беззвучен, только небо содрогается, роняя мелкие острые капли, и великий полководец идет среди раскачивающихся трупов, молча, с окаменевшим лицом».

- Милая госпожа Суэри, по всей видимости, была шокирована этой грозной цифрой и не стала ее уточнять, - сказал Онго. – Речь о десяти тысячах действительно шла, но это были не десять тысяч человек, а десять тысяч знатных фамилий. Семьи островитян многочисленны.

- Я знаю, - сказал я.

- По моему приказу было убито куда больше человек, Мори, - сказал Онго. – Дело не в числе, а в роде казни. Вельможи Тиккайная не присягали Уарре и не нарушали данных ими клятв. Ни один из них не испугался бы благородной смерти. Я приказал казнить их с позором... Поклявшись служить отечеству даже мертвым, я дозволил потомкам поднять меня в случае нужды. Мое посмертие было временным сном. Двести лет. Я видел это двести лет.

- И не отказался воевать дальше? – вырвалось у меня.

Онго помолчал.

- Когда на пути своего долга совершаешь чудовищную ошибку, желание отречься невыносимо, - медленно произнес он. – Желание оставить все прежнее, уйти, стать отшельником, искупать вину, творя малое, посильное добро, легко понять. Продолжать путь, понимая суть совершенного, приказать себе быть безупречным и ежесекундно поверять совестью каждый свой шаг, боясь новой ошибки больше, чем можешь описать словами – это выше человеческих сил. Почти что выше.

- Ты вызвался ехать на острова вместо меня, - тихо сказал я.

- Да, - кивнул Онго. – Помимо прочего, мне это было необходимо. Я Воин Бездны, и теперь ноша втройне тяжелей.

Нечто странное прозвучало в его словах.

- Онго, - осторожно спросил я. – Тогда, после разговора с Лаангой, ты усомнился в том, что стал Воином? Я слышал ваш с Кайсеном разговор…

Эрдрейари коротко усмехнулся.

- Нет, - сказал он. – Но я был слишком погружен в свои мысли и потому выразился расплывчато. Это было внове и некоторым образом даже лестно – узнать, что из всех, кто способен принять звание Воина Бездны, я меньше всего подхожу для исполнения этой роли.

Эрдрейари удалился. Личный атомник ждал генерала, чтобы унести его на запад, в Лациаты, где таился коварный исполин кошачьего рода, Пещерный Лев Арияс. Я надеялся, что горец окажется достаточно умен и не станет тратить силы на безнадежные попытки отобрать назад Нижний Таян. Пусть двинется не на имперские войска, которые ему не по зубам, а на диких собратьев.

Скоро должна была прийти Эррет. Она, не удовлетворившись разговором, снова сорвалась в Башню Лаанги, а оттуда, кажется, намерена была отправиться в Дом Теней. Надеюсь, сумеречное сословие не заморочило ей голову… я не понимал, что думают о ней тени, и как сама она относится к теням.

...На Восточных островах Онго любезно заменил меня, но инспектировать войска, расположенные в Лациатах, мне пришлось лично. Я в любом случае должен был посетить новые провинции.

Помнится, покончив с официозом, мы с Эррет прогуливались по живописным окрестностям форта. Оттуда открывался необычайно красивый вид на Восточные Лациаты: бледно-сапфировый гребень, поднимающийся над зеленой страной. Если вглядываться, то за пологим, бесснежным ближним хребтом можно было различить серебряно-белый Аррат, часть Верхнего Таяна. Он походил на низкое облако, удивительным казалось, что и там живут люди… Я видел Нийярские горы, Северный океанский хребет, вулканы Восточных островов, все они прекрасны, но ни одно место на свете не сравнится с Короной Мира. Какое-то купеческое чувство загоралось во мне, постыдное и потешное: приятно было думать, что именно в мое царствование часть Лациат стала Уаррой.