Этюд с натуры - Виктор Тихонович Сенин

— За тобой грибная похлебка, пап, — наказывала дочь. — Ты готовишь вкуснее.

Чистил Жидикин картофель, затем брался за принесенные грибочки — соскабливал с ножек грязь, разрезал гриб, крошил и слушал зеленый шум леса, птичий гомон, перекликающиеся голоса грибников. Поблизости раз от раза сухо скрипело дерево, звук катился с ветром поверху.

После каждой дойки, когда сидели дома, Нина приносила парного молока, наливала полную пол-литровую банку и подносила Жидикину:

— Попей нашего, деревенского. Хворь твою как рукой снимет.

Миновала неделя. Петра Федоровича стало и впрямь не узнать: куда и девались его слабость, потливость. На лице здоровый загар, шутит да подзадоривает всех.

— Хорошо у вас, — сознался однажды. — Так бы и жить…

— Ты и живи, — ответил Николай, муж Нины, молчун по натуре. — Огородина пошла своя — картошка молодая, петрушка, укроп, огурцы. Не стесняйся.

Набрался Жидикин за отпуск сил, хватило их до следующего лета. Отважился даже в Среднюю Азию съездить. Перед дорогой Петр Федорович несколько сник, — путь дальний, пугала жара. Дом оставили в тягостном молчании. Жидикин как будто прощался с ним. Надежда Васильевна уже и не рада была, что затеяла все. Однако муж отмел сомнения, не хотелось ему разрушать дочкину мечту.

Таня закончила восьмой класс, грезила красотами Узбекистана. Мать брала однажды Таню в экспедицию, когда та еще в четвертом классе училась. Довелось им тогда посетить Нарынскую впадину.

Натянутость пропала, как только разместились в отдельном купе и поезд тронулся. Петр Федорович не без улыбки вспоминал свою поездку в Сочи.

— Понравилось ему, видишь ли, — сказала Надежда Васильевна, напуская строгий вид. — Теперь жена с дочерью под боком, не пристанут расфуфыренные.

— Надюш, я что-то проголодался.

Разложили на столике провизию — курицу с аппетитной золотистой корочкой, помидоры, огурцы.

— Чур, мне ножку! — попросила Татьяна.

— Согласен. Тебе и маме по ножке, а мне — грудка.

— Ага! Хитрец наш папка.

— Сказку помнишь о мужике, как он делил по просьбе барина гуся? Барину отдал голову — он хозяин, глава семейства, думать обо всем обязан. Барыне — шею, деткам — крылышки. Себе же взял остальное.

За окнами вагона тянулись знакомые пейзажи, лентой разматывалась дорога.

— В детстве любил босиком бегать, — задумчиво сказал Петр Федорович. — Бежишь — только ветер в ушах да рубаха на спине пузырем. Овраги, лесная чащоба — все облазишь. Занозу загнал, тут же булавкой выковырял и побежал.

Разостлали географическую карту, чтобы посмотреть, где доводилось побывать, и опять припали к окну. Таня забралась на верхнюю полку, смотрела, подперев подбородок ладошкой. Мелькали телеграфные столбы, провода то тянулись нитями к земле, то взмывали к белым изоляторам. Дорога успокаивала, располагала к долгим задушевным беседам. В Сызрани поразило Жидикина обилие грачиных гнезд на деревьях, на опорах высоковольтной линии. За Волгой ошеломила бескрайность пустынных степей.

В Ташкенте ленинградцев встречали шумно и радушно. На перроне ожидали Раиса Макарова с мужем, незнакомая пара. Та самая Макарова, у которой Надежда Васильевна когда-то прямо с порога попросила денег на билет до Кушки. С той поры и дружили семьями.

— Мужа зовут Михаилом, — представила Раиса Кузьминична Жидикину. — Тоже воевал, на фронте ногу оставил. А это наши друзья — Виктор и Тамара Воробьевы. Едем, дорогие гостюшки, прямо к нам. Места в доме хватит.

Во дворе Макаровых под разлогой шелковицей стоял накрытый стол. Пока гости с дороги умывались, Виктор с Тамарой вынесли из дому кровать и поставили возле стола.

— Две-три подушки не забудьте! — наказала Раиса Кузьминична. — Подложим Петру Федоровичу для удобства под бочок. Прошу всех к столу. Наверное, гости наши проголодались. Баснями соловья не кормят.

Уселись шумно, с шутками. Хозяйка выставила сладости — варенье, орехи грецкие и миндаль. Принесла в глиняных чашках шурпу. Затем настал черед вареной баранины. Петру Федоровичу положили ногу.

— Да мне не съесть столько! — пытался отказаться.

Хозяин засмеялся.

— Узбеки так говорят: поесть можно и в столовой, а за столом с дорогим гостем кушают. До захода солнца далеко, спешить некуда.

Виктор разливал по пиалам горячий зеленый чай. Наливал только на треть пиалы, чтобы напиток не остывал. Потом хозяин дома торжественно вынес большой поднос с горой ароматного красноватого плова, с кусками нежной баранины сверху. Плов удался, Михаил не скрывал своего удовольствия.

— Плов готовить мастер! — похвалила мужа Раиса Кузьминична.

— Рекомендую есть руками. Тогда и ощутите вкус.

— Слышал, что плов едят руками, но видеть не приходилось, — сознался Петр.

— Это просто. — Михаил сложил пальцы лопаточкой, зачерпнул кончиками долю плова, прижал к краю подноса, образовав что-то вроде пельменя, поддел снизу и поднес ко рту. — Теперь большим пальцем только подтолкнуть. — И ловко послал большим пальцем порцию в рот.

Первой переняла опыт Татьяна, приноровился и Петр Федорович. Ели да похваливали. Тем временем Виктор принес от водопроводной колонки большой полосатый арбуз — его давно поливала хрустальная струя, — разрезал на куски, красный и сочный. Затем разрезал большую дыню.

Утром Михаил, пока прохладно, повез Жидикина на базар. И опять Петр Федорович поражался красоте и обилию. Яркие краски восточного базара: горки помидоров, огурцов, горького и сладкого перца, баклажаны, хурма и гранаты, виноград, яблоки и груши, персики — круглые и плоские, с ворсистой кожицей и голые, как сливы. Прямо на земле горой лежали арбузы — черные, полосатые, белые, а по другую сторону — дыни. Седобородые узбеки в халатах и тюбетейках продавали лепешки. Нельзя было пройти мимо: хлеб всегда вызывал у Жидикина особое уважение, трудно доставался.

— Бери, сынок, — сказал старик и протянул подрумяненную лепешку. — Другой такой не скушаешь. Давно это было. Приехал в наши места владыка Тимур. Все ему понравилось — виноград, персики, дыни, а больше — лепешки. Велел, рассказывают, взять с собой в поход пекаря. Ушли за пределы земли нашей войска. Много дней двигались, не одну битву выиграли. Затосковал Тимур по дому, велел пекарю испечь лепешек. Принес их мастер, разломил повелитель одну — нежна и душиста, а не такая, какой угощали на отчей земле. Прогневался Тимур, но пекарь просил слово молвить. И так ответил грозному Тимуру: «Все ты взял, владыка: муку, соль, воду. Одно не смог взять — наш воздух».

Надежда Васильевна уехала вскоре в экспедицию. Мужа по возвращении не узнала: загорел, окреп, не вспоминал о больных почках. Арбузы и дыни, южное солнце сделали свое.

— Знаешь, я много думал, — сказал Петр жене вечером, когда они остались одни под старой шелковицей. — И уяснил одну суть. Ты мне не только дала жизнь. Ты мне мир открыла.

— А ты — мне, — ответила она.

Татьяна поступила в Политехнический институт, училась, как