Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Славик, ты что?
— Я к тебе иду…
— Ты сошел с ума! Не смей! Упадешь, Слава!
Но он уже стоял посреди лодки, держась за поручни, за те самые, которые сжимала Норина рука. Лицо его было совсем близко от ее лица.
— Я хочу поцеловать тебя. Я ведь ни разу тебя не целовал!
Снизу донесся крик механика:
— Эй, малый, перестань хулиганить, слышишь?!
— Я не хулиганю, я хотел ей на ухо слово сказать!
— На земле места нету, что ли?
— Нету, понимаешь? — заорал Славик. — Нету на земле места, и нету на земле времени!
— Ты что, дурак? — спросил снизу механик. — Знал бы, что дурак, не пустил бы в лодку!
Он сердито повернул рычаг, дно лодки громыхнуло по поднявшейся тормозной колодке, скорость сразу убавилась, а через минуту лодка остановилась. Все стало на свои места — и «чертово колесо», и дети, и аттракционы, и площадка… Славик вышел из лодки, взял протянутую Норину руку, помог спуститься.
— Возьми меня под руку, у меня ноги подгибаются, — сказала Нора. — Я сейчас упаду.
— Тут не страшно упасть, всегда можно подняться, — сказал Славик, беря ее повыше локтя. — Даже синяка не будет. — Он повернулся к механику: — Любовная лодка разбилась о быт… Привет, шеф!
— Где разбилась? Чего врешь? — возмутился механик.
— Вру, — согласился Славик. — У нас свобода слова, хочу — вру, не хочу — не вру! А вот ты целую минуту зажал, я по часам сверял, вместо десяти минут мы катались девять.
— Что-о? — озлился механик.
— Ладно, не бойся, жаловаться не буду, я сегодня добрый.
— Знал бы, что ты дурак, не пустил бы в лодку, — повторил механик.
— А ты в другой раз потребуй справку о состоянии здоровья.
Они опять пошли по аллее. Нора высвободила свою руку из Славиной и пошла на несколько шагов впереди. Слава сорвал ветку акации с аккуратненькими рядами листиков и стал обмахиваться ею.
— Зачем ты это сделал, Слава?
— Что сделал?
— Ну там, на лодке…
— Надо же было показать людям, как я страдаю!
— Ты действительно дурак.
— Механик это понял раньше тебя. Скажи что-нибудь поновее.
— Ты глупый, развязный мальчишка.
Он свернул с аллеи, сел на землю, опустив ноги в высохшую поливочную канаву с почерневшими водорослями по краям.
— Нора.
— Что?
— Помнишь, когда мы вышли из кино, и ты из автомата звонила куда-то?
— Помню.
— Ты звонила к нему?
— Да.
— Понятно.
— Ну что?
— Если бы ты променяла меня на этого Чорекчяна, я бы тебя убил.
Нора быстро повернулась к нему:
— Повтори, что ты сказал!
— Мою двухкопеечную монету, говорю, жалко…
— Слава, умоляю, повтори! Повтори, что ты сказал!
Славик с недоумением посмотрел на ветку акации и отбросил ее прочь.
— Если бы ты вышла за Чорекчяна, я бы убил тебя. Но ты этого не сделала.
Нора смотрела на него и улыбалась, а по бледным щекам ее катились слезы, и она вытирала их кончиками пальцев. Она поняла, что Славик прощал ее. Она поняла и то, что Славик прощался с нею, прощался без крика, прощался тихо, продолжая любить ее.
— Я тебе буду писать, можно? — спросил он.
— Как это писать? — не поняла Нора.
— Через неделю я уеду. В Каджаран, на большую стройку.
— И будешь жить в палатке?
— Черта с два, в палатке! Там уже, говорят, дома начали строить. Не удастся пожить в палатке.
— Насовсем?
— Насовсем, если понравится.
— Чем же тебе не нравится Чорекчян? — спросила она. А слезы все катились по ее щекам, катились сами по себе, и не было с ними сладу. — Чем он тебе не нравится?
— Черт возьми, перестанешь ты наконец задавать идиотские вопросы? — заорал на нее Славик.
— Чем он тебе не нравится?
— Тем, что здорово разбирается в модах на платье! Во всяких там разных модах! А теперь уходи!
— Не могу, Слава.
— О, черт! С ума можно сойти с этими бабами! Почему не можешь? Ну почему, скажи?
— Не знаю.
Нора подошла к нему, посмотрела сверху вниз на склоненную кудлатую голову. И почувствовала, как ладонь Славика ласково прошлась по ее ноге, от коленки вниз, и задержалась на изгибе стопы.
— Знал, старый хрыч, куда смотреть.
Нора склонилась над Славкиной головой, быстро поцеловала в затылок и пошла к выходу из парка.
Она уходила все дальше и дальше и наконец совсем исчезла за деревьями.
Августовское солнце било в окна, сноп косых лучей, перерезав комнату, квадратом распластался на паркете, прихватив полоску ковра. Нора в одной рубашке стояла на этом квадрате, до пояса облитая золотистым светом, и прикидывала, что ей надеть на сегодня; день был воскресный, Фрид сказал, что сегодня они поедут к Ибрагиму домой. Коробов с женой тоже будут там.
Нора поискала в гардеробе и достала то самое платье, в котором она в первый раз пришла к
