На «Баунти» в Южные моря - Бенгт Даниельссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Три дня скитались беглецы без смысла и без цели, наконец увидели, что провиант на исходе, и, совершенно убитые, не придумали ничего лучшего, как вернуться в Папару. Темарии вовсе не хотелось потерять столь мощную наемную армию в миг, когда он больше всего в ней нуждался. Поэтому он принялся умолять англичан, чтобы они скрылись в горах, пообещал дать им проводника, снабдить припасами. Большинство мятежников охотно приняли его помощь, и опять к ним почему-то присоединились несколько лоялистов. Впрочем, столь же безрассудно поступил мятежник Эллисон: он остался на шхуне с лоялистами Моррисоном и Норманом, которые наконец-то решились идти в Матаваи и добровольно сдаться командиру «Пандоры».
Для Темарии это значило бы остаться без шхуны, чего он не мог допустить. И вождь захватил всю тройку в плен. Через два дня — вернее, через две ночи — вдруг появился Браун и вызвался, как и подобало истинному другу, помочь им ускользнуть от своих сторожей. Побег удался, хотя и не без труда. Сперва на пироге, затем пешком они двигались вдоль западного побережья, и никто из жителей области Атехуру, которая сильно пострадала от войны, не воспользовался случаем, чтобы по заслугам отомстить им. На полпути в Матаваи они, опять-таки с помощью подозрительно услужливого Брауна, нашли одну из шлюпок «Пандоры», разбудили дежурного офицера и назвались ему. II как же были удивлены и возмущены лоялисты Моррисон и Норман, когда их бывший товарищ Хейворд, прибыв на шлюпку, недолго думая велел связать их и так отправил на корабль. Еще более унизительным был прием на «Пандоре»: капитан Эдвардс, не вдаваясь в объяснения, приказал заковать всех троих в кандалы и отвести вниз, где во временной тюрьме уже сидели их товарищи по несчастью: Коулмен, Стюарт, Хейвуд, Скиннер и Бирн. Естественно, Норман и Коулмен, которых Блай обещал оправдать, поскольку их задержали силой на «Баунти», были вправе возмущаться таким обращением. И ведь Блай сдержал обещание, в своих докладах адмиралтейству он сообщил, что четверо из спутников Крисчена ни в чем не повинны. Капитан Эдвардс отлично это знал, но ему были даны определенные инструкции, причем не делалось никаких различий между мятежниками и немятежниками по той простой хотя и жестокой причине, что в таких случаях все считались виновными, пока суд не разберется и не вынесет своего решения.
Капитан Эдвардс хотел было взять Темарии в заложники, чтобы заставить его подданных выдать беглецов. Но он но был уверен в успехе, а потому предпочел отправить в Папару двадцать пять солдат во главе с Хейвордом и Брауном; другому лейтенанту он велел взять шестнадцать человек и идти напрямик через остров, чтобы выгнать бунтовщиков из горных укрытий.
В это время на корабль явился трусливый Мате и, спеша выслужиться перед капитаном Эдвардсом, преспокойно вызвался помочь ему выловить последних солдат наемной армии, которая так верно ему служила. И как же он возмутился, когда обнаружил, что Браун перещеголял его в вероломстве: англичанин подкупил нескольких островитян, и те ночью провели его в скромный лагерь, где спали ничего не подозревающие мятежники. Браун хладнокровно проверил, все ли на месте, ощупав пальцы их ног: в отличие от таитян, которые ходят босиком, у европейца пальцы на ногах смяты обувью. На следующий день лагерь окружили солдаты, и беглецы, попытавшись — довольно вяло — оказать сопротивление, сдались в плен. Так что, когда люди Эдвардса, которые карабкались через горы, борясь с трудностями и опасностями, чуть живые добрались до Папары, им оставалось лишь возвращаться обратно.
Арест последних бунтовщиков не только принудил Мате отказаться от всех своих захватнических планов в тот самый миг, когда один шаг отделял его от полной победы, но и поставил его вдруг в чрезвычайно опасное положение. Первой мыслью Мате, как всегда, было бежать, и он принялся умолять капитана Эдвардса, чтобы тот взял его с собой в Англию. Но Эдвардс в нем больше не нуждался и ответил решительным отказом. Тогда Мате укрылся в горах.
Казалось бы, все вошло в старое русло, на Таити снова воцарился мир, но вмешательство англичан с «Баунти» в политические и военные распри островитян катастрофически повлияло на судьбу будущих поколений. До тех пор на Таити царило удивительно устойчивое равновесие, надежно ограждавшее таитян от тирании и диктатуры. Стоило одному вождю увлечься честолюбивыми замыслами, как остальные откладывали в сторону взаимные раздоры и сговаривались против него. Поскольку возникавшие союзы были примерно равны по силе и вооружению, удавалось без особого труда восстановить статус-кво. По все то время, что на острове жили сепаратисты, Мате единолично располагал наемниками с огнестрельным оружием, и это позволило ему впервые в истории острова нарушить равновесие, победив могущественное государство Атехуру.
И пусть Мате (он вскоре принял имя Помаре, под которым его обычно и знают) не сумел при жизни осуществить свою мечту, он заметно продвинулся к цели и указал другим, как к ней идти. Его сын Ту не замедлил продолжить дело отца, едва дорос до настоящей власти. Предусмотрительно заручившись дружбой английских миссионеров и капитанов, создав себе армию наемников, он в конце концов много лет спустя, после кровавых сражений и страшных расправ, сумел стать единоличным владыкой острова.
Вернемся, однако, на «Пандору». Как только стали поступать пленные, Эдвардс первым делом велел устроить для них тюрьму. По его приказу плотники в задней части шканцев сколотили нехитрое сооружение, которое его обитатели с присущим англичанам юмором тотчас назвали «ящиком Пандоры»[10].
Площадь, на которой жались четырнадцать заключенных, не достигала восемнадцати квадратных метров — 5,4 метра в длину, 3,3 метра в ширину. Единственный вход — через небольшой люк в потолке — естественно, открывался только снаружи. Для вентиляции в стенах было два окошечка, забранных решеткой. Возле люка стояли двое часовых, один гардемарин дежурил около стен «ящика». Всем на корабле запрещалось разговаривать с арестантами; исключение было сделано только для старшины корабельной полиции, да и то он отвечал лишь на вопросы, касающиеся рациона.
В оправдание Эдвардса можно сказать, что он не знал подробностей мятежа, для него все его заключенные были коварными, кровожадными бандитами, шайкой головорезов, способных склонить и команду «Пандоры» к бунту. Эдвардс считал необходимым безопасности ради предотвратить какое-либо общение между пленниками и матросами, потому он и велел поставить «ящик» на шканцах, где разрешалось ходить только офицерам.
Судовой врач «Пандоры» Гамильтон, автор небольшой занимательной книжки об этом плавании, считал «ящик» самым приятным местом на борту. На деле там было далеко не так приятно: кандалы (их проверяли при каждой смене караула) крепко сжимали руки и ноги узников, вызывая опухоли и ссадины. Всем выдали койки, но их приходилось расстилать прямо на досках, так как подвесить было негде. Красноречиво описывает жизнь в «ящике Пандоры» Моррисон: «В штиль там было так жарко, что пот струями стекал в шпигаты, и вскоре к нам наползли черви. Койки нам выдали грязные, кишащие насекомыми, и пришлось лежать на голых досках. Наши друзья хотели передать нам одежду, но им не разрешили, и мы спали нагишом. Назойливые насекомые и две параши усугубляли наше бедственное положение».