Особо дикая магия - Эллисон Сафт

Но значит ли это хоть что-нибудь? Ему некогда ни разбираться в мешанине своих чувств, ни фантазировать – нет, даже позволить себе отвлеченную мысль о том, чтобы зацеловать Маргарет Уэлти до беспамятства прямо на полу в лаборатории ее матери. Ему надо сосредоточиться на алхимии, на победе, на том, как разобраться, что, черт возьми, все время идет не так у него в трансмутации.

От этого зависит все. Его будущее. Здоровье его матери. Обеспеченность его семьи. Он не может позволить себе профукать этот шанс так же, как все остальные.

Дело в том, что его трансмутация действует. Если она нанесла такой ущерб дереву, страшно даже представить, что она сделает с лисом. Но она слишком проста, слишком очевидна, и он не видит смысла в попытках добиваться ярких эффектов, если нельзя разойтись вовсю. Он хочет не просто разлетающихся обломков – ему нужны искры. Для огня требуется сочетание тепла, топлива и кислорода. Двух последних, кислорода и топлива, у него навалом. А это значит, что ему по-прежнему не удается генерировать восемьдесят градусов, необходимые для воспламенения.

Пока возвышающиеся вокруг деревья сменяются золотистыми холмами, он мысленно пробегается по формулам. Маргарет предпочитает ружейные пули весом примерно десять граммов, значит, можно алхимически зарядить их десятью граммами coincidentia oppositorum. Больше тысячи раз он вычислял массу каждого вещества, участвующего в этой алхимической реакции, и испробовал их почти во всех мыслимых сочетаниях. Наиболее удачной оказалась смесь из шести граммов песка, двух граммов осмия и двух граммов камфары. Результатом стала пуля достаточно легкая, чтобы увеличить суммарный импульс системы, и вместе с тем весьма плотная, чтобы сохранить тепло экстракта камфары и вспышки пороха. Он, конечно, мог бы попробовать дистиллировать что-нибудь другое, но вряд ли разница будет существенной, ведь речь идет о таких малых количествах…

Из размышлений его выводит компания охотников верхом на лошадях, чуть не затоптавших его. Испуганный возглас Уэса заглушен громовым топотом копыт на четыре счета. Всадники оставляют за собой полосу взрытой грязи, а по другую сторону ограды пастбища Уэс видит еще одно многозначительно чернеющее пятно вдалеке, на поле.

Как и ожидалось, становится только хуже. Более существенный ущерб, нанесенный не только лошадям и виноградникам, – всего лишь вопрос времени.

К тому времени, как Уэс достигает самого Уикдона, он буквально тонет в людском потоке. Улицы окаймлены рыночными палатками, где торговцы расхваливают составы для полировки оружия и охотничьи куртки, яркие и блестящие, как драгоценности. Уэс выставляет вперед свою сумку, пользуется ею как тараном, проталкиваясь сквозь толпу. Народ скапливается вдоль периметра городской площади, теснится на балконах ближайших к площади домов, вытягивает шеи, заглядывая друг другу через плечо и устремляя взгляды в центр площади, где организаторы охоты расставили столы четкими, геометрически правильными линиями, подобными алхимическому построению. Ветер вырывается из переулков, приносит запахи табака, пота и спиртного. В тисках собственного страха и пьянящего возбуждения, которое носится в воздухе, Уэс не может не думать о том, что ему предстоит присутствовать на публичной казни.

Когда он наконец вваливается на площадь, какой-то человек в алой куртке проводит его к отведенному ему рабочему месту. Уэс ставит на стол сумку и, пока осторожно выгружает инструменты, успевает наблюдать за приходом других алхимиков. Они являются стаями, как элегантно одетые волки, все до единого уверенные в себе и раскованные, словно им это далеко не в новинку. Некоторые останавливаются поболтать и обменяться рукопожатиями с судьями. Их наручные часы и запонки поблескивают золотом под светом уличных фонарей, и Уэс вдруг ощущает укол горькой тоски. Кого он обманывает своим присутствием здесь? Даже если он победит, даже если добьется приема в лучший университет страны, ему никогда не стать ровней этим людям.

– Нервничаешь, парень?

Уэс вздрагивает. Невысокая, коренастая женщина лет двадцати пяти стоит за соседним столом. Выговор у нее дануэйский – слабый, но отчетливый, и платье тоже столичное, с оборками, длиной до колен, расшитое искрящимся стеклярусом. Концы ее подвитых пепельно-каштановых волос спускаются из-под фетровой шляпки и плавно загибаются на уровне подбородка.

Уэс отвечает ей самой естественной улыбкой, на какую сейчас способен. И чувствует, что улыбка получается дрожащей.

– Нервничаю? Нет, ничуть.

– Да это ничего. Я тоже нервничала на своей первой охоте. Джудит Харлан.

Сникнув, он отзывается:

– Уэстон Уинтерс.

Харлан оглядывает его с головы до ног, и он с мучительным стыдом сознает, что поношенный отцовский пиджак собирается складками у него на плечах. Это портит общее впечатление от костюма, но куда хуже выглядели бы не в меру длинные рукава. И потом, сегодня холодно, а привычная тяжесть пиджака успокаивает его. Он с трудом подавляет желание подергать себя за узел галстука.

– Пятый Околоток, да?

– Ага. Верно.

– Так я и думала, – грустно отзывается она. – Ладно, так что тебя гложет? Вид у тебя, будто сейчас упадешь в обморок.

Уэс не настолько наивен, чтобы доверять ей, хоть она, кажется, настроена доброжелательно. Неловко нащупав невозмутимый тон, он нараспев говорит:

– Да вроде бы ничего. Изнурен прекрасными дамами, и только.

– Господи, – она сипло смеется. – Пожалуй, мелковат ты для меня. Сколько тебе – семнадцать?

Он чувствует, как кончики ушей вспыхивают от унижения, но ухитряется ответить так, чтобы не казалось, будто он оправдывается:

– Вообще-то восемнадцать.

– Все едино. Я вовсе не пытаюсь подковырнуть тебя.

– Я… – Он проводит обеими пятернями по волосам и сразу же раскаивается в этом. Несколько упрямых прядей вырываются на свободу, несмотря на весь изведенный гель, которым он уложил их утром, и падают ему на лицо. Теперь с ними уже ничего не поделаешь.

– Что-то никак не получается придать системе достаточно энергии. Не понимаю, в чем ошибка.

Харлан сочувственно мычит.

– А вычисления проверял?

– Конечно.

– И трансмутацию испробовал несколько раз? – Заметив, как он нахмурился, она жестом капитуляции вскидывает руки. – Ладно, ладно, не надо этих убийственных взглядов. Я же просто спросила. Послушай, если система алхимически стабильна, тогда проблема в тебе.

– Во мне? – запинается он. – И что это значит?

– Можно быть блестящим химиком, но посредственным алхимиком, и… так что, ты хороший химик?

– Сносный.

– Неплохо. Будь мы блестящими химиками, сидели бы где-нибудь в фармацевтической лаборатории. Но алхимия – это еще и интуиция, верно? А не точная наука. Это… ну, словом, это магия. Именно ты направляешь и контролируешь энергию, циркулирующую в ходе реакции. Не только законы материи определяют, что происходит, – еще и ты. – Харлан стучит себя в центр груди, именно в то место, где он чувствует в себе искру, когда выполняет трансмутацию. – Может, ты сдерживаешься, а